В Третьяковской галерее 16 марта открывается большая выставка Ильи Репина, художника, имя которого неразрывно связано с историей «передвижников». Илья Ефимович был человеком ярким, жизнелюбивым и прогрессивным, «МИР 24» рассказывает о некоторых любопытных фактах из его биографии.
Илья Ефимович был вегетарианцем и сторонником сна на свежем воздухе, доходя в этом до крайности. Вот что вспоминал об этом его друг Иван Бунин:
«Я с радостью поспешил к нему: ведь какая это была честь – быть написанным Репиным! И вот приезжаю, дивное утро, солнце и жестокий мороз, двор дачи Репина, помешавшегося в ту пору на вегетарианстве и на чистом воздухе, в глубоких снегах, а в доме – все окна настежь; Репин встречает меня в валенках, в шубе, в меховой шапке, целует, обнимает, ведет в свою мастерскую, где тоже мороз, как на дворе, и говорит: «Вот тут я и буду вас писать по утрам, а потом будем завтракать, как Господь Бог велел: травкой, дорогой мой, травкой! Вы увидите, как это очищает и тело и душу, и даже проклятый табак скоро бросите».
Я стал низко кланяться, горячо благодарить, забормотал, что завтра же приду, но что сейчас должен немедля спешить назад, на вокзал – страшно срочные дела в Петербурге. И сейчас же вновь расцеловался с хозяином и пустился со всех ног на вокзал, а там кинулся к буфету, к водке, жадно закусил, вскочил в вагон, а из Петербурга на другой день послал телеграмму: дорогой Илья Ефимович, я, мол, в полном отчаянии, срочно вызван в Москву, уезжаю нынче же с первым поездом…»
В конце 70-х какой-то студент-медик рассказал Репину, что сон на свежем воздухе лечебен. С тех пор художник спал либо на балконе, либо в комнате с открытыми настежь окнами, которую звали «холодной». Для всех членов семьи были пошиты спальные мешки на заячьем меху, дети Репина потом вспоминали эти ночи с ужасом. Заснуть в помещении с закрытыми окнами Илья Ефимович не мог ни на минуту. Возможно, сон на свежем воздухе действительно оказывал благотворное влияние, потому что болел художник очень редко. А уж если болел, то лежать и «расклеиваться» себе не позволял.
«Запорожцы», 1880-1891
Вторая жена Репина, Наталья Борисовна Нордман, была воинствующей вегетарианкой ( а затем и сыроедкой). Она считала, что для здоровья полезен отвар из сена, и ввела его в ежедневный рацион. По средам дом Репина был открыт для гостей, прийти и пообедать могли не только знакомые семьи, но и совершенно чужие люди любых сословий. «Супы из сена» просочились в прессу и стали поводом для высмеивания художника.
«Многие приезжали к Репину не столько для того, чтобы побывать у него в мастерской, сколько для того, чтобы отведать его знаменитое «сено». Помню, как Дорошевич, князь Барятинский и артистка Яворская привезли с собой в Пенаты ветчину и тайно от Репина ели ее тотчас же после обеда, хотя репинские обеды были и обильны и сытны, – рассказывает Корней Чуковский, автор книги о Репине. – Такой же газетной сенсацией был и репинский «круглый стол». Стол был демократический: его средняя часть вращалась на железном винте, и таким образом каждый без помощи слуг мог достать себе любое блюдо – моченые яблоки, соленые огурцы, помидоры, баклажаны, вареную картошку, «куропатку из репы» и тому подобную снедь».
А вот, как описывал свою диету сам Илья Ефимович в письме к И.И. Перперу в 1910 году:
«Я… справляю медовый месяц питательных и вкусных растительных бульонов. Я чувствую, как благотворный сок трав освежает, очищает кровь… Выброшены яйца (вреднейшая пища), устранены сыры, мясо уже и прежде оставлено. Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав – вот эликсир жизни. Фрукты, красное вино, сушеные плоды, маслины, чернослив… орехи – энергия. Можно ли перечислить всю роскошь растительного стола?»
А вот фрагмент из письма Н.Б. Нордман тому же адресату в 1913 году: «Вчера в Психоневрологическом институте Илья Ефимович читал «О молодежи», а я «Сырое питание как здоровье, экономия и счастье». Студенты целую неделю готовили кушанья по моим советам. Было около тысячи слушателей, в антракте давали чай из сена, чай из крапивы и бутерброды из протертых маслин, кореньев и рыжиков, после лекции все двинулись в столовую, где студентам был предложен за шесть копеек обед из четырех блюд: размоченная овсянка, размоченный горох, винегрет из сырых кореньев и смолотые зерна пшеницы, могущие заменить хлеб».
«Хирург Е.В. Павлов в операционном зале», 1888
Илья Ефимович имел обширный круг знакомств, любил образованных людей, среди его друзей были лучшие люди своего времени: передовые ученые, художники, писатели, музыканты. Знакомство Репина и Маяковского состоялось у Чуковского. Друзья и дочь Репина забеспокоились, что может получиться из общения художника и поэта-футуриста, ведь Репин ненавидел футуристов, называя их уничижительно «футурнёй», а футуристы в ответ поносили его. Однако неожиданно для всех Репин, обладавший удивительной пластичностью в восприятии настоящего искусства, прослушав «Тринадцатого апостола» сказал «браво». В тот же день он заявил Маяковскому, что хочет писать его портрет. Поэт согласился… И вот что, по Чуковскому, было дальше:
«Приготовил широкий холст у себя в мастерской, выбрал подходящие кисти и краски и все повторял Маяковскому, что хочет изобразить его «вдохновенные» волосы. В назначенный час Маяковский явился к нему (он был почти всегда пунктуален), но Репин, увидев его, вдруг вскрикнул страдальчески:
– Что вы наделали!.. о!
Оказалось, что Маяковский, идя на сеанс, нарочно зашел в парикмахерскую и обрил себе голову, чтобы и следа не осталось от тех «вдохновенных» волос, которые Репин считал наиболее характерной особенностью его творческой личности.
– Я хотел изобразить вас народным трибуном, а вы…
И вместо большого холста Репин взял маленький и стал неохотно писать безволосую голову, приговаривая:
– Какая жалость! И что это вас угораздило!
Маяковский утешал его:
– Ничего, Илья Ефимович, вырастут!»
«Крестный ход в Курской губернии», 1880-1883
Признание окончательно и бесповоротно пришло к Илье Репину после картины «Бурлаки на Волге». Как писал сам Илья Ефимович в книге «Далекое близкое», впервые увидел он бурлаков в Петербурге:
«Я никогда еще не был на большой судоходной реке и в Петербурге, на Неве, ни разу не замечал этих чудищ «бурлаков» (у нас в Чугуеве бурлаком называют холостяка бездомного). Приблизились. О боже, зачем же они такие грязные, оборванные? У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезли, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Истлевшие – не узнать розового ситца, висящего на них полосами, и не разобрать даже ни цвета, ни материи, из которой они сделаны. Вот лохмотья! Влегшие в лямку груди обтерлись докрасна, оголились и побурели от загара..
Лица угрюмые, иногда только сверкнет тяжелый взгляд из-под пряди сбившихся висячих волос, лица потные блестят, и рубахи насквозь потемнели... Вот контраст с этим чистым ароматным цветником господ! Приблизившись совсем, эта вьючная ватага стала пересекать дорогу спускающимся к пароходу... Невозможно вообразить более живописной и более тенденциозной картины! И что я вижу! Эти промозглые, страшные чудища с какой-то доброй, детской улыбкой смотрят на праздных разряженных бар и любовно оглядывают их самих и их наряды. Вот пересекший лестницу передовой бурлак даже приподнял бечевку своей загорелой черной ручищей, чтобы прелестные сильфиды-барышни могли спорхнуть вниз. «Вот невероятная картина! – кричу я Савицкому. – Никто не поверит!»
Вначале художник планировал отразить увиденный контраст на картине, совместить на одном полотне «разряженных бар» и «страшных чудищ». Но, к счастью, отказался от такого очевидного приема. Тот же Савицкий подсказал Репину поехать посмотреть на бурлаков на Волгу.
В итоге Репину удалось подняться над бытовым жанром, создать групповой портрет без авторской оценки, лишь описание картины действительности. Вкупе с пейзажем этот портрет приобрел эпический характер.
«Бурлаки на Волге», 1870-1873
Талант Ильи Репина был многогранным. Он тонко понимал музыку и тяготел к писательству. Он любил описывать свои путешествия и каждый день несколько часов проводил за написанием писем. Периодически его статьи печатались, например, статьи о И.Н. Крамском, Н.Н. Ге. Литературные начинания Репина горячо поддерживал его друг, художественный критик Владимир Васильевич Стасов. Однако подавляющее большинство литературных критиков травили его, обвиняли в дурном слоге и даже говорили, что болезнь руки Репину послана, чтобы он больше никогда не писал пером по бумаге. Сегодня, прочтя книгу «Далекое близкое», остается только дивиться, за что на художника обрушился такой шквал осуждения.
«Не только в печали восстал Ковалевский против репинской статьи о Красмском: по свидетельству Стасова, этот разъяренный до бешенства критик «стучал кулаком, орал» и, красный от гнева, выкрикивал по адресу Репина злобную и непристойную брань, заявляя, что порывает всякое знакомство с Ильей Ефимовичем и «никогда руки ему не даст», – писал Чуковский. – Репин же отозвался горделиво и кратко: «Ну, черт с ним, и не нужна мне его глупая, генеральская рука».
Не писать советовали Репину даже друзья-художники (Куинджи, Серов и др.), вместе с нападками критиков это привело к тому, что художник внушил себе такое же невысокое мнение о своих литературных способностях и многократно повторял: «Все мое писание ничтожно», утверждал, что «готов вечно каяться в своих литературных вылазках». Художник винил в своих неудачах в прессе свой «литературный дилетантизм, неуменье выражаться».
Тем не менее, благодаря тому, что все-таки написал Илья Ефимович, в истории остались прекрасные эпистолярные портреты многих известных людей того времени, например, Льва Толстого, с которым вместе Репин как-то пробовал вспахать поле.
«Пахарь Л.Н. Толстой на пашне», 1887
Известно, что Репин не любил бросать деньги на ветер и экономил на себе. Он хорошо одевался, но старался приезжать в Петербург рано утром, потому что в это время билет на трамвай стоил не гривенник, а пятачок. В доме художника лишь в дни прибытия гостей заваривался дорогой китайский чай, который так любил Илья Ефимович, а в остальное время довольствовались дешевым.
Тем не менее, художник не был жадным. Помимо того, что по средам он кормил всех желающих своими обильными вегетарианскими обедами, он не упускал возможности поучаствовать в благотворительных мероприятиях. Он пожертвовал свою картину «Николай Мирликийский» в пользу голодающих, подарил родному городу Чугуеву немалую сумму денег на устройство абиссинского колодца, а 10 тысяч рублей, полученные от музея за эскизы к картине «Юбилейное заседание Государственного совета» направил на нужды флота.
Когда местечко Куоккала (ныне поселок Репино), в котором находилась дача художника, стало территорией Финляндии, он подарил большую коллекцию своих картин Гельсингфорскому музею, финансово поддерживал местные театры и учреждения культуры.