Поклонники шведской писательницы Астрид Линдгрен отмечают 110-летие создателя любимых во всем мире книг для детей. Автор книг «Малыш и Карлсон», «Мио, мой Мио», «Пеппи Длинныйчулок» по праву считается одним из крупнейших писателей Северной Европы. Ее авторитет вышел далеко за пределы детской литературы. Долгие годы Линдгрен прочили славу первого нобелевского лауреата, получившего награду за книги для юной аудитории. Чем же сказки Астрид до сих по привлекают не только детей, но и их родителей? «МИР 24» предлагает взглянуть взрослым взглядом на любимые сказки детства и найти в них то, чего мы раньше могли не замечать.
«Братья Львиное сердце»: смерть, утопия и смерть утопии
Опубликовав эту повесть, Линдгрен стала одним из первых писателей, решившихся откровенно поговорить с детьми о действительно взрослых вопросах. Первые же страницы легко могут отпугнуть родителей, привыкших думать, что детство – беззаботная пора, в которой нет места грусти. Книга написана от лица 10-летнего Карла, смертельно больного мальчика. Его старший брат Юнатан утешает мальчика историями о волшебной стране Нангияле, в которую все попадают после смерти. Карл слушает брата, но думает, что это лишь сказки. Вскоре случается трагедия – Юнатан погибает, спасая Карла от пожара. «Не было человека во всем городе, кто бы не оплакивал Юнатана и не думал про себя, что лучше бы вместо него умер я», – говорит об этом юный рассказчик.
Как и положено в сказках, Нангияла оказывается правдой, и братья снова оказываются вместе. Но и здесь им нет покоя. Часть страны находится под гнетом жестокого тирана, которому оказывают сопротивление повстанцы. И эта война описана Линдгрен тоже без лишних сентиментальностей – голод и смерть хоть и переданы через детскую речь, но оттого не становятся менее страшными. Братья, конечно, оказываются полностью на стороне восстания, но, поняв, что цена победы – множество жизней, отказываются воевать за общее счастье.
И этот сюжетный поворот вызвал у многих даже большее негодование, чем проходящая красной линией тема смерти. В утопической Нангияле читатели увидели критику скандинавской социал-демократии, настолько безапелляционно Линдгрен поставила ценность отдельной личности выше интересов общества. Кому-то политический подтекст в детской книжке может показаться притянутым, но сама писательница никогда не скрывала того, что не так проста, как может показаться. Да и участвовать в общественной жизни она никогда не стеснялась. Например, в честь Линдгрен получил неофициальное название принятый в Швеции закон о гуманном отношении к животным.
Цитата: – Почему все так страшно и несправедливо устроено? – спросил я. – Почему кому–то можно жить, а кому–то нет? Почему кто–то должен умирать, когда не исполнилось и десяти лет?
– Знаешь что, Сухарик, по–моему, ничего страшного в этом нет, – сказал Юнатан, – Наоборот, для тебя это просто прекрасно!
– Прекрасно? – закричал я, – Да чего же прекрасного – лежать в земле мертвым?
– Глупости, – возразил Юнатан, – Ведь ты сам в земле лежать не будешь. Там останется только кожура от тебя. Ну, как от картошки. Ты окажешься в другом месте.
– И где же, по–твоему? – спросил я. Я, конечно, не поверил ни одному его слову.
– В Нангияле.
В Нангияле. Он сказал это небрежно, словно все люди на земле только и говорили, что о какой–то Нангияле. Хотя я о ней не слышал никогда.
– Нангияла, – повторил я. – А где она?
И тогда Юнатан ответил мне: он и сам хорошенько не знает.
«Рони, дочь разбойника»: гендер, эмансипация, феминизм
В семье Маттиса, атамана разбойников, появляется долгожданный ребенок – девочка Рони. Сияющий от счастья отец в первую же минуту объявил новорожденную своей наследницей. И то, что командовать кланом будет девочка, ничуть не смущает ни атамана, ни шайку бандитов.
Рони растет в огромной обители веселых разбойников и до поры до времени не подозревает, что ее семья не единственная в замке. Бок о бок с бандой Рони живут разбойники Борки. Узнает об этом девочка после встречи с Бирком, сыном атамана. Дети не хотят быть частью давней вражды двух преступных кланов, поэтому сбегают из дома. Но все кончается хорошо – Рони и Бирк возвращаются к родителям, но готовят новый сюрприз. Они заявляют, что никто из них не станет разбойником, когда вырастет.
Можно подумать, что «Рони, дочь разбойника» – переложенная для детей история про Ромео и Джульетту со счастливым концом. Однако взрослые современники Линдгрен без труда считали посыл, направленный не к маленьким читателям, а к их родителям. Специалист по детской литературе, переводчица Кайса Линдсен резонно замечает, что книга посвящена резким социальным переменам, а именно тому, что гендерные роли стали более гибкими, а семейные связи – менее жесткими. В суровой разбойничьей реальности преступники, живущие традициями и строгой иерархией, вряд ли бы обрадовались тому, что командовать ими будет девчонка. Но мир Рони – это прогрессивное шведское общество, лишь наряженное в бандитские костюмы. Далее Линдсен указывает на еще более важную деталь. Бегство Рони и Бирка – не просто детский каприз, а настоящий бунт против отжившего патриархального уклада, в котором воля ребенка целиком подчинена воле отца.
И действительно, одними из самых любимых и тщательно прописанных персонажей Линдгрен были мальчики, несколько лишенные той «мужественности», которую хотели бы видеть в них люди старой закалки. Они чувствительны, меланхоличны, зачастую излишне мягки и порой довольно наивны. Таковы Малыш Свантесон, Мио, Расмус, братья Львиное сердце и многие другие герои, вышедшие из-под пера сказочницы. Сознательно или нет, но Линдгрен точно перенесла на страницы детских книг дух эпохи, в котором место брутальным светловолосым скандинавам осталось лишь в древних сагах да в фантазиях романтиков и консерваторов.
Цитата: Бирк встал и не спеша вышел на середину зала, так, чтобы все его видели. Он поднял правую руку и произнес торжественную клятву о том, что никогда ни за что не станет разбойником, что бы ни случилось.
В зале воцарилось тягостное молчание. Горькие слезы застлали глаза Борки, он был в отчаянии от клятвы сына, он не мог этого понять. Но Маттис и тут попытался утешить Борку:
— Я уже смирился с этим, – сказал он. – И ты смиришься. Нынче мы для детей не указ. Они поступают как хотят. И тут уж ничего не поделаешь, хотя это очень тяжело.
«Малыш и Карлсон, который живет на крыше»: живи долго, умри молодым
Еще один социальный типаж, массовое распространение которого почувствовала Линдгрен, отразился во всеми любимом образе добродушного толстяка с пропеллером. Психологи и социологи сойдутся в едином мнении о «синдроме Карлсона» лишь полвека спустя после первой публикации сказки, окрестив его носителей «кидалтами». Это взрослые состоявшиеся люди, которые так и не сумели преодолеть внутреннего ребенка. В обществе они могут быть успешными предпринимателями, учеными, врачами, политиками, но оставшись наедине с собой кидалты превращаются в детей. «Новые Карлсоны» играют в игры, явно не подходящие им по возрасту, запоем поглощают детские мультфильмы, разговаривают с куклами и даже заводят себе воображаемых друзей. Со стороны это может показаться невинной причудой, но для таких людей их инфантилизм – единственный способ защититься от стресса, спастись от мира взрослых и хотя бы на время снять боль от детских травм.
Попробуйте перечитать «Малыша и Карлсона» в зрелом возрасте. Вы увидите, что это не только веселая сказка про домомучительницу, плюшки и мужчину в самом расцвете сил, но и тонкая, пронзительная книга об одиночестве.
Цитата: Карлсон с надеждой посмотрел на Малыша, но тот стоял совершенно растерянный, не зная, где он сможет достать все, чего хочет Карлсон.
— Ты должен стать мне родной матерью, – продолжал Карлсон. – Ты будешь меня уговаривать выпить горькое лекарство и обещаешь мне за это пять эре. Ты обернешь мне горло теплым шарфом. Я скажу, что он кусается, и только за пять эре соглашусь лежать с замотанной шеей.
Малышу очень захотелось стать Карлсону родной матерью, а это значило, что ему придется опустошить свою копилку. Она стояла на книжной полке, прекрасная и тяжелая. Малыш сбегал на кухню за ножом и с его помощью начал доставать из копилки пятиэровые монетки. Карлсон помогал ему с необычайным усердием и ликовал по поводу каждой монеты, которая выкатывалась на стол. Попадались монеты в десять и двадцать пять эре, но Карлсона больше всего радовали пятиэровые монетки.
«Пеппи Длинныйчулок»: бремя белых детей
А вот дебют Линдгрен продолжает вызывать споры совершенно точно против воли автора. О таких книгах принято говорить – «с непростой судьбой». Сперва тогда еще совсем начинающую писательницу обвинили в «пропаганде буржуазных ценностей», а образ Пеппи критики сочли и вовсе деструктивным. Тогдашним педагогам казалось, что озорная рыжая девочка подает дурной пример детям. Длинныйчулок и правда вряд ли могла прийтись по нраву строгим родителям. Она бесконечно проказничает, учит других детей плохому, сочиняет небылицы, да и живет почему-то совершенно одна. Куда делась ее семья? И, в конце концов, откуда у нее сундук золота? Впрочем, время все расставило по своим местам – книга стала классикой детской литературы, а доброта и оптимизм, которые Пеппи подарила детям, перевесили все, что в ней не нравилось взрослым.
Но спустя десятилетия сказка Линдгрен снова не дает многим покоя, на этот раз – из-за расистского подтекста, который при желании можно увидеть в книге. Порой доходит до абсурда. Так, в 1994 году на съезде Международного совета по детской книге расизм Линдгрен обличила писательница Анна Мария Машаду. Она зачитала фрагмент, в котором Пеппи рассказывает свою очередную фантазию о том, что в Бразилии якобы не выходят из дома, не разбив яйцо об голову. «Почему в Бразилии? Почему, например, не в Бельгии», – с возмущением спросила писательница. Можно было бы воспринять это выступление как курьез или выходку, если бы с таким резким обвинением не выступила всемирно известная писательница.
Как бы то ни было, для европейских чиновников от образования Пеппи стала настоящей головной болью. В 2011 году скандал вокруг пыталась разжечь немецкая ассоциация женщин-евангелисток. Ее представительницы набросились на сказку из-за «колониальной» риторики и пренебрежительного отношения к людям другой культуры. «В книге черные дети кидаются друг в друга песком на глазах у белых. Когда я читала книгу своему чернокожему племяннику, я просто выкинула эту сцену», – привела тогда пример лидер ассоциации Эске Вольрад.
Подобные обвинения наиболее обидны тем, что Линдгрен никогда не была расисткой и в какой-то момент сама поняла, насколько оскорбительную книгу написала. Случилось это в 60-е после поездки Астрид в США. Она была шокирована тем, в каком угнетенном положении и в условиях жесткой сегрегации вынуждены существовать чернокожие по ту сторону океана. Вернувшись на родину, писательница дала интервью, в котором назвала многие эпизоды своей сказки «идиотскими». Впоследствии «Пеппи» неоднократно переиздавалась со значительными изменениями. Правки вносились не произвольно – процесс тщательно контролировала дочь Линдгрен, которой принадлежат права на книги матери. Но и этот компромисс пока не поставил точку в «Пеппигейте».
Цитата: Тем временем к трону Пеппи стали подходить маленькие черные веселяне. Непонятно, по каким причинам они вообразили, что белая девочка куда прекраснее их самих, и поэтому они были преисполнены к ней невероятного почтения, к тому же Пеппи была еще принцессой. Поэтому, подойдя к ее трону, они вдруг упали на колени и уткнулись лбами в землю.
Пеппи тут же спрыгнула с трона. – Что я вижу? – воскликнула она. – Вы тоже играете в секлетарей? Давайте играть вместе!
Она тоже встала на колени и принялась обнюхивать землю.
– Я вижу, что здесь до нас успели побывать другие секлетари, – сказала она минуту спустя. – Здесь ничего не найдешь, даже жалкой завалявшейся булавки. Это ясно.
Пеппи снова села на трон. Как только она это сделала, все дети снова рухнули на землю.
– Ах, понимаю, вы здесь, наверное, что-то потеряли. Но здесь ничего нет, так что не стоит искать, встаньте!
И вот Момо попыталась объяснить Пеппи, почему они падали перед ней на колени.
– Ты прекрасная белая принцесса, – сказала она.
– Да какая я тебе принцесса, – возмутилась Пеппи, с трудом объясняясь на ломаном веселянском языке. – Я – Пеппи Длинныйчулок, и этот трон мне нужен только для игры.
«Помперипосса из Монисмании»: налог на волшебство
Единственной сказкой, в которой Линдгрен напрямую обратилась ко взрослым, стала «Помперипосса из Монисмании». Поводом для этой сатиры на шведское правительство стал реальный случай, связанный с особенностями налоговой системы королевства. Подоходный налог в Швеции тогда составлял 83%. Но Линдгрен также была зарегистрирована как индивидуальный предприниматель, обладающий правами на рукописи. По закону, работодатель должен был перечислять в казну порядка 20% прибыли от бизнеса. В итоге вышло, что Астрид, работая на саму себя, должна была заплатить в качестве налога 102% от заработанного за год.
Эта абсурдная история и стала основой для небольшого рассказа, публикация которого имела неожиданно серьезные последствия. После публикации сказки и открытого письма Линдгрен в Швеции поднялась волна дискуссий по поводу налоговой системы. Оказалось, что писательница далеко не первая, кто столкнулся с такой коллизией. У народа нашлось и много других поводов для недовольства, и в итоге социал-демократическому правительству пришлось уйти в отставку после 40 лет у руля страны. А «эффектом Помперипоссы» экономисты до сих пор называют описанный Линдгрен парадокс.
Цитата: Помперипосса любила свою страну, ее леса, горы, озера, зеленые поляны. А еще она любила живших там людей. Даже мудрецов, правивших страной, ведь она и правда думала, что они мудры, и голосовала за них всякий раз, когда избирали правителей Монисмании. «За сорок лет они построили такое хорошее общество», — думала она. Никто в стране не бедствует, каждому достается кусок общего пирога, и Помперипосса была счастлива, что вложила в этот пирог больше, чем многие другие.
В Монисмании была налоговая ставка. Это значит, что чем больше ты зарабатываешь, тем больше ты отдаешь главному по налогам, чтобы он мог испечь общий пирог побольше. Но он не будет брать с каждого больше 80-83%. «Дорогая Помперипосса, — говорил он. — Остальные 17-20% можешь оставить себе и пользоваться ими так, как сочтешь нужным». И Помперипосса была всем довольно и жила себе спокойно. Но в стране было много недовольных, которые стучали щитами и кричали о непомерных налогах. Но Помперипосса была не такой – никто во всей Монисмании не слышал от нее жалоб на сборы для общего пирога. Даже наоборот, она считала, что это хорошо и справедливо, и продолжала голосовать за мудрецов, чтобы они и дальше делали все ради блага родной Монисмании.
Помперипосса писала книжки для детей. Делала она это просто ради удовольствия, чтобы доставить себе немного радости. Она думала: «Кто знает, может, есть дети, настолько же ребячливые, как я, которым захочется прочитать мои причудливые фантазии?» Так оно и оказалось. Читали ее не только в Монисмании, но и в далеких-далеких краях на западе и востоке.
Эдуард Лукоянов
Читайте также:
