В этом году свой юбилей отметил театральный режиссер, актер и телеведущий популярной советской передачи «Радионяня» Александр Левенбук. Несмотря на свои 85, художественный руководитель московского еврейского театра «Шалом» продолжает радовать зрителей новыми постановками, затрагивая в них важные вопросы.
Накануне в Центральном доме журналиста состоялась премьера нового провокационного спектакля «Плохие евреи», который вызвал неоднозначную реакцию зрителей. Надо сказать, что это первая адаптация пьесы на русском языке. По сюжету трое молодых евреев из Нью-Йорка: Дафне, Лайэме, и Джоне никак не могут поделить наследство своего покойного дедушки. Дафне считает себя истинной иудейкой, поэтому и уверена, что семейные реликвии должны достаться именно ей. Лайэме же относится к религии, как к архаизму. Но зато успевает получить благословение деда на женитьбу не с еврейкой, а американкой. Молодые люди идут на всевозможные ухищрения, то и дело трактуя иудейские традиции и религию в свою пользу. Пьесу написал американский поэт и прозаик Джошуа Хармон. Постановка удостоена ряда крупнейших театральных наград по всему миру.
В интервью корреспонденту «МИР 24» Александр Левенбук рассказал, почему он не хотел бы вернуться в СССР, чем современная молодежь опережает советское поколение, и что он пережил уход своего друга Иосифа Кобзона.
- Спектакль «Плохие евреи» достаточно провокационный. Почему вы его поставили именно сейчас?
Александр Левенбук: Дело в том, что такого материала еще не было. И за пьесу спасибо американскому автору. Это он поднял такие проблемы. У нас все-таки еврейская жизнь началась с перестройкой, а до этого боялись и близко подойти к синагоге, могли и в милицию забрать.
- Что касается зрителей, вам важно, чтобы не спектакли приходила молодежь?
А.Л.: Молодежь, в принципе, в театр ходит плохо. Не в наш, а в любой. Как некоторые говорят: театр потерял молодежь. Молодежь ходит на концерты, на мюзиклы - это тоже нормально. В нашем случае, я объясняю это тем, что еврейский репертуар, в основном, обращен в прошлое, и взрослым людям это интереснее. Кроме того, молодые долго жили без еврейской культуры, без языка. У нас произошла в России небывалая еврейская ассимиляция, то есть потеря своих национальных признаков. Даже кухни почти нет еврейской.
- С чем это, на ваш взгляд, связано?
А.Л.: Это просто следствие политики СССР. Люди боялись сказать, что они евреи. Слово было полузапретное.
- А как вы относитесь к нынешнему молодому поколению? Каким вы его видите?
А.Л.: Я с завистью отношусь к молодому поколению, потому что они молодые, они знают то, чего мы не знали. Они не такие наивные, какими были мы, у них в доступе масса объективной информации, а мы пользовались пудрой и лапшой, которую нам вешали на уши. Единственное, мы не привыкли так много внимания уделять деньгам. Но в сегодняшних условиях они правы. Деньги сегодня на первом плане, и никуда не попрешь. Раньше многое делалось по дружбе, а теперь это не нужно. Заплатил деньги и ты – король. Молодежь, если у них есть условия расти и учиться, опережают нас очень быстро.
- Недавно ВЦИОМ провел опрос, в результате которого выяснилось, что 68% респондентов скучают по Советскому Союзу. Это рекордный максимум. А вам свойственно грустить по прошлому или вы живете всегда в настоящем?
А.Л.: Мне, выросшему при советской власти, не хотелось бы туда вернуться. Это говорят либо те, кто ничего не знают про Советский Союз, либо те, кто хорошо жил. Например, женщина работала в заводской столовой и не знает, что такое голод. Или в Райокоме партии, и она не знает, что такое платная путевка.
- Некоторые ваши друзья эмигрировали. А вас не посещала мысль уехать из России? Почему остались?
А.Л.: Для меня работа очень многое значит. Где я могу работать с русским языком? Тем более, театр свой. Но сейчас у нас пятый год идет ремонт. А из окна моего дома видно, как за два месяца построили торговый центр в восемь раз больше моего театра.
- В этом году не стало вашего друга Иосифа Кобзона. Как вы восприняли его уход?
А.Л.: Потеря Кобзона огромная – и человеческая, и творческая. Он – очень большой артист, и такой же большой человек. И у нас он был главным попечителем театра. Без него так грустно, и заступиться некому. Есть человек, который продолжает его дело – это Нелли, очаровательная женщина. Она стала президентом «Кобзон фонда». Это приятно знать, что дело Кобзона продолжается.
Но все равно это очень тяжело, грустно – иногда руки опускаются. Раньше я знал, что можно ему позвонить, и он обязательно перезвонит, даже если болеет. И он никогда не забудет поздравить с днем рождения, подарить что-то. Кобзон всегда знал, как дела у театра. В этом году много людей ушло: великий Роман Карцев – артист, который работал с опережением зрительского сознания на десятки лет, писатель Эдуард Успенский.
- В одном своем интервью вы сказали, что вы неприхотливый человек. Это правда? И если так, то откуда черпаете вдохновение?
А.Л.: Поколение такое, мы – дети войны. Для вдохновения достаточно: хорошую книжку взять, что-то по телевидению интересное посмотреть, песни старые послушать, например, периода войны. Я могу, допустим, сто раз слушать песню «Случайный вальс». У нас очень хорошие комедийные фильмы, есть много замечательных американских фильмов.
Ну, и зрители. Это они – каждый по капле – дают мне такую энергию. Да и жена внушает мне, что я не такой старый, как кажется. И потом сын молодой, с ним надо спорить, потому что у нас по всем вопросам разное мнение, а чтобы спорить, надо иметь силы, поэтому приходится напрягаться.
- Какие у вас планы на следующий год?
А.Л.: У меня идея фикс – я все-таки надеюсь на то, что в новом году театр закончит ремонт, а все остальное – второстепенно. Жена накормит, дома тепло, кошка меня любит. Только театра не хватает.
Подробнее в сюжете: Театр