В Сколковском институте науки и технологий рассказали о европейском следе коронавируса. Откуда он пришел в Россию и чем отличается от инфекции в других странах, телеканалу «МИР 24» объяснил профессор Сколтеха Георгий Базыкин.
- Каков главный вывод первого исследования геномной эпидемиологии COVID-19 в России?
Георгий Базыкин: Выводов несколько, исследование описательное. Основное – завозов коронавируса в Россию было множество. Нет никакого «нулевого» пациента, как говорят эпидемиологи, которого можно обвинить в том, что он привез коронавирус в Россию. По нашим данным, было не меньше 67, но, я уверен, что было гораздо больше независимых эпизодов завоза.
Практически все эти случаи были привозами не из Китая. В основном, это были привозы из стран Европы, был случай из Саудовской Аравии.
- Как удается выяснить, откуда привезли коронавирус?
Георгий Базыкин: Это позволяет сделать «геномная эпидемиология». Основная идея: вирус – это биологический объект. Как все биологические объекты, он мутирует. В тексте его генома время от времени при его копировании случаются ошибки. Это случается примерно раз в две недели. Поскольку среднее время от заражения до того, как человек заражает следующего, составляет примерно 5 дней, это значит, что на три такие передачи случается приблизительно одна вирусная мутация. Они никак не влияют на свойства этого вируса: не меняют то, насколько он заразен, не меняют то, насколько получается тяжелое течение заболевания. Но следы мутаций, которые остаются в тексте генома, позволяют, читая геномы, разбираться с тем, в какой последовательности происходили заражения.
Если мы видим два варианта вирусного генома, идентичные по последовательности букв, нуклеотидов, но один из них в России, а другой, например, во Франции, мы можем с уверенностью сказать, что завоз был именно из России или из Франции. Но, используя внешние данные, мы знаем, что направление было из Франции в Россию. Так нам удается перечислить все завозы. Я уверен, что мы недоучитываем завозы, потому что мы читаем геномы не всех вирусов, у нас меньше одного процента от всех вирусных геномов в России пока что прочитано, но для выборки мы можем говорить о том, что именно произошло.
- Удалось выяснить, когда произошел основной завоз вируса в нашу страну? Можно ли считать Москву основным источником распространения инфекции по России?
Георгий Базыкин: Как я сказал, это было множество событий. Действительно, они происходили в узкое временное окно – приблизительно две недели, может быть, немножко больше – на границе февраля и марта. Это был период, когда началась интенсивная вспышка в странах Европы – в Италии и во Франции, в Испании. Когда еще Россия не совсем закрыла границу, большое число людей продолжало приезжать. В основном, это были россияне, которые возвращались из-за рубежа. На это время приходится привоз тех вирусных вариантов, которые после этого основали российские линии, которые распространялись по России.
Москва и Санкт-Петербург вместе отвечают примерно за 80% входящего авиасообщения в России. Думаю, большое число случаев пролетало через аэропорты Москвы и Петербурга, но генетически мы этого не видим. Мы видим, что есть кластеры, которые объединяют города, например, Краснодар и Оренбург: в них люди болеют похожими вирусами, но при этом следов такого вируса ни в Москве, ни в Петербурге мы не наблюдаем. Это согласуется с тем, что мы знаем о биологии этого вируса. У него довольно продолжительный инкубационный период. Условно говоря, человек, который привозил вирус из Европы в Краснодар, даже если он летел с пересадкой в Москве, в момент пересадки он мог не инкубировать вирус и никого не заразить. Во много городов этот вирус завозился более-менее одновременно и независимо.
- Вы говорили, что в геноме каждые две недели происходят изменения. Количество мутаций влияет на свойства вируса, его способность заражать?
Георгий Базыкин: Пока что мы этого не видим, не видим никакого эффекта мутаций на свойства вируса. Есть некоторые мутации, которые выглядят подозрительно, есть одна мутация, которая, по некоторым сообщениям, увеличивает заразность вируса, но это очень небольшие эффекты – порядка 5%. Это гораздо меньше, чем разница между риском, которому подвержены люди разных возрастов, с разными сопутствующими заболеваниями, даже люди в разных странах.
В будущем, возможно, мутации этого коронавируса сделают его свойства другими. Этим особенно надо озадачиваться, когда мы пытаемся создавать вакцину. Возможно, через пару лет мы будем говорить о том, что коронавирус, который остался с нами, изменился, и вакцину теперь нужно немножко изменять. Но пока что нам нужно иметь хоть какую-то действующую вакцину. Волноваться про дальнейшую эволюцию этого вируса нам рано.
- Что может произойти, если вирус начнет эволюционировать?
Георгий Базыкин: Очень сложно сказать, потому что теоретические предсказания сильно зависят от предположений, которые вы делаете. Мы точно понимаем, что вирусу полезно интенсивнее распространяться между людьми. Мутации, которые будут увеличивать его заразность, будут поддерживаться естественным отбором, будут распространяться. Здесь будет действовать такой простой естественный отбор, как открыл Дарвин. Но что будет происходить с мутациями, которые будут влиять на тяжесть течения заболевания, мы сказать не можем. С точки зрения вируса это не так важно, ему важно передаться в следующего человека, тогда он увеличит число своих копий. Вирус об этом не думает, не планирует.
Но естественный отбор будет способствовать таким вариантам вируса, которые будут приводить к высокой трансмиссивности. А что именно он делает с тем человеком, в котором он побывал, это с точки зрения вируса не так важно. Поэтому здесь строить предсказания очень сложно. Мы знаем, что бывают вирусы, которые по мере существования в людях ослабевают, бывают те, которые не меняют свои свойства в течение многих веков, например, вирус оспы.
- В Минобороны заявили о появлении вакцины. На Ваш взгляд, насколько эффективным будет этот препарат?
Георгий Базыкин: Создание вакцины – длительный и многостадийный процесс. Насколько я знаю, вакцина, которую сделало Министерство обороны совместно с институтом Гамалеи, прошла первую, возможно, первую и вторую совмещенную стадию клинических испытаний. Там показано, что вакцина, по-видимому, безопасна, что она вызывает возникновение антител, но в настоящих клинических испытаниях третьей фазы, то есть в испытаниях на большом числе добровольцев, которые показали бы, что эта вакцина эффективна, она, насколько я понимаю, не участвовала. Я не имею к созданию вакцины никакого отношения, но по сообщениям в прессе я понимаю, что ситуация устроена таким образом. Нужно иметь много сотен людей, часть из них будет привита плацебо, нужно сравнивать то, насколько интенсивно заразились люди в каждой из этих категорий. Эти сравнения должны быть слепыми, чтобы люди сами не знали, чем именно их привили: настоящей вакциной или пустышкой. И только тогда статистическим сравнением результатов можно достоверно и надежно говорить, что вакцина эффективна. Это никак не защитит от того, что вакцина может потерять эффективность в дальнейшем, но, чтобы сказать, что она исходно эффективна, необходимо это. Пока что ни одна вакцина в мире не прошла все стадии клинических испытаний. Есть несколько многообещающих кандидатов, в частности, вакцина Института Гамалеи, но ни одна не прошла этот путь до конца.
Подробнее в сюжете: Гости эфира
Читайте также: