Длинные руки, нестандартная посадка, словно полулежа. Манеру игры Ростроповича на виолончели даже называли обезьяньей. Но именно она давала уникальное, ни с чем не сравнимое звучание инструмента. Такой манере пытались подражать. Но мало кто знал, что для этого требовалось… сломать руку.
Однажды в детстве будущий музыкант неудачно упал со стула и получил двойной перелом руки. Ему сказали, что играть на виолончели больше не получится – с такой травмой невозможно держать смычок. После того как гипс сняли, Ростропович каждый день держал руку по часу в горячей воде – размягчал и играл, играл, играл.
«Все равно он как-то держал локоть по-другому, кисть была вывернута в сторону, – рассказывает личный секретарь Ростроповича Наталия Доллежаль. – Но он потом говорил, что это ему помогло приобрести уникальную постановку руки на смычке».
Мстислав Ростропович родился 27 марта 1927 года в Баку, в семье профессиональных музыкантов. Еще младенцем спал в футляре от виолончели, а его первыми игрушками стали инструменты. В 1942-м неожиданно от сердечного приступа умер отец, семья осталась без средств. Слава сомневался – не продать ли виолончель. К счастью, талантливому юноше удалось найти работу: он мастерил рамки для фотографий и коптилки из старых бочонков. И уже тогда, в 15 лет, начал ездить с концертами...
Глубокий тыл, концертная бригада в промерзлом поезде. Подросток Славка – в легкой одежде, а одеяла выдали совсем тонюсенькие. Тело сразу закоченело. Ростропович думал: «Хорошо бы заснуть и не просыпаться». А ночью почувствовал, что на нем что-то тяжелое, и ему тепло. Каждый из попутчиков, не сговариваясь, в темноте укрыл мальчишку собственным одеялом. Много позже Ростропович писал:
«Когда меня уже лишили гражданства, я говорил друзьям, которые требовали от меня злобы: «А вот за эти одеяла я еще не расплатился. И может быть, никогда не расплачусь. Это и есть моя страна, и я ей должен до сих пор».
«Знаменитая история: был пожар в милицейском управлении Самары, там погибло очень много милиционеров, – вспоминает Наталия Доллежаль. – Одна женщина родила ребенка, и в этот день погиб ее муж. Он (Ростропович) поехал к ней в роддом и сказал, что будет крестным этому мальчику. Он распорядился до 18 лет платить ему что-то типа стипендии. Когда он ушел, ему еще не было 18 лет, уже Ольга Мстиславовна доплачивала».
Сон не больше пяти часов в сутки, никаких каникул и отпусков. Занятия на инструменте на рассвете и перед сном – такой режим дня у Ростроповича был с юности. Окончив Консерваторию, он отправился на гастроли по необъятной стране – играть классику для людей, которые не слышали ничего сложнее частушек.
Однажды Ростропович спросил у матери: почему она не смогла сделать ему лицо получше? «Я была занята твоими руками», – ответила мать. Еще со студенческих времен Мстислава Леопольдовича прозвали подсолнухом – за раннюю лысину. А жена, Галина Вишневская, называла его Буратино. Музыканты познакомились в Праге…
«Был фестиваль Пражская весна, и маэстро рассказывал, что он сидел утром за завтраком в гостиничном ресторане. Там была лестница. «Я, – говорит, – увидел ножки, которые идут по этой лестнице, и подумал: «Интересно, если такие ножки, то какое будет лицо и все остальное... И когда я ее увидел, потерял голову», – рассказывает Наталия Доллежаль. Ради Ростроповича Вишневская развелась с первым мужем.
«Папа занимался своим, а мама хотела, чтобы он занимался с ней, – вот тут происходили выяснения отношений на повышенных тонах. Но когда они выходили на сцену, это все моментально с первых звуков забывалось, там уже просто был разговор на другом уровне», – говорит Ольга Ростропович.
1960-е годы, очередные триумфальные гастроли Мстислава Ростроповича в США. В советском посольстве маэстро предупредили: львиную долю гонорара он должен сдать. Композитор возражать не стал. Только попросил своего импресарио купить на весь гонорар антикварную фарфоровую вазу и привезти на прием в посольство. Вазу доставили, Ростропович взял ее, полюбовался и... развел руки. Ваза, ударившись о мраморный пол, разлетелась на кусочки. Музыкант подобрал один, завернул в носовой платок и сказал послу: «Это мое, а остальное – ваше».
Диссидентом Ростропович никогда не был и попал в этот круг поневоле – из-за собственной благотворительности. Еще в юности помогал опальным композиторам Сергею Прокофьеву и Дмитрию Шостаковичу. Власти закрывали на это глаза: маэстро любили за границей, он зарабатывал на гастролях огромные гонорары для страны. Но дружбу с одним человеком ему простить не смогли: Ростропович помогал Солженицыну – взял его на работу садовником.
Министр культуры Екатерина Фурцева вызвала композитора: «Вы покрываете Солженицына – он живет у вас на даче. В течение года мы не будем пускать вас за границу». Тот, пожав плечами, ответил: «Вот уж никогда не считал, что выступать перед своим народом – наказание».
С 1972 года Ростропович и Вишневская стали невыездными. Более того, им отменяли туры и записи даже на родине. За ними постоянно следили.
«Я сама в Жуковке жила и видела этих «топтунов», которые ходили вокруг под видом водопроводчиков, электриков, машины какие-то стояли подозрительные <…> Уезжали они как бы в длительную командировку, а потом уже, когда они были в Париже, их лишили гражданства. Но Галина Павловна говорила, что, если бы Слава остался и не уехал, то он бы спился точно», – вспоминает Наталия Доллежаль.
Они уехали в никуда: квартира, дача, машина, накопления и даже награды – все осталось в Советском Союзе. С жильем помогли иностранные друзья, а принц Монако даже сделал супругам служебные паспорта как лицам без гражданства. Маэстро мог бы впасть в депрессию, но вспомнил свое святое правило: в любую трудную минуту – просто играй на виолончели. И виолончель его спасла в очередной раз.
«Руководить Вашингтонским оркестром – это было большое счастье, – объясняет Доллежаль. – Он из него сделал конфетку. Он им рассказал про русскую музыку. Они не знали, как играть Чайковского правильно, Мусоргского. Он им показал, рассказал и открыл русскую душу».
Несколько квартир в разных странах, лучшие гостиничные номера, всегда готовые к его услугам… Но долгое время у Ростроповича не было чувства собственного дома. Так и катались из города в город его восемь чемоданов. На каждом было подписано: Нью-Йорк, Вашингтон, Париж… Чемоданы иногда разлетались без него и ждали его уже по месту назначения.
На сцене Мстислав Ростропович был сосредоточенный, серьезный, иногда мог и расплакаться – так действовала на него сила музыки. Но, убрав виолончель или дирижерскую палочку, он превращался в совершенно другого человека. Человек-анекдот – так его называли. 1970-е, Лондон, Букингемский дворец. Пианист Бенджамин Бриттен готовил Ростроповича к первому выступлению перед королевой Елизаветой.
«Он страшно волновался и спрашивал у Бриттена: «А как мне поздороваться с королевой?» – «Ну как – надо сделать вот такой реверанс (показывает и смеется)». И когда он пришел и сделал такой реверанс, то все хохотали страшно, потому что никто такого не делает», – рассказывает личный секретарь маэстро.
Еще один из множества смешных и хулиганских случаев произошел в 1990 году, когда главному дирижеру Вашингтонского оркестра позвонили из Сан-Франциско и пригласили на юбилей его друга, скрипача Айзека Стерна. Перед самым началом концерта кто-то вошел в дамскую уборную, поправил диадему и быстро скрылся, пока женщины не заметили балетные пуанты 43-го размера. А в это время на сцене стояла одинокая виолончель. Айзек Стерн с гостями ждал маэстро, а дождались коренастую балерину в пачке, которая сначала станцевала, а потом и сыграла «Умирающего лебедя». Это был очередной розыгрыш Ростроповича.
«Он мог сидеть выпивать за столом до трех часов утра. Но когда ты вставал, скажем, в восемь, он уже сидел и разыгрывал руки. Он был прежде всего человеком необычайной работоспособности, и это очень спасало его жизнь», – считает бывший министр культуры России Михаил Швыдкой.
Как-то у Мстислава Леопольдовича спросили: почему вы выбрали виолончель? Маэстро ответил: «Потому что я ее полюбил, как женщину. Лишь много лет спустя узнал, что по-французски виолончель мужского рода. Я был потрясен! Но было уже поздно. Поэтому – в любую трудную минуту просто играй на виолончели!»