В программе «Достучаться до звезды» ведущий Илья Легостаев пришел в гости к одному из самых выдающихся деятелей российской культуры – Михаилу Швыдкому. Михаил Ефимович был и министром культуры, и телеканал создавал, и в наши дни он по-прежнему несет государеву службу, являясь спецпредставителем президента по международному культурному сотрудничеству. Как культура стала фундаментом в судьбе героя программы, узнайте из первых уст в программе «Достучаться до звезды».
- Я вам честно скажу, когда я узнал, что под вашим началом открылся театр мюзикла, я не удивился. Потому что вы маститый театральный критик, и, наверное, вам хотелось создать некий театра мечты. Но мюзикл, сам жанр… Миллион рецензий было написано о том, что это не наш жанр, что мы не Нью Йорк, не Лондон, и ничего здесь не получится. Как вы рискнули?
М.В.: Ну, вы знаете, ведь мюзикл – это условное название. Это просто означает «музыкальный спектакль». У американцев одни традиции, у нас другие. Но если мы возьмем, скажем, оперетту «Москва.Черёмушки» Дмитрия Шостаковича, то она мало чем отличается с точки зрения структуры от какого-нибудь американского мюзикла. Когда мы говорим, что есть какая-то стена между мюзиклом и нашей традиционной опереттой, то это неправда. «Принцесса цирка» Имре Кальмана – это классическая оперетта. Правда, мы ее переписали, и она идет как мюзикл. Мы ее сделали совместно с нашими канадскими коллегами из цирка «Дю Солей» и из цирка «7 пальцев», с которым мы очень активно работаем. И это мюзикл с цирком: артисты делают очень сложные цирковые номера.
Когда говорят, что мюзикл – это не наш жанр, я к этому отношусь скептически. Вот русский водевиль, которые мы считаем своим жанром, он вообще-то основывается на французском водевиле. Дело в том, что русская культура очень восприимчива. Я знаю только две таких культуры – русскую и китайскую – которые перерабатывают всё, что поступает извне, и превращают в абсолютно национальный культурный продукт.
Поэтому я категорический противник франшиз. Я считаю, что мюзикл «Чикаго» нужно смотреть в Лондоне, в Нью Йорке, так же как и «Призрак оперы». А мы всё пишем для себя сами. Скажем, Максим Леонидов нам написал «Растратчиков», мы их поставили. А на самом деле это типичный русский водевиль. А «Времена не выбирают» – это абсолютно американский мюзикл, который мы написали с Алексеем Кортневым.
- С учетом вашей занятости, мне кажется, что время от времени у вас должно появляться настроение «А займусь ка я своим заслуженным отдыхом!». Возникают такие мысли?
М.В.: Знаете, Карл Маркс говорил, что самый лучший отдых – это смена деятельности. Поэтому, когда ты поработаешь в МИДе дипломатом, потом поработаешь в МГУ профессором, потом поработаешь телеведущим или кем-то еще, то приходишь в театр, и оказывается, что нормально, хорошо! Но театр отнимает очень много времени. Все выходные – это театр. И вся работа начинается с 18.00. А иногда я выбираюсь сюда и днём. К сожалению или к счастью, театр – это дело, которое требует очень большой педантичности. Ты должен знать, как зовут каждого уборщика в театре, иначе всё это не работает.
- В сентябре у вас важная, круглая дата. Возраст имеет для вас какое-то значение, или к дням рождения вы относитесь очень спокойно?
М.В.: Как вам сказать? Я-то отношусь спокойно, но вот коленки и спина – они относятся неспокойно. У Оскара Уайльда есть такая замечательная фраза: «Трагедия не в том, что мы стареем. Трагедия в том, что душой мы остаемся молодыми». Вот это проблема.
- По поводу государственной службы: как на ваш взгляд, вы были хорошим министром культуры, или есть люди, у которых можно поучиться?
М.В.: Ну разве я похож на сумасшедшего? Неужели вы думаете, что я могу сказать, будто бы я был хорошим министром? Конечно нет! Когда в 1992-1997 году Министерство возглавлял Евгений Сидоров, то он предложил мне место его заместителя. Когда я пришел в Министерство из журналистики, из книгоиздательства, то мне казалось, что все чиновники гады, сволочи, держиморды и так далее.
А там я понял, что чиновник – это профессия. Правильно написать бумагу, правильно ее запустить в дело, чтобы в результате вышло что-нибудь полезное — это огромное умение. Потому что все ведомства существуют в довольно сложной системе. Те люди, с которыми я общался в течение всей своей жизни – это люди, которые получают довольно большую зарплату. При этом от них требуется очень высокая компетенция в тех сферах, которыми они занимаются. Это люди, которые должны хорошо разбираться в театре, музыке, в живописи, в госуправлении и так далее. Я считаю, что чиновник – это вообще особая профессия, которой надо специально обучать. Поэтому в свое время я создал факультет, который называется «Культурная политика, управление в гуманитарной сфере».
Был ли я хорошим министром культуры? Я был министром культуры, предназначенным для своего времени. И нам в то время всё-таки что-то удалось сделать. И это то, что до сих пор работает.
- Скажите, а когда приходят в министерский кабинет, то что обычно просят, помимо денег?
М.В.: Кроме денег? Просят ещё больше денег! Ну, а потом звания. Но дело не только в деньгах. Дело в хороших проектах. Я всегда был уверен, что на хорошие проекты всегда можно найти денег. Но у Министерства всегда мало денег. И надо понимать, где находятся точки роста, куда их вкладывать. Это одна из самых серьезных проблем.
Дело в том, что Министерство культуры вообще существует не для деятелей культуры, а для граждан. Оно должно думать о том, какое количество граждан сможет получить доступ к культуре. Вот это самое главное. И если говорить о том, чего мне не удалось достичь, то это – убедить, что Министерство культуры и правительство должно заниматься не просто сохранением культуры и обеспечением хороший работы ее деятелей, оно должно думать о гражданах страны.
- У вас очень большой телевизионный опыт. Вы начали работать на телевидении в конце шестидесятых и имели прямое отношение к самым разным телевизионным проектам. Далеко не все они получили благословение критики. Была ли критика, которая, на ваш взгляд, была совершена несправедливой? Когда перешли все границы и написали то, что совершенно не соответствует истине?
М.В.: Меня больше ругали как министра, а не как телевизионного ведущего. В принципе, когда я начал работать в правительстве, меня ругали за то, что я недостаточно остро работаю в ток-шоу. Но это естественно, это нормально. Когда ты работаешь министром, то ты не можешь вести себя так же, как телеведущий, не обремененный рангом. Всё это сидит в подсознании. Даже сейчас, когда я выхожу на площадку для того, чтобы вести программу на телеканале «Культура», то я не могу быть отвязанным, как иногда мне бы хотелось. Потому что всё-таки в другой жизни я – специальный представитель президента, и это все помнят. За это меня критики ругают – что я не делаю каких-то вещей. Но я честно вам скажу: я бы не делал их и не будучи официальным представителем президента. Просто я считаю, что журналистика – это очень ответственная работа. И мне кажется, что есть вещи, которых нельзя делать.
А что касается несправедливости… Когда-то меня каждую неделю долбили за то, что я своровал всё, что было в Большом театре. Это длилось годами, и я думал: слава Богу, что мой папа всего этого не видит. Но мама была жива, и она очень расстраивалась. Я-то не очень, а дети и вовсе приходили и говорили: «Ты всё своровал, и где это? Ты должен нам показать, куда ты всё это спрятал». Но если ты идёшь в политику или в госслужбу, то ты должен вообще забыть слово «обида». У меня есть телевизионный проект «Жизнь прекрасна». Мы там рассказываем людям, что жизнь прекрасна! Потому что жизнь конечна. Длится она не так долго: 52 года или 95 лет, но всё равно она имеет конец. И именно потому, что жизнь конечна, каждое ее мгновение имеет смысл!
- У вас было огромное количество проектов, как у гуманитария. Вы реализовались, как государственный служащий, во многих направлениях. Но вы удивительно стабильный человек в семейной жизни. Более чем 40 лет вы вместе со своей супругой. Скажите, ей сложно с вами?
М.В.: Ей со мной сложно, но и она девушка непростая. Семья вообще очень важный институт, очень важный! Потому что это же не просто биология и физиология какая-то. Это очень важное место, где ты можешь быть самим собой, где тебе не надо играть ни в какую игру. А это требует определённых усилий. Нашему старшему сыну 44 года, а младшему 38. Они, естественно, убегали из дома в возрасте 17-18 лет, как все молодые люди. Им казалось, что они должны быть независимыми, самостоятельными, и это нормально. Потом они вернулись домой, потому что они знают, что тут их любят, и это самое главное.
- Есть такой древний стереотип, что чем больше от человека толку на работе, тем меньше от него толку дома. В вашем случае это работает или нет?
М.В.: Да, конечно, я ничего не делаю, абсолютно! Дед мой – а он был человеком без образования, но очень острого ума – говорил: «Мишка, всё умей, но ничего не делай!». Вот моя жена Марина – она очень рукастая, и дети рукастые, а я абсолютно нет! Я люблю мыть посуду, меня это успокаивает. А вот, скажем, забивать гвозди – это не ко мне.
- Если вернуться в ваш прекрасный кабинет, то я не видел у вас охраны. А ведь у вас же есть ещё и государственная должность. Так есть ли у вас охрана?
М.В.: Охрана? У меня? Да зачем? Никогда и не было. Это же очень мучительно! Я очень сострадаю людям, у которых есть охрана.
- Часто ли вам удаётся видеть первых лиц государства?
М.В.: Я стараюсь не злоупотреблять их временем. Я только специальный представитель: я должен только что-то передать, получить ответ, и тоже его передать Это довольно скромная должность. Я не передаю ничего лично, для этого есть процедура. Я подчиняюсь руководителю администрации президента и министру иностранных дел, и им я всё передаю.