С директором Музея МХАТ Софьей Грачевой встретился ведущий телеканала «МИР 24» Григорий Заславский.
Мы беседуем с вами в портретном фойе Московского художественного театра имени Чехова, и здесь за вашей спиной расположена выставка, которую Музей МХАТ делает к 225-летию со дня рождения Пушкина. Что для вас было важным показать на этой выставке?
Самым важным было обратить внимание на Пушкина как на драматурга, потому что Пушкин – наше все. Это часть словесности, поэзии, все его изучают в школе. Но далеко не все задумываются о том, а был ли он вообще драматургом, и как текст Пушкина пришел в театр. В основном, если вспоминать о театральных постановках, первое, что приходит на ум, разумеется, оперы. Там полагали, что поэтичность, музыкальность, поэзия, должны привести к тому, что это должно быть оперное произведение. И мы знаем несколько опер и постановок, они по-разному шли, с разной степенью успеха. Не сразу опера, в частности, «Борис Годунов», была воспринята публикой в полном объеме или в том восторге, который сейчас положено испытывать, когда слушаешь эту оперу.
Нам захотелось посмотреть на Пушкина именно с точки зрения драматического театра. Часто ли вообще ставили Пушкина и что конкретно Московский художественный театр в этом отношении предпринял. Если коротко описывать эту выставку, то мы начали немножко раньше, чем история Московского художественного, а именно с опытов Станиславского в обществе любителей искусства и литературы.
И тут я зрителям должна сказать маленькую ремарку: не все знают, что Станиславский создал Московский художественный театр вместе с Немировичем. Далеко не все знают, что его театральные опыты, актерские, режиссерские, начались сначала с домашнего кружка, который назывался «Алексеевский кружок», поскольку настоящая фамилия Станиславского Алексеев, об этом тоже мало кто знает.
Мы с вами, слава Богу, знаем.
Да, но мы рассказываем людям и хотим рассказать им, что было много неизвестных страниц по Станиславскому. Я веду к тому, чтобы народ заинтересовался его фигурой и, если их заинтересует, пришли в Дом-музей Станиславского, который находится в центре Москвы. Такое удивительное здание, шкатулка с сокровищами, где узнают о Станиславском гораздо больше, чем принято думать. Станиславский, что про него знают? Станиславский: «Я не верю!». А на самом деле, у человека был большой и длинный путь, он был с очень интересной судьбой. Поэтому призываю всех заодно прийти к нам в гости в Дом Станиславского. После домашнего театра «Алексеевский кружок» он создал на свои средства Общество искусства и литературы в Москве. Это был театр для любителей. С утра он и его сотоварищи ходили на работу, занимались профессиональной деятельностью, вечером они репетировали и давали любительские спектакли. Но это были спектакли такого высочайшего уровня, что они соперничали уже в этот момент с профессиональными театрами.
Скажите, а что из этого времени на выставке?
В коллекции Музея МХАТ довольно много всего, что можно было показать. Костюмы, какие-то предметы реквизита, эскизы, макеты. Как шел отбор?
Мы обратились к самым интересным художественным произведениям, потому что многие очень талантливые художники сотрудничали с МХАТ. И далеко не всем они известны как художники, но нам хотелось показать именно красоту их эскизов. Поэтому мы решили взять определенные спектакли, действительно, не все, вы правы, но те, которые позволяют нам показать некоторые редкие вещи. В частности, мы взяли спектакль «Последние дни». Это знаковый спектакль для Московского художественного театра. Он довольно трагичный в каком-то смысле, потому что там произошло несколько вещей, с частицей «не», с небольшим отрицанием. Эту пьесу написал Булгаков. Уже после того, как он ушел из Московского художественного, в этот момент он работал в Большом театре, МХАТ заключил с ним договор на создание пьесы о Пушкине.
Это к столетию со дня смерти?
Да, к столетию со дня смерти. И это оказалась пьеса о Пушкине без Пушкина. Это первое. И, к сожалению, Михаил Афанасьевич не дожил до премьеры этого спектакля. А потом этим спектаклем занялся режиссер Немирович-Данченко. Но это был уже 1941-й год, когда они приступили к этому спектаклю, к репетициям. Спектакль вышел в 1943-м году, но в апреле на репетициях случился сердечный приступ у Владимира Ивановича Немировича-Данченко. В конце апреля, 25 числа, он умер и тоже не увидел премьеру этого спектакля. Но то, что он увидел на генеральном прогоне, его поразило. Ведь действительно сложно создать спектакль о Пушкине без Пушкина. То есть нужно создать эмоциональную атмосферу.
Это последний, перед самой смертью Пушкина.
Собственно, да, и смерть. То есть там идет речь о том моменте, когда уже дуэль произошла, и он умирает, все происходит вокруг этого действия. Пушкина самого нет на сцене. Всех зрителей и самого Немировича потрясли тогда театральные декорации, которые были выставлены на сцене, потому что там были использованы такие занавесы, сквозь которые прозрачным светом был нанесен определенный рисунок. И создавалось ощущение эфемерности, присутствия, но его на самом деле нет. И трудность театрального музея всегда в том, что мы имеем от этого спектакля, который по воспоминаниям поражал своей красотой, только эскизы. Даже не осталось никаких костюмов. Мы имеем режиссерский экземпляр, где прописаны роли, но как передать это ощущение прекрасного?
Если говорить про театральный музей, то здесь основная ценность любого предмета, в первую очередь, сентиментальная. Эту вещь держал в руках Станиславский, эту вещь он передал кому-то. Если говорить о цене, какой самый дорогой экспонат на этой выставке?
Здесь все бесценно. Предположим, работа Рубиновича, это один из основоположников авангарда. С Немировичем они в музыкальной студии поставили «Лисистрату», суперизвестное произведение. За декорации они получили премию, золотую медаль на выставке в Париже в 1925 году. Настолько это было авангардно, необычно и потрясающе. Это было новое слово в сценографии. И до сих пор это является одним из основных, базовых, предметов изучения для технологов и для сценографов, потому что это был очень интересный опыт.
Как я понимаю, в этом году исполняется пять лет, как вы руководите Музеем МХАТ?
Да.
За последние годы было немало замечательных выставок. Была совершенно потрясающая, на мой взгляд, выставка к 90-летию со дня рождения Ефремова. То есть какие-то новые технологии используются, не теряя вкуса и уважения к каким-то мемориальным вещам. Что за эти пять лет вы считаете своим успехом?
Я считаю, что нашему театральному музею удалось выйти на новую ступень или как бы ощутить себя немножко по-новому. Потому что проблема театральных музеев заключается в том, что все они считают себя только частью театра и считают, что необходимо говорить только о внутренних делах театра. Судьба Музея МХАТ довольно необычна в этом смысле. Этот музей был создан отцами-основателями МХАТ в год 25-летия театра, но довольно быстро в 1969 году музей стал юридически независимым от театра, он отделился. Музей МХАТ хранит историю не только МХАТ Чехова, но и МХАТ Горького.
До сих пор?
Конечно, мы пополняемся фондами от МХАТ Горького периодически, может быть не так часто, как хотелось бы, но все-таки мы налаживаем эту работу, потому что мы территория, которая объединяет всех любителей истории МХАТ.
С другой стороны, с Московским художественным сотрудничали очень известные художники. Они, как мы понимаем, не берутся ниоткуда. И поэтому все эти художники – это часть общероссийского, можно сказать, мирового культурного процесса. Поэтому странно выпадать из этого процесса и существовать на острове. Мы за последнее время сильно продвинулись в этом направлении. У нас еще много взаимных проектов с другими музеями, к нам постоянно поступают запросы о том, чтобы наши картины, наши эскизы или костюмы участвовали в других проектах, в других музеях.
Я считаю, это очень важно. Как раз сейчас вы участвуете в выставке «Еврейский авангард».
Я смотрю, там огромный список, и среди них есть Музей МХАТ, Музей Пушкина. У них сейчас идет большая выставка, посвященная Пушкину, и очень большая часть взята из наших фондов. Мы за музейное взаимодействие, потому что все в этом мире связано между собой.