Даже советские архитекторы не предлагали так радикально перестроить патриархальную Москву, как предлагал это сделать французский архитектор Ле Корбюзье. Правда, знаменитому французу разрешили построить в столице всего один дом; остальное, в той или иной интерпретации, сделали за него советские зодчие. Где находится первый в Советском Союзе оупенспейс, существует ли связь между французским архитектором и программой реновации и с помощью какого наркотика Корбюзье собирался помочь всем москвичам, читайте в материале «МИР 24».
Советские хрущевки, как мыльные оперы, делятся на серии, почти каждая из которых является продолжением предыдущей. Идею серийности в архитектуре предложил в начале XX века Ле Корбюзье.
«Надо повсеместно внедрить дух серийности, серийного домостроения, утвердить понятие дома как промышленного изделия массового производства, вызвать стремление жить в таком доме…», — писал он в 1921 году в журнале «L’Esprit Nouveau».
В этом же издании были опубликованы знаменитые основополагающие признаки функционализма Корбюзье, которые сводятся к нескольким пунктам: использованию чистых геометрических форм (в основном прямоугольных), отсутствию сильно выступающих деталей на фасадах зданий, использованию в строительстве готовых панелей из стекла и железобетона, простой цветовой гамме. И никаких архитектурных излишеств, как старой в Европе. Никаких скульптур, колонн, шпилей и лепнины.
«Массовым производством типовых элементов дома» должна была заниматься тяжелая индустрия, писал Корбюзье. После производства типовые элементы дома должны свозиться на место строительства и собираться как конструктор. Именно это и случилось в советской Москве, когда денег на сталинский ампир стало не хватать.
Форма и планировка первых хрущевок тяготеет к «жилым единицам» Корбюзье, построенным им по принципам функционализма в 1957— 1959 гг. (Нант-Резе, Берлин, Брие-ан-Форе). Однако она имеет несколько отличий от образцов француза: в первых хрущевках («К-7») было решено в целях экономии отказаться от балконов, в большинстве из них отсутствуют лифты. Как у француза, жилая площадь хрущевок рассчитывалась на среднестатистического человека, но была, правда, меньше – для Корбюзье таким человеком был житель Европы ростом 1,82 м.
Есть у панелей Корбюзье и другое важное отличие от московских серийных продуктов: в отличие от большинства столичных хрущевок, дома Корбюзье не попадают под реновацию – они строились не для временного переселения, а для жизни.
Ле Корбюзье симпатизировал коммунистам. Во всяком случае, так считали немцы, занявшие Париж в 1940 году. Возможно, больше чем советской идеологии Корбюзье симпатизировал советским архитекторам.
В 1930 году он побывал в Доме Наркомфина в Москве. Авторы дома, Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, показали архитектору дом переходного типа – от буржуазной среды к социалистической коммуне: планировка дома была устроена так, что семьи должны были не замыкаться от соседей в собственных четырех стенах, а встречаться с ними в длинных коридорах, обедать в общей столовой, посещать общий спортзал и библиотеку, водить детей в один детский сад – все это помещалось внутри дома.
Дом Авиаторов на Беговой улице. Источник: wikipedia.
Идеи дома Наркомфина в Москве Ле Корбюзбе использовал при строительстве своей «Марсельской единицы» – множество квартир, соединенных коридорами-улицами, поставленный на «ножки» жилой каркас. Спустя несколько десятилетий переработанный проект советского дома, построенный Корбюзье во Франции, вернулся в Москву – тоже в переработанном виде. В 1977 году архитектор Андрей Меерсон построил Дом авиаторов на Беговой улице, известный как «Дом на ножках». Этот дом близок к марсельскому по пропорциям и так же был поставлен на ножки (для циркуляции воздуха), а его скошенные опоры несли следы деревянной опалубки (любимой Корбюзье).
По образцу «Марсельской единицы» построен и Микрорайон нового типа («ОПЖР») рядом с метро «Чертановская» – часть зданий стоит на ногах, а корпуса дома соединены длинными коридорами, в которых (как предполагалось) жители могли устаивать встречи и праздники, а не складывать свои санки и велосипеды (как потом получилось).
…и Китай-город предлагал французский архитектор.
По легенде, Ле Корбюзье, осмотревший впервые Москву, назвал Собор Василия Блаженного «бредом пьяного кондитера». По словам историка архитектуры Папперного, Исторический музей он «мечтал взорвать».
Радикальный архитектор Корбюзье полагал, что радиально-кольцевая структура Москвы устарела и не отвечает ритму современного города. На ее месте должен появиться «город-сад».
«Город-сад, с социальной точки зрения, является своего рода наркотиком, – писал Корбюзье, – он развивает ум, инициативу, наэлектризованность и силу воли». Подобную идею реновации Москвы он предложил в 1930-х годах Иосифу Сталину.
«Основная ячейка [города-сада] — квартира на одну семью, своеобразная двухэтажная вилла. Виллы размещаются рядом одна с другой при обеспечении полной звукоизоляции между ними. Затем их располагают одну над другой по вертикали, получая в итоге комплексное многоэтажное сооружение».
План был грандиозен: территорию города предполагалось сократить за счет строительства на месте исторических улиц небоскребов, а следовательно – увеличения плотности населения. Город окружался зеленой зоной. Внутри он делился на кластеры: промышленный, жилой, административный, университетский. Рядом с Садовым кольцом – в районе Таганки – предполагалось строительство Главного вокзала.
От радикально проекта при Сталине отказались. Но к идее создания кластеров в городе вернулись после присоединения Новой Москвы – по словам руководителя Департамента развития новых территорий Владимира Жидкина, на ее территории планируется создать «12 точек роста», которые станут профильными кластерами: образовательными, медицинскими, производственными, логистическими и технологическими.
Единственный дом, который удалось построить Ле Корбюзье в Москве, находится на пересечении Мясницкой улицы и Проспекта Сахарова. И реализации этого проекта помогло почти невероятное событие – все архитекторы, участвовавшие в конкурсе, написали письмо с просьбой не рассматривать их предложения и присудить победу – Корбюзье.
Памятник Корбюзье и здание Центросоюза
Здание Центросоюза (вид с Проспекта Сахарова и Мясницкой улицы)
Была здесь и еще одна радость для французского архитектора – Центросоюз стал на то время самым большим зданием Корбюзье, построенным в Европе.
Были и критики. Здание Центросоюза, за его «упаковочные» формы, многие прозвали «коробкой». За постановку корпусов на колонны (первый этаж отсутствовал) дом Центросюза невзлюбил Мандельштам, который пообещал «в хрустальные дворцы на курьих ножках» никогда не входить.
В «коробку» Корбюзье упаковал 3,5 тысячи рабочих мест. Связь между его этажами обеспечивали пандусы, так что подниматься и спускаться советские служащие могли не по ступенькам, а по приятной наклонной поверхности (если нет возможности посетить Центросоюз, ощутить это удобство можно в Провиантских складах).
Впервые для служащих был реализован принцип open space – вместительного рабочего пространства, в котором отсутствуют (или почти отсутствуют) перегородки и стены. Работники пера и бумаги должны были трудится в нем, как в рабочем цеху. Таким образом, Центросоюз Корбюзье опередил появление в России открытых офисов на 50 лет.
Алексей Синяков