Роман «Золотой теленок» – одно из самых цитируемых произведений русской литературы. Многие знают, кто такие Остап Бендер, Киса Воробьянинов, мадам Грицацуева и даже фразы в лингвистическом багаже Эллочки-людоедки. А вот имена авторов в контексте книги зачастую звучат обезличено: Ильф и Петров. Кто такие Ильф и Петров? Поначалу это был тандем двух сотрудников сатирического отдела газеты железнодорожников «Гудок». Оба родом из Одессы, оба прожили 39 лет. Примерно за десятилетие совместной работы они успели написать «Двенадцать стульев», продолжение – «Золотой теленок», книгу впечатлений от поездки в США «Одноэтажная Америка», несколько новелл, повесть «Светлая личность», а также множество фельетонов и очерков.
15 октября исполняется 125 лет со дня рождения Ильи Ильфа, и MIR24.TV приоткрывает историю жизни писателя.
По юмору в «Двенадцати стульях» нетрудно заметить: тут не обошлось без Одессы. Именно в этом приморском солнечном городе родился в 1987 году Иехиел-Лейб Файнзильберг – третий сын в семье банковского служащего Арье Беньяминовича Файнзильберга. «Все равно про меня напишут: «Он родился в бедной еврейском семье», – уже много позже любил повторять Иехиел-Лейб, которого сегодня все знают как Илью Ильфа. Свой псевдоним он сконструировал по первым буквам имени и фамилии. Так же поступили и двое его старших братьев. Отец мечтал дать сыновьям серьезное образование, надежное дело, но вышло не совсем по плану: из четырех детей два художника и один журналист…
Арье Беньяминович, в свою очередь, по какой-то причине не покинул Россию, когда большая часть семьи еще в XIX веке перебралась в США.
«Все началось с деда», – написал Вениамин, младший брат Ильфа, над фотографией Беньямина Файнзильберга – очень внушительного господина с кустистой черной бородой, датировав этот снимок серединой позапрошлого века. Его сын Арье (или Арья, или Арье), отец Ильфа и его братьев, родился 1 сентября (ст. ст.) 1863 года. В дальнейшем у него появились братья и сестра. В конце XIX века большая семья Файнзильбергов, за исключением Арье Беньяминовича, во главе с бабушкой переселилась в Америку, в Хартфорд (штат Коннектикут), который и по сей день населен «Файнсилверами». Нет сведений, где они жили до отъезда – в Киевской губернии, в Одессе или еще где-то. Почему не уехал старший, узнать не удалось», – пишет в статье «Вскрываем корни» Ильи Ильфа» дочь писателя Александра Ильф.
Если старшие сыновья Арье Беньяминовича окончили коммерческое училище, то Ильф – ремесленное. Прежде чем ступить на скользкую дорожку журналистики и сатиры молодой человек поработал чертежником, токарем, телефонным монтером, статистиком, а потом был призван в армию – в России тогда шла Гражданская война. Ему повезло вернуться домой, правда, в 1920 году у него диагностировали туберкулез – именно эта болезнь так рано погубит его.
По возвращении в Одессу Ильф устроился на работу в местное отделение Российского телеграфного агентства (РОСТА) и вступил в «Коллектив поэтов». Худой юноша в пенсне без оправы, с большими губами и смеющимся взглядом, был местным модником: кепка, пестрый шарф и какие-нибудь особенные башмаки добавляли его образу европейского лоска. Стихи его тоже были странными. Зато в клубе Ильф обрел друзей и познакомился с неким Митей Ширмахером, который считается одним из прототипов Великого Комбинатора.
«Одесса – единственный город, где, проснувшись утром, вы слышите со двора: «Детей, идите кушать яиц!» Тут-то и понимаете, куда попали», – констатировал литератор.
В 1923 году, однако, 26-летний журналист покинул родную Одессу и отправился искать профессионального счастья в Москву (сердце его уже было занято). Там он устроился в упомянутую газету «Гудок», познакомился со своим бессменным соавтором Евгением Петровым и его старшим братом Валентином Катаевым. Ильфу дали место в общежитии типографии в Чернышевском переулке, оттуда он вел страстную и драматичную переписку со своей возлюбленной и будущей женой – одесситкой Марусей Тарасенко...
«Целую очень, очень, пальцы, губы, сгиб на руке и худое милое колено в синем чулке с дырочками. И синее платье, на котором тоже дырочки. И помню белую рубашку, в которой ты была на вокзале. Моя маленькая, я очень тебя люблю», – писал Ильф.
«Видите, я сижу на каменной глыбе, позади ржавая рыжая решетка – это буду любить вас, много. Слышите, как каркают вороны, – это я буду любить вас долго. Чувствуете, как тихо греет милое, теплое солнце, – это буду любить вас нежно. Мне хочется каменно и сурово говорить о моей любви. К вам... Мне хочется сделать вам больно, больно, и тогда я буду плакать кривыми серебряными слезами и любить еще больше», – признавалась Маруся, которая была на семь лет младше жениха.
В 1924 году Мария Николаевна наконец смогла приехать в Москву, и влюбленные расписались. Как утверждала Александра Ильф, они пошли в загс только потому, что Мария Николаевна как супруга сотрудника «Гудка» получала право на бесплатный проезд из Одессы в Москву и обратно. Первое время новоиспеченная ячейка общества перебивалась в нищете в крошечной каморке, где отныне появился примус, стоит лишь упомянуть, что у Ильфа и его друга Юрия Олеши были одни «приличные» брюки на двоих.
В 1927-м Валентин Катаев подарил Ильфу и Петрову замысел приключенческого романа о сокровищах, спрятанных в столовом гарнитуре. После работы товарищи до глубокой ночи корпели над рукописью в клубах сигаретного дыма и опустошенные возвращались домой по пустым темным переулкам старой Москвы. Уже в 1928 году роман «Двенадцать стульев» был готов – молодые фельетонисты за несколько лет сумели создать культовое произведение советской литературы, которое хоть и критиковалось, но публиковалось и имело огромный успех. В 1970-х было снято две экранизации книги – от Леонида Гайдая и Марка Захарова.
После выхода романа о похождениях Остапа Бендера у Ильфа и Петрова наконец появились деньги, правда, с «Гудком» пришлось распрощаться: в газете сократили штат сатирического отдела. Друзья перешли в еженедельный журнал сатиры и юмора «Чудак», писали для газет «Правда» и «Крокодил», «Литературной газеты». Как корреспондента газеты «Правда» Ильфа отправляли в зарубежные командировки, он получил отдельную квартиру в писательском доме в Лаврушинском переулке.
Следующим знаковым годом в судьбе Ильи Ильфа стал 1935-й – родилась дочь Александра, а еще они с Петровым отправились в большое путешествие по США – их впечатления легли в основу документальной повести «Одноэтажная Америка». За три с половиной месяца двое советских граждан проехали всю страну от Атлантики до Тихого океана и обратно, побывали в Лас-Вегасе и Нью-Орлеане, Чикаго и Сан-Франциско, в индейской резервации и мексиканской деревне, они осмотрели электрический стул и завод Генри Форда, пообщались в Белом доме с президентом США Франклином Рузвельтом. Ильф получил возможность встретиться с родственниками, давно обосновавшимися в Хартфорде, штат Коннектикут, и занимавшимися там автомобильным бизнесом.
«Гартфорд необыкновенно красивый город, весь заваленный большими осенними листьями. В них ходят по щиколотку. Только в торговой части большие дома. Здесь живут в красивых двухэтажных домиках в две или одну квартиры. Дядя Вильям занимает второй этаж такого домика. Там я завтракал и обедал, ел сладкое еврейское мясо и квашеный арбуз, чего не ел уже лет двадцать», – сообщал Ильф в письме из Нью-Йорка в Москву от 23 октября 1935 года. Как выяснилось, его старый дядя был знаком с Марком Твеном. Когда-то тот работал коммивояжером, и Твен с интересом расспрашивал его о России каждый раз, когда он проходил мимо.
Ильф, который в СССР был очарован западным искусством, вдруг ужаснулся угнетением индейского и чернокожего населения, условиями жизни рабочих завода Форда, критиковал интеллектуальную пассивность американцев, но отдал должное прекрасным дорогам и сервису, чистоте и четкой организации в быту и на производстве. «Южные штаты – это страна сельских ландшафтов, лесов и печальных песен. Но, конечно, не в одной природе дело. Душа Южных штатов – люди. И не белые люди, а черные», – это строки из «Одноэтажной Америки».
В Нью-Мексико между партнерами произошла сильная ссора, которая закончилась, по воспоминаниям Петрова, самым задушевным разговором за все время их знакомства. Кстати, процесс совместной работы над книгой Ильф и Петров описали в юмористической автобиографии: как сложно давалась эта работа двум недавно совершенно посторонним людям, один из которых – загадочная славянская душа, а второй – загадочная еврейская душа. «Одноэтажная Америка» стала последним и единственным произведением Ильфа и Петрова, которое они писали порознь: каждый по 20 глав.
«Я не помню, кто из нас произнес эту фразу: «Хорошо, если бы мы когда-нибудь погибли вместе, во время какой-нибудь авиационной или автомобильной катастрофы. Тогда ни одному из нас не пришлось бы присутствовать на собственных похоронах». Кажется, это сказал Ильф. Я уверен, что в эту минуту мы подумали об одном и том же. Неужели наступит такой момент, когда один из нас останется с глазу на глаз с пишущей машинкой? В комнате будет тихо и пусто, и надо будет писать», – вспоминал Евгений Петрович. При этом до конца жизни два интеллигента общались друг с другом на «вы».
К сожалению, во время насыщенного американского путешествия у Ильфа открылся туберкулез, 13 апреля 1937 года он умер. А в 1942 году погиб в авиакатастрофе Петров, он вез в редакцию с фронта фотографии военного быта.
Трагически сложились судьбы старших братьев Ильфа: Срул Файнзильберг, известный под псевдонимом Сандро Фазини, в 1922 году эмигрировал во Францию. В 1942 году он был схвачен нацистами и спустя два года погиб в Освенциме. Мойше-Арн Файнзильберг умер в эвакуации в Ташкенте в 1942-м. Как утверждает Александра Ильф – от голода. Долгую жизнь, 83 года, прожил только младший брат Беньямин Файнзильберг: он работал инженером-топографом, но оставил после себя множество художественных фотографий.
Мария Николаевна замуж больше не вышла, она умерла в 1981 году в возрасте 75 лет, бережно храня и перечитывая письма мужа. После смерти матери Александра Ильф обнаружила, что Мария Николаевна продолжала диалог с любимым, приписав к некоторым письмам по нескольку строчек:
«Мне очень скучно без него, скучно давно, с тех пор, как его нет. Это последнее из слов о том, что я чувствую от его утраты. Много, много слов о нем в душе моей, и вот сейчас, когда прошло много лет и я читаю его письма, я плачу, что же я не убила себя, потеряв его – свою душу, потому что он был душой моей... Вот снова прошло много времени, и я читаю. Часто нельзя – разорвется сердце. Я старая, и вновь я та, что была, и мы любим друг друга, и я плачу».
Надо отметить, что Ильф не был бы Ильфом, если бы оставил в записных книжках только благостные строки. Доставалось официантам, случайным попутчикам, беспечным туристам, женщинам легкого поведения, просто некрасивым людям… В них можно встретить множество жизненных наблюдений, которые потом перекочевали в «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка»: нелепые названия провинциальных пивнушек и контор, необычные имена и, конечно, едкие заметки об окружающих. Именно у Ильфа в записях появляется фразеологизм «Край непуганных идиотов» – предположительно, аллюзия на пришвинское «В краю непуганных птиц». Встречается в записях и такое:
«Дом отдыха в О., переполненный брошенными женами, худыми, некрасивыми, старыми, сошедшими с ума от горя и неудовлетворенной страсти. Они собираются в кучки и вызывающе громко читают вслух Баркова. Есть от чего сойти с ума! Мужчины бледнеют от страха. Белые, выкрашенные известкой, колонны сами светятся. На соломенных креслах деловито отдыхают С. и Д. Брошенные жены смотрят на них с благоговением и надеждой.... <…>
Вечером брошенные жены танцуют в овальном зале с колоннами. Здесь был плафон с нимфами, но люди из хозуправления их заштукатурили. Брошенные жены танцуют со страстью, о которой только могут мечтать мексиканки. Но гордые поэты играют в шахматы, и страсть по-прежнему остается неразделенной». Или вот:
«На «Маджестике» (пароход, – прим.ред.) ехал англичанин с широким лиловым носом, из Армии Спасения. С ним ехала жена и семь штук их детей, мальчиков и девочек. Все они походили на папу и имели лиловатые широкие носы. Пароходная компания предоставила им отдельный обеденный стол. Это была удивительная и не очень привлекательная картина – папа, мама и семь маленьких пап. Миссис Утроба тоже не сверкала красотой».
Тем не менее в воспоминаниях друзей, в числе которых были Михаил Булгаков (он тоже некоторое время трудился в «Гудке») и его жена Елена, Ильф и Петров предстают порядочными и доброжелательными людьми, готовыми прийти на помощь. «Ильф и Петров – не только прекрасные писатели, но и прекрасные люди. Порядочны, доброжелательны, честны, умны, остроумны», – писала Елена Сергеевна. Она же: «Когда в жизни Булгакова разразилась очередная катастрофа, приходил Ильф, предлагал деньги...» Коллеги побаивались острого языка и «умной язвительности» Ильи Ильфа. И в искусстве, и в быту он был нетерпим к пошлости, ложному пафосу. Будучи строг к себе, он был беспощаден к другим.