Артем Аршакович Задикян – фотограф, москвовед, коллекционер старых фотографий и негативов, родившийся в далеком 1939 году. Много читать, учиться, увлекаться, жить активно, общаться с интересными людьми, обращать внимание на мелочи и не ставить деньги во главу угла – этими правилами он руководствуется всю жизнь. Поработать фотографом Артему Аршаковичу довелось во многих знаковых для столицы местах, от Московского метрополитена до храма Христа Спасителя, который, кстати, был восстановлен благодаря тому, что Задикян безвозмездно предоставил команде Лужкова 400 стеклянных негативов из своей коллекции. Только на его снимках сохранилось множество московских особняков, которых сегодня уже не существует. В 81 год Артем Задикян бодр, много и быстро ходит пешком, работает и в подробностях помнит так много, что, кажется, хватит на несколько человек.
«МИР 24» побеседовал с Артемом Задикяном о том, как менялась на его глазах столица, о катакомбах под Москвой и даже подземных лодках.
– Артем Аршакович, вы не любите, когда к вам приклеивают ярлыки, но одно из известных ваших увлечений – краеведение. Как москвовед, расскажите, где вы сами родились и как начали заниматься фотосъемкой?
– Я жил в старом московском переулке, который называется 1-й Коптельский. А в соседнем переулке роддом был, где Покровские казармы. Было обычное московское детство: четыре огромных дома, и все во дворе тусуются. Заливали катки, играли двор на двор. Утром рано гудели заводы, потому что будильников у многих не было – где их взять, – а за опоздание не только штрафовали, но могли и посадить. Заводов так много было, что, когда они начинали гудеть, это было слышно на всю Москву...
В 1951 году родителям дали ордер, мы должны были переехать в другой дом, на проспект Мира, напротив кольцевого метро – его как раз тогда кончили строить. И когда стали переезжать, я подумал: «Хорошо бы оставить на память фотографии». Я много чего наснимал перед тем, как начали все сносить, потом перешел и на другие места, где я маленький бегал, старые школы, а я их поменял штук пять. Что-нибудь не так сделал – и выгоняли. Интересная была школьная жизнь, и в каждой школе были клубы юных мастеров. Можно было прийти и бесплатно заниматься тем, что тебя увлекает. Я пошел в кружок фотографии, который вел Семен Фридлянд. Он был известный фотограф из «Огонька», просто дочка у него училась в этой 273-й школе.
Потом я был призван в армию на три года, отслужил на космодроме Плесецк и в других точках, куда нас кидали. Когда вернулся, запустили Гагарина в космос, я успел поснимать. Начали делать Музей космонавтики под ракетой – туда попал... Параллельно я учился в Институте радиоэлектроники и автоматики (МИРЭА) на факультете полупроводников. Где-то на четвертом курсе я выдохся, даже перешел на пятый, но перестал учиться, понял, что электроника – это не для меня. В лаборатории, в которой я работал, половина сотрудников умерли от белокровия, потому что ездили в Семипалатинск. Производить открытые испытания тогда было запрещено, и они делались под землей. Были тоннели, которые уходили под сопку, а в середине сопки – атомный заряд. Приборы подводились как можно ближе к взрыву, чтобы зафиксировать физические процессы, которые происходят в момент взрыва. Почти всегда после взрыва надо было эти приборы извлекать из тоннеля. Наш начальник и его помощники стали вытаскивать, а радиация проникла по трещинам – газовая радиация. Они перехватили дозу очень круто, у них полностью отказала кроветворная система. Они пролежали год на искусственном кровообращении, но спасти не удалось. Я пришел к выводу, что мне надо менять профессию – долго я не протяну. Радиоэлектроника – это очень интересно, тем более полупроводники, но я решил вернуться в детство и заняться фотографией, как любитель.
– Как на ваших глазах менялась Москва?
– Москва менялась очень контрастно, и «летело» очень много памятных мест. В 1961 году, как фотограф начинающий, я попал в общество охраны памятников Москвы, они находились там, где был кинотеатр «Россия», в одной из церквей сидели. Мне повезло, я много районов отснял по их заданиям. Просто море было «деревяшек» и огромное количество очень интересных купеческих домиков. Все это после войны не ремонтировалось, обваливалось, было подперто бревнами, чем угодно. Топили дровами, еще Москва дымила вовсю. Даже в 1951 году, когда мы переехали в новый дом, я видел с восьмого этажа все, что было в сторону Театра советской армии. Там были маленькие купеческие домики, и все они дымили, особенно в сильный мороз – это было очень красиво. Вся Москва была в трубах.
Хрущев провел карандашом по Москве и сделал вот эту «вставную челюсть», как все москвичи стали называть Новый Арбат. При нем стали переселять, везде строили новые дома: Новые Черемушки и прочее-прочее-прочее. Освобождали купеческие дома и начинали их сносить. Везде стояли на помойках резные кресла, внутри домов была оставлена еще дореволюционная купеческая мебель. Высота потолков у купцов была 3,5 метра, а в «хрущобах» можно было до потолка рукой дотянуться. Поэтому что-то жильцы не могли взять, но и ценности не понимали абсолютно. Всем было наплевать: подумаешь, резное. Вы приходите в комиссионку 50-х годов – лежат рисунки Серова на бумаге, стоило это все 10-15 рублей. Конечно, эти домики пропали. Сейчас мы можем сказать, что это преступление, а тогда это считалось расчисткой города от той истории, которая накопилась за царское время. Очень много было снесено.
– Правда ли, что многие снимки из вашей коллекции вы нашли на помойках?
– Помойки – это вторые архивы. Туда после смерти стариков выносят все: медали, пленки, фотографии. Однажды я случайно нашел слесарный чемоданчик, а в нем лежали конверты с надписями: «Сталин идет по Кремлю», Сталин еще где-то – совершенно неизвестные снимки. В другой раз нашел стеклянные негативы по разборке храма Христа Спасителя.
– Еще одно известное ваше амплуа – диггер. Вы уже более полувека обследуете подземелья города, на чем стоит Москва?
– Если вы окунетесь ниже уровня земли, вы увидите просто огромную помойку в подземельях. Во время войны туда сбрасывали даже мешки с химией, там очень много того, чего не должно быть, что должно быть вытащено и убрано куда-то на свалку. До сих пор это все находится в районе Солянки – там были соляные склады, затем гаражи, сейчас все закрыли. Дом на набережной тоже стоит на винно-соляных складах. Склады снесли, а подвальную часть нет, просто вбили три тысячи свай, а сверху сделали бетонную подушку толщиной в два метра, на которую поставили дом. Недавно там проводили кабели и наткнулись на пустоты – оказалось, это подвалы от соляных складов. Меня несколько раз приглашали на провалы на детских площадках. Вместо того чтобы обследовать это место с помощью георадара, строители ставят площадку и уходят. А там раньше были старые купеческие дома, и подвалы остались. Несколько детских площадок так провалилось.
Когда были разрушительные набеги, пожары, сооружались глубокие подвалы, причем пятиэтажные подвалы есть до сих пор. Например, пыточные подвалы на Мясницкой, дом 3, там шесть этажей. Подземные тюрьмы были при любых царях, там пытали, допрашивали, это не в советское время придумали. В селе Преображенском было то же самое, и за Сокольниками, где жил Алексей Михайлович Тишайший, – там у него сады были, зоопарк и были пыточные подвалы. Под городскими стенами всегда есть подземные сооружения – для хранения ядер, чтобы пехота пряталась и слухачи. От стены делался метров 10 ход, чтобы слухачи слушали, подкапывается к ним кто-то или нет.
После того как все превратилось в СССР, начали рыть советские органы госбезопасности, в 1930-х началось метро. Метростроевский архив до сих пор не разобран. У меня друзья там есть, в школе вместе учились, они много чего интересного рассказывали. Как натыкались на подвалы, забитые хрусталем, потому что неглубокое залегание метро было. Например, вышли на подвалы Политехнического музея, там лежали шинели 1914-го года. Часто натыкались на всякие подвалы от купцов. Нашли очень много шестиугольного кафеля, которым потом облицевали метро.
– Вы как-то упоминали о том, что под храмом Христа Спасителя есть бункер. Откуда вы узнали об этом?
– Это остатки от Дворца Советов. Естественно, когда строили Дворец Советов, там обязательно должно было быть запланировано бомбоубежище для ответственных людей, потому что строили перед войной и в общем чувствовали ее приближение. Поэтому заложили бункер на глубине 120 метров. Когда я работал на строительстве храма Христа Спасителя, однажды пришел некий человек из ФСБ и объявил, что то сооружение, которое находится на глубине 120 метров, не угрожает прочности сооружаемого объекта, то есть храма. Этот бункер идет вдоль Москва-реки, он действующий до сих пор. Такие сооружения стандартизированы по всему миру.
– Одна из излюбленных тем московских диггеров – «метро-2» и «метро-3». Они существуют?
– Я в метро в качестве фотографа проработал лет 10-15, когда выходила газета «Московский метрополитен». Секретное метро есть, и даже глубже, чем многие думают. Артем Боровик, как «элитный ребенок», был допущен ко многим интересным вещам, он спускался на лифте на глубину 600 метров на Арбате. Там, где Министерство обороны. У них на глубине 600 метров бункер. Почему? Да потому, что были изобретены ракеты, которые проникали в землю на глубину 200 метров, и все бункеры ушли еще глубже. Это не может быть такая замкнутая ячейка на глубине 600 метров – наверняка там тоннель идет куда-то.
Был очень смешной случай. Мужичок стоит в перестройку на Новом Арбате и продает какие-то камушки на тележке. У него длинная борода, завязан узелочек на бороде бантиком – видно, в общем, самодеятельный геолог. В тележке – желваки, расколотые геологическим молотком, а внутри каждого круглого булыжника – голубенький кристаллик. Я говорю: «Ух ты, красиво, где это вы набрали?» Он рассказывает, что к дому подъехал самосвал, вывалил это все на землю и уехал. Я говорю: «Это как же так?». Он: «А у нас там бункер делают очень глубокий». Так я узнал, что на Мосфильмовской тоже делается бункер, значит, они обязательно между собой соединены тоннелем. А как же электричество, кабели, неужели с земли будут подавать? При войне это невозможно, обесточит – и все. У них должны быть индивидуальные источники питания. Дизель там не поставишь – выхлопная труба дизеля не вытолкнет газ наверх, чтобы крутить динамо-машину. Наверняка там атомные котлы, такие же, как на атомных подводных лодках. У нас однажды на параде показали небольшие дивизионные атомные котлы на гусеничном ходу. Они проехали, а больше их не показывали.
Но самая интересная тема, которой я коснулся, – это подземные лодки, которые начали разрабатываться еще до войны, в 30-е годы. Был такой конструктор – Александр Требелев, который совместно с двумя другими конструкторами разработал механическое устройство типа крота, которое идет под землей и засыпает за собой ход. Это страшно интересно. Хрущев почему начал уничтожать атомные подводные лодки? Он сказал: нам никакой подводный флот не нужен – у нас есть подземный флот, который не боится никаких радаров. Эти лодки идут, конечно, медленно, но они могут подползти под противника и там рвануть, как говорят. Я знаю, что такие конструкции разрабатывались в Нахабино, там же полигон огромный, испытывалось несколько типов подземных лодок. Одна из таких лодок застряла на глубине 20 метров.
– Еще одна старинная загадка Москвы – загадочно исчезнувшая библиотека Ивана Грозного. Приходилось ли вам набредать на ее следы?
– Есть знаменитый список этой библиотеки, но, к сожалению, ни одной книжки нигде в других странах не нашлось. На месте дома Пашкова когда-то стоял дворец Софьи Витовтовны – той самой, которая привезла библиотеку. Не Иван Грозный был ее основоположником, а она привезла из Александрии часть библиотеки, так как была единственной наследницей. 300 возов загрузили книгами и привезли в Москву. Это было при прадеде Ивана Грозного, Иване III. Знаменитый историк и археолог Игнатий Яковлевич Стеллецкий, которому Сталин дал разрешение, начал копать в Кремле, искать библиотеку, но он, к сожалению, выбрал неправильное направление. Дьяк [который указывал на тайник под Кремлем] увидел только сундуки, но книг не видел. А пустые сундуки всегда в подвалах хранили.
Софья Витовтовна могла спрятать библиотеку в своем дворце. Есть старые гравюры, на которых вы увидите не Пашков дом, а совсем другое сооружение. Оно очень похоже на Голландский домик, только очень большой. Мы копали около дома Пашкова, обнаружили огромный колодец диаметров восемь метров – как шахта метро, белокаменная, которая уходила вниз. На глубине примерно метров 30 нас остановили кремлевские управленцы, не дали дальше копать. Под домом Пашкова есть еще огромные одностолпные подвалы. Диаметр столба – три метра. Я в свое время фотографировал всех работников Библиотеки имени Ленина, и вот один из них рассказывал, как они в 20-е годы раскладывали книги в подвале под Пашковым домом, и пришли военные. Оказывается, там была железная дверка на столбе. Они вскрыли эту дверку, влезли еще ниже – там что-то есть еще ниже подвалов – и стали вытаскивать связки ружей-трехлинеек. Значит, какой-то заговор раскрыли в Кремле. В общем, глубокая история... И вообще все, что там вокруг было до Библиотеки имени Ленина, утыкано подземными ходами.
– Искать клады в Москве в принципе уже бессмысленно?
– Личные подземные сооружения были у каждого богатого человека. Помните, Рябушинские спрятали в подвале огромные ценности – замуровали, думали никто не найдет. Над нами пронеслось столько войн, и все прятали: горшки зарывали в землю, в стенах замуровывали, под окнами прятали в подоконник, на чердаках. Чего угодно можно найти в старых домах. Я всегда говорил: пожалуйста, обследуйте старый дом, прежде чем ломать. Чтобы это все пошло на пользу Москвы, а не на пользу каких-то черных копателей, которые ходят по подвалам и чердакам и находят очень много интересного. Негативов так пропадает огромное количество, потому что фотографы сидели обычно на крышах, и у них были световые залы из стекла, как оранжереи, потому что света много надо было. В Питере, кажется, нашли царский архив вот так – стекляшки на чердаке. Очень много у нас пропадает.