Традиция праздновать Новый год вокруг наряженной елки кажется старинной и органичной для России, хотя установка и украшение елового дерева в доме на самом деле традиция немецкая, и на русских просторах прижилась она только к концу XIX века. История праздника в нашей стране дважды жестко пересекалась с внутренней политикой. Сначала Петр I в рамках европеизации Руси вдруг повелел начать отмечать его не осенью, как было раньше, а 31 декабря, а несколькими веками позже большевики перевели Россию с юлианского на григорианский календарь, сломав превалирующую до того момента рождественско-святочную религиозную традицию. «МИР 24» разбирался, какой путь прошел праздник в России и откуда взялись Дед Мороз и Снегурочка.
В конце декабря в 1699 года Петр I решил приблизить русскую календарную систему к европейской. Во-первых, изменилось летоисчисление – оно начало считаться не от сотворения мира, а от Рождества Христова. Так, вместо 7208 года жители Российской Империи неожиданно для себя оказались в 1700-м. При этом сохранился юлианский календарь, который отставал от григорианского на 13 дней. Новый год оказался внедрен между Рождеством, которое по юлианскому календарю отмечалось 25 декабря, и Крещением, став частью святочного периода.
Согласно тексту указа Петра, 1 января положено поздравлять друг друга с Новым годом и устраивать пиротехнические забавы. «Когда на большой Красной площади огненные потехи зажгут и стрельба будет», все знатные люди должны были каждый на своем дворе из небольших пушечек и нескольких мушкетов или иного мелкого ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракет. С 1 по 7 января на больших улицах должны были жечь костры и по возможности устраивать праздничное освещение.
«...перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых, против образцов, каковы сделаны на Гостине дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам, учинить возможно, а людям скудным комуждо хотя по древцу или ветви на вороты, или над хороминою своею поставить, и чтоб то поспело ныне будущего генваря к 1 числу сего года, а стоять тому украшению генваря по 7 день того ж 1700 года», – говорится в указе государя.
Украшение хвойными деревьями Петр решил перенять, побывав в Германии и Голландии и впечатлившись нарядным западноевропейским празднованием Рождества. Речи о том, чтобы ставить ель в доме как центр всего праздника, тогда еще не шло. Традиция украшения улицы елками не прижилась и после смерти Петра была забыта. Тем не менее европеизация произошла, и если крестьянство продолжало сохранять народные обычаи, то знать, кроме консервативного купечества, отмечала Новый год и Рождество с балами, карнавалами и фейерверками.
Ель в доме появилась в России в первую очередь как элемент празднования Рождества – и то только к середине XIX века. А пришла эта традиция от немцев, у которых она возникла в XV-XVI веках. Существует даже легенда, связанная с Мартином Лютером, который однажды накануне Рождества шел по заснеженному лесу и увидел, как сквозь еловые ветки сияют яркие звезды. Лютер посчитал это символом Вифлеемской звезды, решил срубить ель и принести ее в дом как символ Рождества Христова. Немцы традиционно украшали елку сладостями и свечами, а под нее клали подарки для детей. В Россию немецкий обычай пришел через императорскую семью, а именно великую княгиню Александру Федоровну, урожденную Фредерику Луизу Шарлотту Вильгельмину Прусскую, – жену Николая I. Александра Федоровна устанавливала елку для своих детей в Зимнем дворце, а уже из императорского дома мода наряжать елку молниеносно распространилась среди дворянства. Во второй половине XIX века рождественская ель укоренилась в русских домах от Петербурга до глухой провинции.
«Много лет назад я с удивлением узнал, что, в сущности, обычай рождественской елки не принадлежит к числу коренных русских обыкновений. Елка в настоящее время так твердо привилась в русском обществе, что никому в голову не придет, что она не русская», – писал в 1906 году философ Василий Розанов.
В 20-х числах декабря народ стекался на впечатляющие елочные базары. Крестьяне и лесники ковали железо, пока горячо: рано утром рубили в лесу деревья, загружали на салазки и доставляли на городские площади и рынки. Очевидцы вспоминали, что в местах елочных базаров город превращался в лес. Богатые люди покупали огромные ели, которые за небольшую плату бедняки доставляли до нужного места.
«Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, – лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько хочешь. Не так, как здесь, – тычинки, – описывает рождественский базар Иван Шмелев в повести «Лето господне». – У нашей елки... как отогреется, расправит лапы, – чаща. На Театральной площади, бывало, – лес. Стоят, в снегу. А снег повалит, – потерял дорогу! Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в елках – будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбами. Сбитенщики ходят, аукаются в елках: «Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..» В самоварах, на долгих дужках, – сбитень. Сбитень? А такой горячий, лучше чая. С медом, с имбирем, – душисто, сладко. Стакан – копейка. Калачик мерзлый, стаканчик, сбитню, толстенький такой, граненый, – пальцы жжет. На снежку, в лесу... приятно!»
Генри Мослер «Рождественское утро», 1916 г.
Полностью культура празднования Рождества вокруг елки сформировалась в России к началу ХХ века. Рождество, елка со всеми сопутствующими радостями стали для детей главным событием в году. В богатых домах праздник проходил шикарно – со званым ужином, дорогими сервизами, изысканными туалетами... Причем изначально елку ставили и наряжали втайне от детей, которые могли лишь с восторгом ожидать за дверями того момента, когда их впустят в праздничный зал и они будут веселиться около сверкающей, украшенной свечами огромной ели, лакомиться позолоченными орехами, конфетами и пряниками, развешанными на ветках, и открывать долгожданные подарки.
«О! Настало же! Самое главное, такое любимое, что – страшно: медленно распахиваются двери в лицо нам, летящим с лестницы, парадно одетым, – и над всем, что движется, блестит, пахнет она, снизу укутанная зеленым и золотистым. Ее запах заглушает запахи мандаринов и восковых свечей. У нее лапы бархатные, как у Васи. Ее сейчас зажгут. Она ждет. Подарки еще закрыты. Лера в светлой шелковой кофточке поправляет новые золотые цепи. Шары еще тускло сияют – синие, голубые, малиновые; золотые бусы и серебряный «дождь» – все ждет… Всегда зажигал фитиль от свечи к свече дедушка. Его уже нет. Папа подносит к свече первую спичку – и начинается Рождество!» – вот так вспоминала Рождество в своем детстве нищая при советской власти Марина Цветаева.
Елку ставили в сочельник, то есть канун Рождества – 24 декабря. На ветках оказывались игрушки из папье-маше, бумаги, ваты, воска, картона, стекла, дерева, металла, а также сладости и орехи. Изначально игрушки делали преимущественно религиозного содержания – ангелочки, колокольчики, обязательно Вифлеемская звезда на верхушке, под елку ставили распятие. Но постепенно их вытеснили игрушки светского содержания. Вокруг праздника развилась индустрия, коммерчески связанная с Европой. В Германии заказывали рождественские открытки, сюжеты которых формировали представление о том, каким должен быть праздник, оттуда же и из Чехии привозили тончайшие, но очень дорогие елочные игрушки, на рубеже веков в продаже появились даже электрические гирлянды. Те, кто не мог позволить себе все это богатство, мастерили игрушки и бумажные гирлянды своими руками.
Сергей Досекин «Подготовка к Рождеству», 1896 г.
В аристократической среде было принято заниматься благотворительностью, поэтому специальные организации и частные благотворители устраивали елки в народных домах и приютах, раздавали бедным детям подарки и сладости. К Рождеству нарядные ели «вырастали» не только на площадях и в богатых гостиных, но и в сельских школах, где организовывали праздник для крестьянских детей.
Елка и праздник вокруг нее предназначались прежде всего для детей и сопровождались конкурсами, танцами, спектаклями, ряженьем в разные костюмы, играми и, конечно, чтением стихов. Часто можно было услышать стихотворения «Елка» Алексея Плещеева, «Привет» Ивана Никитина, «Зима! Крестьянин торжествуя» Александра Пушкина, «Чародейкою зимою» Федора Тютчева, «Бабушка-зима» Владимира Сологуба. В помощь взрослым начали печататься объемные методички по проведению елок с готовыми программами, включавшими ноты, тексты, рисунки и все необходимое. Дети постарше разыгрывали сцены из «Щелкунчика» Эрнста Гофмана и «Снежной королевы» Ганса Кристиана Андерсена, девочки очень любили танец снежинок под песню «Мы белые снежиночки». В довершение праздника все дети получали подарки: игрушки, сладости, книги.
Приносящий подарки дед был атрибутом европейского праздника, но в русском обществе не прижился ни Санта-Клаус, ни святой Николай – Николай Чудотворец в России издавна был очень почитаемым святым, который в религиозном сознании означал гораздо больше, чем даритель подарков. Скорее, говорят исследователи, Дед Мороз – это персонификация зимы как времени года. Морозная и снежная зима справедливо связывалась с будущим хорошим урожаем. Так, в крестьянской традиции начала ХХ века существовал обычай звать Мороз на рождественскую кутью, чтобы его задобрить.
Специфические персонажи Дед Мороз и Снегурочка, связанные с новогодне-рождественским праздником, устоялись в русской культуре только к началу XX века. В 1860-х сказочный персонаж, который приносил в дом елку и подарки для детей (тогда это еще делалось тайно), недолго носил имя старого Рупрехта. В 1870-х он превратился в Дедушку Николая, а в 1880-х – в Морозко или Мороза. К началу ХХ века он стал Елкичем, такой персонаж есть, к примеру, в произведении Федора Сологуба «Январский рассказ (Елкич)». Называли таинственного дарителя и святочным стариком, и рождественским дедом. И хотя ряженые седобородые старики с посохами начали приходить на елки еще с последней четверти XIX века, считается, что окончательно имя Дед Мороз за этим персонажем закрепил Сергей Есенин, в 1914 году написавший стихотворение «Сиротка», героем которого он сделал «дедушку-мороза».
Михаил Врубель, «Снегурочка», 1890 г.
Во многом появлению Деда Мороза и Снегурочки способствовали русские писатели XIX века. Тут можно вспомнить сказку «Мороз Иванович» Владимира Одоевского, сказку «Морозко», два варианта которой включил в сборник «Народных русских сказок» Александр Афанасьев, поэму Николая Некрасова «Мороз, Красный нос». Снегурочка, или Снегурка, тоже присутствовала в народном фольклоре в виде девочки или девушки, сделанной из снега. В одноименной пьесе Александра Островского она предстает дочерью Деда Мороза и Весны-Красны.
В 1918 году Совнарком РСФСР издал декрет, согласно которому в России вводился григорианский календарь, таким образом православное Рождество перенеслось на 7 января, а Новый год разбил Рождественский пост. Постепенно в атеистическом государстве Новый год заместил Рождество, и елка из символа Рождества Христова стала атрибутом светского новогоднего праздника. Кстати, канонический новогодний тандем Деда Мороза и Снегурочки сформировался именно в советское время, в конце 30-х годов ХХ века.