Приближающийся Час Земли – очередной повод поговорить об экологии. Осенью 2018 года Россия присоединилась к акции Международный год лосося, которая будет продолжаться до конца 2019-го. Благодаря своей огромной и труднодоступной территории Россия все еще богата лососем, в то время как некоторые страны его уже лишились. Однако проблем много, об этом единодушно говорят все, кто часто бывает в дальних уголках России.
Когда мы погружаемся в одном и том же месте с разницей в несколько лет, мы всегда замечаем изменения, и непременно к худшему (Жак-Ив Кусто)
14 марта в городе Комсомольске-на-Амуре открылась выставка «Лосось, которого мы можем потерять», собравшая работы лучших подводных фотографов России. Как говорят сами фотографы, не столько интересен сам лосось, сколько кипение жизни, которое провоцирует нерест в дикой природе. Лосось – это необходимое условие жизни многих животных и птиц.
«Вообще, рыбы в мире стало меньше, и это заметно. Зато стало больше мусора, пластика, плавающего под водой, грязи, – утверждает один из участников выставки Андрей Нарчук, снимавший лосося практически во всех уголках России, где он водится. – Например, на Сахалине многие реки, в которые лосось приходил нереститься, стали мертвыми. И это для Сахалина большая проблема. Лосось есть, но мест, куда он приходит, стало меньше. Причина объективная – человеческая деятельность. Как нам рассказывали, местный институт разработал методику лова. Рыбы на тот момент было много, были даже заморы рыбы – когда ее слишком много в реке, ей становится нечем дышать, и она погибает. Методика заключалась в следующем: речка перегораживалась полностью на один день, всю рыбу изымали. Потом заслонку должны были убирать, и второй день рыба шла свободно. Это упрощало лов, потому что рыбу можно было экскаватором грузить, но не учли человеческий фактор. Закрыть-то закрыли, но не все открывали потом. У горбуши двухгодичный цикл, если таким методом два года ловить рыбу и не открывать, на третий год рыба туда не придет».
Лосось набирает массу в океане, а на нерест отправляется в реки, проходя тысячи километров против течения и теряя силу. Поэтому говорят, что лосось, выловленный в реке и океане, совершенно разный.
«На Командорских островах меня это поразило: там есть ручейки, куда заходит горбуша, местные жители ее не называют рыбой. Лосось, который зашел в речки, это для них не рыба. Когда местный житель говорит про рыбу, он имеет в виду морскую рыбу. А той, что в речке, они собак кормят. Я видел, он в лодке открывает пакет – у него там стейки лосося, красивые, красные… Он на них рыбу ловит – морского окуня и т.д. Это, конечно, у неподготовленного человека вызывает шоковое состояние, когда ты видишь, как стейк нанизывается на крючок и выбрасывается в море. На Командорах они из речной рыбы берут только икру», – рассказывает Андрей Нарчук.
Нерестовый сезон у разных видов лососей растянут с июля по октябрь, а у некоторых продолжается вплоть до декабря-января. С помощью хвоста рыба устраивает своеобразные гнезда в речной гальке, и зимой из икринок появляются личинки. Желточный мешок остается на их брюшке и обеспечивает питательными веществами. Ближе к весне, когда эти запасы заканчиваются, мальки выходят в толщу воды и расселяются по реке – в пресной воде они проведут еще несколько лет жизни. В какой-то момент их поведение меняется, начинается процесс сложной трансформации, подготавливающей к жизни в соленой воде, и маленькие лососи уходят в море. После нескольких лет жизни в пресной воде весят они всего десятки грамм, зато за один год в море набирают до двух-трех килограммов. Через нескольких лет они вернутся в родную реку на нерест, причем особи, оставившие потомство, чаще всего погибают – у одних видов, например, у горбуши и кеты, эта цифра приближается к 100%, у других, например, у семги, доходит до 70-90%.
По мнению ихтиолога и рыболовного гида Дмитрия Назарова, основные факторы, угрожающие популяции лососевых в России на сегодняшний день, это перелов и браконьерство: «Браконьерство может быть разным и по масштабу, и по уровню. Допустим, есть официальное рыбодобывающее предприятие – большой завод, которому выделена определенная научно обоснованная квота на добычу, превышать которую он не может, – а на самом деле в некоторых
случаях у него большой перелов, который он разными способами скрывает. Браконьерство другого уровня, но приносящее не меньший, а то и больший урон, – незарегистрированные рыболовецкие бригады. Они пришли на реку, быстренько закинули невод, поймали рыбу и ее нелегально сдали – на тот же завод, на рынок, может быть, сами закатали и отправили, условно, в Москву.
«На Дальнем Востоке браконьерский лов очень развит, – рассказывает Нарчук. – Я многократно сталкивался и с сетями, и с выловом краснокнижных моллюсков. Все местные знают, где стоит эта база по переработке рыбы, то есть она не прячется. Во многих местах браконьеры чувствуют себя очень свободно. Когда мы были на Курилах, забрасывают нас на кордон. Мы уже зашли на охраняемую территорию, которая относится к заповеднику, инспекторы смотрят: стоят ловушки. А это тот берег, где никого нет, там только пограничники. То есть браконьеры и пограничники. Дошли до кордона, инспектор нас высадил, поехал снимать эти сетки. Так пока он ехал обратно, их уже кто-то забрал. То есть кто-то уже предупредил браконьеров о том, что приехал инспектор. А кто? И подобных ситуаций было множество».
Фото: Андрей Нарчук
Еще одна история, которую вспоминает фотограф, – о браконьерстве со стороны бывшего директора заповедника на Кунашире: «Незадолго до нашего приезда его корабль был пойман при ловле трепанга на территории заповедника. Это краснокнижный моллюск, который очень ценится на Дальнем Востоке. Они пытались при этом оправдаться, что проводили исследовательские работы перед приездом группы фотографов. А в трюме – несколько тонн трепанга, который пойдет в Корею, Китай, Японию. В Китае он ценится на вес золота».
По большей части фотографы дикой природы – все-таки мужчины. Дело это физически тяжелое. Ольга Каменская занимается подводной фотографией с 2003 года, она – единственная женщина-фотограф, чья работа участвует в выставке «Лосось, которого мы можем потерять». Начиная с ярких рыб и коралловых рифов, со временем она переключилась на суровые моря Арктики и Антарктики.
«Больший интерес для меня представляют пресноводные рыбы семейства лососевых: хариус, омуль, сиг, ленок – пути миграции и популяции которых требуют пристального изучения, так как информации на эту тему нет даже у заповедников», – рассказывает Ольга. Последние 12 лет она часто снимает на Байкале и реках байкальского региона.
«Это гораздо менее изученная тема в отличие от океанского лосося, информации о котором очень много. И если пути миграции океанского лосося заведомо известны, то для того, чтобы снять пресноводных представителей, приходится совершать непростые экспедиции с непредсказуемым результатом», – объясняет фотограф.
«Я могу судить о масштабах браконьерства в стране только на примере байкальского региона, но думаю, что ситуация равномерная по всей территории России, так как связано это с общей экологической безграмотностью населения, недостатком моральных принципов и в редких случаях – с отсутствием других средств к существованию, – сокрушается Ольга. – Если 50 кораблей с 20 «туристами» на борту выходят на несанкционированную «рыбалку» на омуля, и каждый рыбак поймает 10 рыбок (в лучшем случае, азарт не имеет чувства меры), то это 10 000 рыбок, то есть четыре-пять тонн рыбы в день! Если корабль в период нереста хариуса встает недалеко от истока реки и включает двигатель, создавая имитацию течения, рыба сама плывет «рыбакам» в руки. И неважно, что ловят они на удочку – рыба загнана туда насильно. Нерестовая рыба!»
Фото: Ольга Каменская
«Количество брошенных в Байкале сетей просто приводит в ужас, – продолжает фотограф. – Иногда вместо того, чтобы заниматься фотографией, приходится просто выбирать сети и животных из них. Ну, и самое удручающее зрелище – это когда видишь, как пользуются природой те, кто должен ее охранять. Егеря и браконьеры – зачастую одни и те же люди».
«С ловом сетями в море тоже есть проблемы. Когда ныряли, мы в этих сетях кого только не видели – тюлени, дельфины, акулы, другие рыбы, птицы, я сам застрял в этой сети! – вторит Нарчук. – Нам объясняли, что есть какие-то определенные нормативы по диаметру ячеек, но в этих сетях все равно гибнет много животных. Цена икры, она высокая в любом случае для природы».
О проблеме браконьерского лова говорит и ихтиолог Назаров: «У нас есть очень хорошие реки, например, по семге это Северная Двина, Печора, в которых водятся одни из самых крупных в мире экземпляров этого вида. Вот там влияние браконьерства просто огромное. Чтобы дойти до своих нерестилищ в верховьях реки, рыба должна пройти две-четыре тысячи километров. И все эти километры она продирается через заграждения из сетей. И даже если она дошла, приезжают местные жители, которые острогой ею бьют. В результате к нерестилищам в то же Северной Двине доходят в лучшем случае несколько сотен рыб, а то и меньше».
Одним из вариантов решения этой проблемы ихтиолог называет развитие спортивно-любительского рыболовства.
– Например, в европейской части нашей страны обитает атлантический лосось, или семга. Это реки Кольского полуострова, Карелии и дальше по архангельскому берегу, в сторону полярного Урала, реки Печорского моря. Возьмем, к примеру, Кольский полуостров. Это регион, в котором очень активно и хорошо развивается спортивное рыболовство. Там в последние 15-20 лет у рек появились «хозяева», там выделены участки для осуществления спортивно-любительского
рыболовства, они закреплены за конкретными пользователями, и эти пользователи наделены правом реализовывать лицензии на них. Таким образом, через продажу этих лицензий регулируется поток рыболовов. Лицензии могут быть по принципу «поймал-отпустил» и по принципу «поймал-изъял», когда рыба изымается, например, на еду. Во всем цивилизованном мире в большинстве случаев спортивно-любительское рыболовство на такие редкие виды рыб, как
семга, осуществляется по принципу «поймал-отпустил». К счастью, и у нас на многих реках организаторы рыболовных туров стараются придерживаться этого принципа и даже водят штрафы за погибшую от неаккуратных действий рыболова рыбу.
Если у нас среди рыболовов больше всего спиннингистов, то за рубежом в последние годы очень активно развивается нахлыст – ловля на искусственную мушку. Этот вид ловли менее травмоопасен, так как мушки обычно вяжутся на одинарных крючках, чаще всего безбородочных. Бородка – это такой выступ на крючке, который не дает рыбе сорваться. Во многих реках за рубежом, например, почти везде в Аргентине, запрещена рыбалка на спиннинговую снасть – там очень бережно относятся к рыбе, считая, что крючки спиннинговых приманок сильно травмируют ее. Есть здесь, наверное, и меркантильный
интерес – чем меньше рыба травмируется, тем выше у нее вероятность выжить после того, как рыболов поймал ее и отпустил обратно в реку, тем выше численность популяции рыб в реке, а от этого она более привлекательна для рыболовов, с которых в таком случае можно взять больше за организацию рыболовного тура.
Это хорошая ситуация, потому что потенциально прибыль от спортивно-любительского рыболовства – она выше, чем прибыль от коммерческого рыболовства, когда рыба изымается на продажу и питание. В отношении горбуши это не работает, так как горбуша, во-первых очень массовый вид, продажа мяса и икры которого в больших объемах действительно очень прибыльна, а во-вторых, это не самый интересный для рыбалки вид – она мелкая, не более 2-2,5
кг, ее много, а зайдя на нерест в реку она довольно быстро «лошает» (меняет форму тела и приобретает нерестовый окрас). В отношении семги все по-другому. Во-первых, семга никогда не считалась очень массовым видом, поэтому объемы ее вылова на продажу заведомо не велики. Зато при организации спортивно-любительского рыболовства ее, что называется, можно продать несколько раз – при соблюдении принципа «поймал-отпустил» за сезон одну рыбу смогут выловить несколько рыбаков. При этом недельное пребывание одного человека на какой-нибудь закрытой реке на Кольском полуострове в хорошем лодже стоит порядка пяти-шести тысяч долларов с человека. Это эксклюзивный продукт, который, вероятно, приносит хорошую прибыль своим владельцам. На такие реки продается, условно говоря, 50 мест в сезон. В некоторых случаях этими базами владеют иностранцы, и это хорошо, потому что иностранцы
имеют успешный опыт выстраивания этого бизнеса и у них все работает правильно и четко.
Фото: Андрей Нарчук
Особое внимание в объявленный Год лосося привлекла история с Кроноцким заповедником, в отношении которого с 50-х годов прошлого века периодически всплывает идея создания крупнейшего стада нерки для промышленного вылова. Проект предусматривает проведение искусственного канала от древнего Кроноцкого озера, которому нет аналогов в мире, к Тихому океану. В 2019 году эта идея, дойдя до уровня Минприроды, снова натолкнулась на протест ученых и, в частности, научного коллектива заповедника.
«Экосистема озера – очаг образования новых видов гольцов. На данный момент выявлено восемь форм эндемиков, которые в условиях изоляции произошли от единого предка – обычной речной мальмы. Гольцы занимают разные пищевые и нерестовые ниши, заметно отличаются друг от друга внешне. Такого высокого разнообразия лососевых рыб-эндемиков нет ни в одном другом водоеме мира, – сообщают в заповеднике. – В случае пропуска в озеро нерки путь в ранее изолированную экосистему будет открыт и для других видов анадромных рыб. Тихоокеанские лососи и гольцы начнут конкурировать за места нереста и корм с эндемичной фауной. Мировой опыт гидростроительства и интродукций чужеродных видов показал, что эндемичные природные комплексы крайне уязвимы и необратимо деградируют в течение непродолжительного периода».
В качестве примера последствий грубых вмешательств в озерную фауну приводится опыт заселения нильского окуня в озеро Виктория в Восточной Африке. Двухметровый хищник уничтожил другие виды рыб, а поскольку мясо нильского окуня очень жирное, то его нельзя было сушить на солнце. Аборигены начали массово вырубать окружающие леса для коптилен, что в итоге привело к катастрофической эрозии почвы.
19 марта против строительства рыбохода к Кроноцкому озеру выступил полномочный представитель президента в Дальневосточном федеральном округе, вице-премьер Юрий Трутнев, но ничто не дает гарантии, что через несколько лет заинтересованные (и влиятельные) лица снова не поднимут этот вопрос. Однако в России существует и экологически ответственный бизнес.
«Есть люди, которые пытаются что-то сделать – рыбозаводчики. У них есть предприятия, которые не только вылавливают рыбу, но и разводят мальков, выпускают их в реки, то есть обеспечивают возобновляемость цикла. Есть люди, которые стараются выращивать того же трепанга, гребешок», – делится опытом увиденного во время многочисленных экспедиций Андрей Нарчук.
«Усилия по сохранению дикой природы предпринимаются, но не сверху, как это должно было бы быть в цивилизованном государстве, а небольшим (в масштабе общего населения) количеством людей и организаций, напрямую связанных с ООПТ (особо охраняемыми природными территориями), – комментирует Ольга Каменская. – Энтузиасты есть только на местах, в конкретных точках, требующих защиты и охраны. Но и они, ведя колоссальную природоохранную деятельность, постоянно сталкиваются с проблемами. Ведь «дикая природа» – это еще и огромный экономический потенциал. Как сохранить то, где могут быть зарыты большие деньги?»
Фото: Андрей Нарчук
Ежегодно в мире проводится акция Час Земли, организованная Всемирным фондом дикой природы. Она заключается в том, что в одну из последних суббот марта в назначенное время люди в разных странах мира на один час отключают свет и другие электроприборы. Суть данной акции в том, чтобы привлечь максимально широкое внимание всего мирового сообщества к проблеме изменения климата на Земле, призвать людей бережнее относиться к природе, заботиться об ее ограниченных ресурсах и принять решительные меры по сохранению климата нашей планеты.
«МИР» приглашает всех желающих присоединиться к акции Час Земли, которая пройдет 30 марта. В 20:30 жители многих стран мира на один час выключат свет в своих домах, тем самым показывая, что их волнует судьба нашей планеты.