Поселок Николина гора Одинцовского района Московской области в 30-40-е годы был закрытой территорией – здесь располагался дачно-строительный кооператив работников Академии наук и искусства. Физик Капица, полярник Шмидт, ботаник Островитянов, первый нарком здравоохранения РСФСР Семашко, писатели Новиков-Прибой и Михалков – их имена и сегодня на слуху, хотя о былых дачах мало что напоминает: сегодня на их месте располагается этно-культурный комплекс «Хаски-парк», который дает возможность познакомиться с культурой и бытом северных народов. Корреспондент «МИР 24» узнал о том, что рассказывают о себе чукчи и другие народы Крайнего Севера, приехавшие в Москву несколько лет назад.
– Девять!
– Семь!
– Пять!
Гости парка по очереди выкрикивают предположительные варианты того, сколько тысяч километров пролегает между Москвой и Анадырью. Все ошибаются – оказывается, что города разъединяют шесть тысяч километров. Когда речь заходит о хаски, дети, предвкушающие встречу с ними, начинают капризничать и просят скорее показать им собак – как потом оказывается, они свободно перемещаются по территории парка.
Чукчи, одетые в кухлянки и малахаи, встречают гостей приветственным танцем – кружат вокруг костра, изображают радость от встречи и поют мелодичную песню, в которой не улавливаешь смысл – только мотив. После этого низкорослый и шустрый чукча по имени Ростислав приглашает всех пройти в ярангу – он ждет, пока все удобно усядутся полукругом на оленьи шкуры вокруг костра и замрут в предвкушении занимательных историй.
Ростислав рассказывает, что полено, которое лежит перед входом в ярангу – это один из оберегов жилища. Считается, что каждый, кто перешагнул через него, прошел обряд очищения от злых духов – их ни в коем случае нельзя занести в ярангу. Для закрепления «эффекта» необходимо окропить треногу, служащую основанием яранги и само жилище с наружной стороны оленью кровью.
При строительстве яранги важно учитывать, что ее двери могут смотреть только на восток. В западной части яранги расположено царство мертвых – ноги во время сна должны быть направлены только туда. С левой стороны спят дети, с правой – взрослые. Для создания одного рэтэма – покрытия яранги – требуется не меньше 250 шкур оленей. Их принято сшивать вручную. Чтобы поддерживать свет и тепло, в яранге зажигают жирник – свечу, изготовленную из жира нерпы.
Главная особенность рыбного промысла Чукотки – разрешение Китобойной комиссии Чукотского полуострова на добычу кита. Федеральные власти ежегодно выделяют региональному правительству соответствующую квоту. Мясо животного не экспортируют – его используют исключительно местные жители.
Интересно еще то, что чукотские граждане, решившие остаться жить в центральных районах России, обязуются отработать средства, которые были на них потрачены – регион заинтересован в том, чтобы местные не покидали родные земли. При этом раз в два года каждый житель Чукотки может бесплатно слетать в Москву – билеты оплачиваются в оба конца.
Главный праздник чукч приходится на первое воскресение апреля – они празднуют рождение оленят, которые обычно появляются на свет в это время и вскоре приучаются к самостоятельной жизни. Наступление тепла не отмечено в календаре чукч как красный день календаря, но все жители с нетерпением ждут марта – в этом месяце на полуостров обычно приходит первый ледокол, и начинается поставка привозного продовольствия. В первую очередь им снабжают детские учреждения и больницы. В холодное время продовольствие доставляют только по воздуху.
«Лето кормит зиму», – заговорщически говорит Ростислав, имея в виду то, что в тундру полноценное тепло приходит всего на два с половиной месяца. Разговоры о коротком световом дне привычны для него – так же, как и сам специфический климат. Зимой световой день на Чукотке начинается в 10:00 и заканчивается в 15:00. Недостаток света и тепла, по словам Ростислава, с лихвой компенсируется уникальным зрелищем – северным сиянием. Он считает московскую зиму более лютой – говорит, что благодаря сухости воздуха в Анадыри может ходить там при минус 20 без шапки и не чувствовать холода. В Москве, по сравнению с чукотской столицей, воздух более влажный, оттого и холод ощущается сильнее.
Кухлянка – шкура оленя, вывернутая наизнанку и коротко остриженная. На Чукотке их носят тундровые жители. Те, кто живут вдоль береговой линии, используют для изготовления одежды шкуры морских животных. Кухлянка украшена оберегами – бисерной вышивкой в форме круга, символизирующей солнце. В те времена, когда бисера еще не было, украшения делали из бивней моржей – так развивался косторезный промысел. Вместо нити эскимосы использовали подшейный волос оленя – техника непростая и под силу не каждой мастерице.
Когда в тундре рождается ребенок, для него шьются пинетки из пыжика – шкурки маленького олененка. Оленьи шкуры используются и в производстве музыкальных инструментов – так, к примеру, для изготовления бубнов альтернативой этому материалу может послужить разве что желудок моржа (его используют преимущественно «береговые» жители).
Коренная чукча Ольга – девушка лет 27 – рассказывает, что «северные» музыкальные инструменты, как правило, отличаются по звучанию друг от друга: у жителей тундры они более звонкие.
«Выглядели они в древности совершенно по-другому, а звучали примерно так же», – Ольга задумчиво рассматривает варган. Через минуту инструмент будто оживает. Девушка искусно извлекает из инструмента мистически-таинственные звуки и обертоны, напоминающие о связи северных кочевников с языческой культурой. Чередует сопрано с горловым пением, успевая при этом удерживать динамичный ритм игры. Кажется, что если выступление затянется, толпа просто впадет в длительный транс.
Хаски впервые появились на Аляске, это произошло в период золотой лихорадки – времени активного освоения этой территории. Потребность в транспорте была особенно острой. Считается, что предками аляскинской хаски была чукотская ездовая – на нее был особенно высокий спрос.
«Наши предки проводили селекцию. Агрессивных, более злобных щенят отсеивали, оставляли более добрых», – говорит Виктор, работник парка.
Он убежден, что хаски лучшие няни. Вспоминает свое детство, когда папа на весь день уходил на рыбный промысел, мама тоже работала.
«Мне тогда было полтора-два года, я только начал ходить. Хаски временно заменяла мне маму», – говорит Виктор.
Он рассказывает о гонках на собачьих упряжках, популярность которых довольно быстро возросла на Камчатке и Чукотке. Чтобы чукотские собаки побеждали, их скрещивали с легавыми и борзыми, чьи скоростные характеристики были в разы выше. Со временем всех хаски поделили на три вида: рабочих, ездовых и выставочных. Первые использовались для транспортировки грузов и отличались особой выносливостью – за сутки рабочая хаски может проехать более 200 км по бездорожью. Ездовым, в отличие от рабочих, требуется при таких нагрузках полноценный отдых, и живут в конурах, тогда как их «собратьям» не требуется крыша над головой. Выставочные хаски – это те, которых мы привыкли видеть в рекламе.
Гости «Хаски-парка» оживляются, когда Виктор начинает представлять каждую собаку по отдельности. Одну из них зовут Крым – пес молодой, ему чуть больше года, выглядит спокойнее остальных.
За всеми собаками ухаживает завхоз дядя Саша – шепелявый старичок в квадратных очках и спортивной шапочке с надписью «Russia». Говорить с ним в окружении хаски приходится на полтона выше – собаки воют так жалобно и с такой силой, что звук эхом разносится по всем лесным окрестностям. Пять собак живут у дяди Саши дома – полгектара жилплощади умещают их всех без труда. Собак кормят просрочкой, и дядя Саша признается, что и сам не брезгует этими продуктами. «Крольчатину, индейку, кости, мраморное мясо, рыбу – им привозят все», – поясняет завхоз.
Мужчина говорит, что принимать у хаски роды – плевое дело. «Если сука неопытная, помогаю ей разорвать родовые пузыри», – спокойно говорит он. Кажется, ему знакомы все собачьи повадки, которыми могла наделись эту породу природа. Пес Амур очень любит играть с бубончиками на шапках, Буй много гуляет в одиночестве, и его не всегда тянет к людям, братья Чук и Гек чувствуют друг друга на расстоянии. За Буя дядя Саша переживает больше всего – боится, что однажды его могут украсть.
В чукотских танцах, как в музыке и образе жизни в целом, чувствуется связь с языческой культурой – в этом есть что-то магически притягательное. Они зажигательно танцуют вокруг костра, изображая в движении, как купается чайка, плавает нерпа, каркает ворона. Толпа охотно повторяет за ними.
Ростислав, Ольга и Виктор говорят, что по родине не скучают, потому что жизнь сейчас там нелегкая – во времена, когда Абрамович был губернатором Чукотского автономного округа, жилось проще. Если в Анадырь отправить фрукты, они, скорее всего, останутся не съеденными – настолько сильно родственники привыкли к мясу и рыбе. Потребности в другой еде у них нет.
Каждый из чукч «Хаски-парка» готов продемонстрировать мастерство в охоте на оленя – все они мастерски владеют лассо, и чтобы объяснить москвичам, как выглядит этот жизненно важный для них навык, предлагают самостоятельно закинуть смотанную веревку на оленьи рога. С первого раза не получается даже у самых ловких. Невольно задумываешься, что северный народ, максимально приспособленный к выживанию, несправедливо сделали анекдотическим персонажем.
Подробнее в сюжете: Культура и искусство
