Как в Великую Отечественную войну сражались с тифом? Что помогло блокадному Ленинграду выстоять под натиском опасных инфекций? И как на фронте и в тылу врачам удалось не допустить распространения серьезных эпидемий? О героизме медиков рассказываем в этом выпуске «Невидимый враг» программы «Секретные материалы».
Один из советских лозунгов гласит: «Знай одиночка, знай коллектив: где грязь – там вошь, где вошь – там тиф!».
Бойцы невидимого фронта, они тоже добывали победу в Великой Отечественной войне, только сражалась они не с немцами. Их враг крошечный и человеческому глазу их не разглядеть. Невероятно, но эпидемиологи санитарные врачи смогли добиться того, что за всю Великую Отечественную на фронте и в тылу не было ни одной серьёзной эпидемии. Каждая вспышка, которых было немало с 1941-го по 1945-ый, успешно гасилась.
Заведующий отделом научно-исторического наследия Института экспериментальной медицины Юрий Мазинг: «Дело в том, что любая война – это всегда голод, это всегда перемещение огромных масс людей и, соответственно, большие сложности с соблюдением норм санитарии и гигиены. Банальные вещи: не хватает чистой воды, негде помыться, негде какие-то обследования провести. Особенно, когда огромные массы людей начинают перемещаться, а мобилизация – это всегда огромные перемещения. Но несмотря на все это Советский Союз вышел из этой ситуации очень хорошо, удивительно хорошо: только 9% от всех потерь составили инфекционные заболевания, это просто ничтожно мало.»
Как ни странно, но в истории многих войны основные потери личного состава были вовсе не вражеского оружия. Зараза гасила солдат. На Руси с эпидемия боролись строительством храмов. Считалось, что если срубить церковь за один день, то хворь отступит. Иван Грозный во время войны с ливонцами перешел к более решительным действиям: поставил загородительные отряды. Они не пропускали больных людей на территорию Московии. Правда, еще долгие столетия инфекционные болезни определяли ход истории.
Писатель Александр Мясников: «Почему Пугачева не могли долго взять? Да по одной простой причине. Потому что армию косила холера. Была такая война, которая совершенно забыта у нас, это 1830 год – это русско-польская война. Она была связана с именем Константина, это один из сыновей Павла 1. Эта война унесла людей больше, чем Отечественная война 1812 года и большой процент потерь был связан с холерой. Вообще, вся история этой страшной войны была бы немножко другой, если бы сам Константин не умер от этой холеры. То есть холера была той самой болезнью, которая армию косила как ничто другое».
Инфекция не разбирает, где свои, а где чужие. В конце лета 1942-го года немецкие войска поразила туляремия. Болезнь не смертельная, но выводит из строя надолго. Лихорадка может длиться целый месяц. Гитлеровцам даже пришлось отложить наступление. В 90-ые годы даже появилась версия, что это Советский Союз применил против врага бактериологическое оружие. Правда, никаких доказательств не было. К тому же, туляремией болели и красноармейцы. Советскому командованию пришлось развернуть десять мобильных госпиталей в зоне боевых действий. Главная причина вспышки заболевания – большое количество мышей. Именно они были основными разносчиками инфекции. Из-за войны поля пшеницы остались неубранными – благодатные условия для размножения грызунов.
Юрий Мазинг: «Что произошло под Сталинградом. Население города увеличивается в два раза. Туда приходит 90 эшелонов детей и 200 эшелонов взрослых. Представляете? В Ленинграде такого не было, там было меньше. Второе – район пандемичной туляремии, она там была, она там регистрировалась. И 70% не городского населения Сталинградской области было заражено туляремией. А они же тоже мигрировали. Так что, скорее всего, вспышка туляремии связана все-таки вот с этим эндемичным очагом.»
Во время войны Сталинград на выносливость испытывала и холера. Санитарные службы оперативно дали отпор болезни. Горожанам запретили купаться в Волге, водопроводы постоянно проверяли на эту инфекцию, хлорировали колодцы и обеззараживали туалеты.
Доктор исторических наук Владимир Фортунатов: «Когда шла Сталинградская битва, там оказались снаряды после бомбежки. Оказались разрыты захоронения, связанные с холерой, была опасность заболевания холерой. Ермольева Зинаида Виссарионовна организовала поголовное фагирование противохолерным бактериофагом всех гражданских лиц и военнослужащих в Сталинграде. Она за это была удостоена орденом Ленина потом стала академиком Академии медицинских наук».
Ленинград немцы решили взять измором. Город на Неве, по замыслу Гитлера, должен был пасть от голода, бомбежек и инфекции. Действительно, за три года блокады случались вспышки кори, дифтерии и туберкулеза. Большие надежды командование Вермахта возлагало на брюшной и сыпной тифы. После того, как немцы заняли пригороды, толпы беженцев хлынули в Ленинград. Ни о какой гигиене речи тогда не шло. К тому же зимой 41-ого-42-ого вышел из строя водопровод, закрылись бани. Вши одолевали горожан, а именно вши – главные разносчики тифа. Однако эпидемии так и не произошло – в этом немалая заслуга сотрудников института эпидемиологии и микробиологии имени Пастера. Им удалось культивировать возбудителя заболевания. Для этого ученые на себе выращивали вшей. Через паразитов получали нужные бактерии, на основе которых стали делать вакцины. Немалая часть горожан из «групп риска» была привита от смертельной болезни. Другим настоящим бедствием для измученного города стала дизентерия.
Юрий Мазинг: «В Ленинграде вспышек инфекции было очень много, естественно. Была вспышка дизентерии. Причем она была сложная, потому что она развилась на фоне элементарной дистрофии. И сначала думали, что кровавые поносы связаны этиологией. Первыми забили тревогу патологоанатомы, потому что картина на вскрытиях напоминала, что это все-таки не то. И здесь огромную роль сыграла такая очень интересная ученая – заведующая отделом кишечника из института Пастера Эмма Иосифовна Новгородская. Она в декабре 1942 года защитила кандидатскую диссертацию по теме «Дизентерия» и она доказала, что это все-таки дизентерия. И раз это доказали, значит вакцинировать. Это стали делать сразу, что и спасало огромное количество людей, и эпидемии не допустили».
В первую же блокадную зиму город захватили крысы. Когда горожане умирали, зверьки, наоборот, размножались. Пережившие блокаду рассказывали, по улицам метались полчища грызунов, которые совершенно не боялись людей. Разносчиков чумы, лептоспироза и бешенства, никакая отрава не брала. Тогда ленинградские эпидемиологи решили заразить несколько особей крысиным тифом, болезнью не опасной для человека, но гибельной для зверьков. И постепенно количество крыс в городе стало снижаться.
Юрий Мазинг: «Голод сопровождался обилием трупов. Количество трупов, как вы понимаете, по порядок увеличило поголовье крыс. Крысы – переносчики бешенства. И вот проблема бешенства стала очень тяжелой. Потому что для того, чтобы сделать пастеровскую прививку, необходимо пассировать, то есть ослабить вирус, через кролика. Кроликов съели. В институте Пастера работал удивительный ученый Григорий Васильевич Ушаков. Он сумел придумать, как пассировать через белых мышей. И действительно, у нас бешенства не было, потому что все укушенные были привиты».
Весна 1942-го должна была добить изможденных ослабевших ленинградцев, которые чудом пережили три самых тяжелых зимних месяца. Как только отступили морозы и начал сходить снег, на улицах стали оттаивать трупы горожан, которых не было сил похоронить. К тому же, в городе не работала канализация, нечистоты приходилось выливать рядом с домами.
Александр Мясников: «С захоронением была гигантская проблема. Не было кому хоронить, не было где хоронить. У нас очень любят пафосно рассказывать, что у нас во время войны были такие части НКВД, страшные, которые во всех стреляли. Но никто не рассказывает, что именно части НКВД, которые находились в Ленинграде, им дали под полную ответственность кладбище. Четвертый полк НКВД, например, занимался полностью Пискаревским кладбищем. И они были на особом счеты с особым пайком. Потому что хоронить эти сотни тысяч людей – это чудовищная вещь. И вот этим людям в лучшем случае давали сто граммов водки кусок хлеба. Но на самом деле они сделали то, что не мог делать никто. И немцы и рассчитывали на эту эпидемию, потому что такое количество трупов без вариантов вызвало бы эпидемию».
В 1943-ем году в США наладили промышленное производство пенициллина. Двумя годами ранее в Англии сделали первую инъекцию антибиотиком полицейскому с заражением крови. В СССР массовый выпуск лекарства начали лишь в 1945-ом году, но уже в блокадном Ленинграде раненых при артобстреле и бомбардировках спасали от газовой гангрены. Бактерии, которые стали причиной заболевания, невероятно быстро размножались в организме и вызывали отмирание тканей. Порой пострадавших не успевали довезти до госпиталя. Идея создать собственный антибиотик пришла Семену Ефимовичу Бреслеру. Он трудился, в физико-техническом институте. Сам ученый был эвакуирован в Казань. Воплотить теорию в практику ученый поручил одной из своих сотрудниц – Марине Гликиной.
Академик, член президиума РАН, профессор, главный научный сотрудник ФТИ им. А. Ф. Иоффе Андрей Забродский: «За основу берется грибковая плесень определенного штамма. И вот он ей предложил: «Найди в этом блокадном Ленинграде где-нибудь из таких химико-фармацевтических институтов, вот такой штамм, приготовь из него культуру, а потом дальше уже попытаемся сделать противогангренозную сыворотку». Самое для меня удивительное, что в блокадном Ленинграде, где и народа то мало осталось и не все институты работали, она в институте сельскохозяйственной микробиологии нашла этот нужный штамм, привезла в физтех, вырастила культуру. К концу 1941-го года институт отчитался перед этим комитетом, что у нас есть уже культура, мы можем где-то года за два довести ее до клинических испытаний. В результате уже к концу 1942-го она прошла испытания и тысячи раненых жизни их были спасены. Смертность от газовой гангрены в блокадном Ленинграде была сокращена в два раза. Представляете? В два раза. Тысячи людей не умерли, их спасли от ампутации рук или ног».
После Сталинградской битвы некоторых наших бойцов поразила болезнь любви. Когда советские войска вытеснили итальянские и румынские части из сел и деревень, неожиданный удар красноармейцам нанес сифилис. Среди заболевших был даже командир дивизии.
Доктор исторических наук Владимир Фортунатов: «Мгновенно было организовано производство презервативов, их тогда называли «изделие №4». Я читал воспоминания одного их причастных, который ситуацию описывает примерно так: собрались почти все государственные деятелям. Большие мужчины, выдающиеся руководители, а по вопросу о том, что было сделано для изготовления «изделия №4» докладывала женщина. Очень интересная, красивая, роскошная. А они все ею были очарованы и смотрели с раскрытым ртом и завороженно. Когда она закончила свой основной доклад, спросила, есть ли у товарищей вопросы. Один из присутствующих спросил, а на сколько прочное изделие? Не может ли оно порваться в процессе? И дама, посмотрев на этого вопрошающего с большим презрением, сказала: «Наше изделие выдерживает нагрузку в столько-то килограммов на миллиметр. Ни один мужчина такого давления не обеспечивает».
«Или вши победят социализм или социализм победит вшей», – заявил Ленин. Борьбу с паразитами он считал одной из первоочередных задач новой советской власти. И неспроста. В гражданскую войну тиф, который разносили вши, не щадил ни белых, ни красных. В Великую Отечественную горячая вода и мыло были также важны, как оружие и провиант. В начале 1942-го года было сформировано две сотни банно-прачечных отрядов. По нормам того времени каждый военнослужащий должен был раз в 7 дней мыться и менять белье. Чистотой солдат и офицеров обеспечивали прачки. Стирали они, как правило, в полевых условия. Грязную одежду сначала замачивали в керосине, чтобы вывести вшей, потом вещи кипятили и обрабатывали хлоркой. К концу войны красноармейцы практически забыли про педикулез.
Владимир Фортунатов: «Там работало очень большое количество женщин, которые, используя, самые разные средства, обеспечивали бойцов необходимым бельем, обеспечивали госпитали необходимым количество перевязочного материала. Это была очень тяжелая, сложная, такая грязная работа, но вот эти прачечные отряды сыграли очень большую роль. Ну вот еще интересные цифры: было вымыто 5 с лишним миллиона человек гражданского населения построено 4, 5 тысячи бань, 3 тысячи дезинфекционных камер и многое другое. То есть была создана мощнейшая система, в которой работали десятки сотен тысяч людей».
Оружие мести. Немцы при отступлении нередко использовали инфекции. Бывало, гитлеровцы оставляли колодцы с зараженной водой. Перед тем, как покинуть населенный пункт, отпускали больных тифом военнопленных. Чтобы понять, с какими болезнями столкнутся советские войска на освобожденных землях, впервые в стране была создана санитарно-эпидемиологическая разведка.
Владимир Фортунатов: «Если говорить о воде, которую немцы травили, то наши врачи и специалисты исходили из очень простого подхода: какая бы вода ни оказывалась на пути у наших войск, ее все равно нужно обеззараживать намертво. Я не буду называть все препараты, которые использовались. Вода приобретала не очень хороший вкус. Тогда использовались виннокаменная и лимонная кислота, то есть туда добавлялись немножко в эту воду. Но, по крайне мере, эта вода не была отравлена, она была чистой, и бойцы наши не болели желудочными заболевания, которые выбивают из строя. Мы знаем, что это не боец, который каждый 15 минут бегает под кустик. Что еще проводилось? Когда уже проходили Восточную Европу, Польшу, другие страны, то концлагерь, который удавалось отбить у немцев, его обычно на какое-то время изолировали. Лечили больных людей, подкармливали их, не допускали соприкосновения военных, солдат и офицеров Красной Армии с этими людьми».
9 мая 1945-го года для санитарных и эпидемиологических служб война не закончилась. Часть войск была переброшена на Дальний Восток, чтобы вести боевые действия против Японии. А там и новые вызовы, неизвестные вирусы и бактерии. К тому же стране нужно было с нуля восстанавливать всю медицинскую систему, благодаря которой слова «тиф», «холера», «туляремия» кажутся сейчас чем-то далеким и давно побежденным.
Александр Мясников: «Был у нас один совершено замечательный полководец Константин Рокоссовский. Когда его спросили про Великую Отечественную войну, как ее победили, он сказал, что победили в ней наши медики. И победили в ней раненые. И он был абсолютно прав. Военная медицина, в том числе, эпидемиологическая. Ранения шли к восстановления на уровне 85%, а заболевания, в том числе вот эти эпидемиологические, на уровне 95%. То есть те люди, которые были вылечены, возвращались на фронт и воевали. То, что делали медики, это очень важно. Но как-то оно всегда в стороне остается».
«Я верю в гигиену. Вот где заключается истинный прогресс нашей науки. Будущее принадлежит медицине предохранительной», – говорил хирург Николай Пирогов.