18 января 1943 года – очень важная для жителей Петербурга дата. В этот день в ходе операции «Искра» войска Волховского и Ленинградского фронтов прорвали блокадное кольцо. Была восстановлена связь осажденного города с Большой землей. К этому дню в городе оставалось около 800 тысяч человек. Как утверждают историки, блокада Ленинграда унесла жизни около полутора миллионов человек. Подавляющее большинство погибли не от бомбежек и артобстрелов, а из-за голода. Как говорили очевидцы, блокада была так же страшна, как и самые ожесточенные бои. И хотя полностью блокадное кольцо было снято лишь 27 января 1944 года, этот день в дальнейшей судьбе города сложно переоценить.
«Нас было трое детей, но старшая сестра умерла от болезни еще до войны. Жили мы в двухэтажном многоквартирном доме на Выборгской стороне, напротив завода «Светлана». Когда началась война, папа ушел на фронт, и остались дома мы впятером – я, сестра, мама, бабушка и прабабушка», – вспоминает уроженка Ленинграда Татьяна Мавросоввиди.
Первое время было еще ничего, дома запасы, по карточкам давали хлеб, а вот в 1942 году стало совсем тяжко, рассказывает блокадница. «Про бобы-то немцы писали, потому что одно время нам их давали вместо хлеба. Люди уже перестали прятаться от бомбежек, просто затыкали окна матрасами и никуда не убегали – не было сил», – рассказывает Татьяна Мавросоввиди.
Папа воевал на фронте недолго, подхватил воспаление легких, в госпитале ему становилось все хуже и его комиссовали. «А дома голод, и он начал умирать. К тому времени ему было всего 27 лет, а маме – 25, вспоминает женщина. Ко всему прочему, маму обманули какие-то аферисты – подошли на улице и сказали, мол, мы для вашего ребенка сейчас хлеб купим, подождите нас здесь. У нее совсем не было сил идти со мной до магазина, и она поверила, отдала им карточки», – вспоминает блокадница.
«И мы остались совсем без еды. Я от голода перестала ходить. Как-то заходит в квартиру бабушка после работы и видит такую картину: ее дочь и зять лежат без сил от голода на кровати, зять уже начал вытягиваться, как это бывает перед смертью, а я ползаю под столом, собираю соринки с пола и ем, думая, что это хлебные крошки. Бабушка кинулась назад в госпиталь, там выпросила горсть туранды – подобие муки черного цвета со всякими примесями. Растворила она эту муку в воде и напоила сначала зятя, потом уже нас», – рассказывает уроженка Ленинграда.
Через некоторое время родители смогли открыть глаза, вспоминает блокадница. «Правда, папа так и умер в 1942 году, его похоронили на Богославском кладбище – это одно из мест массовых захоронений блокадников. И мы снова остались впятером», – говорит Татьяна Мавросоввиди.
«Однажды к нашему соседу приехала сестра с фронта, он тоже страшно голодал. Она привезла ему тушенку, консервы всякие – фронтовой паек. Разложила перед ним на столе еду и говорит, мол, давай кушай. А он от нее взгляд отвести не может: «Ой, какая ты упитанная, хорошая, вот бы тебя съесть...» Сестра перепугалась, быстро собрала вещи и давай бежать оттуда. У мужчины явно рассудок помутился. Что с ним потом стало, не знаю, умер, наверное. Много было историй – одна страшнее другой», – рассказывает блокадница.
А Татьяну спасла бабушка. Когда она совсем перестала не только ходить, но и ползать, она ее забрала в свой туберкулезный госпиталь. «Дети там лежали привязанными к кроватям, у них разрушались кости, и им нельзя было двигаться. Меня тоже как всех привязали, но я настолько ослабла, что не сопротивлялась. Зато давали хоть какую-то еду», – вспоминает она.
«Мой родной дядя, мамин брат, работал на одном из оборонных ленинградских заводов. Его еще в начале войны эвакуировали в Башкирию. Дядя ходатайствовал об эвакуации и наших семей. В 1943 году нас эвакуировали на катерах через Ладожское озеро, семья дяди попала на первый катер, а мы на второй. За нами шел еще третий, а потом второй и третий катера поменялись местами, и в тот, что шел перед нами, попала бомба. Дядины родственники видели с первого катера, как «наше» судно пошло ко дну. В Уфе они сообщили родственникам, что мы погибли. Так что, когда мы добрались до Уфы, они глазам своим не поверили», – рассказывает Татьяна Мавросоввиди.
Ехали на эшелоне до Уфы месяц, вспоминает блокадница. «Мама и бабушка в дороге оборачивали вокруг туловища мокрые пеленки младшей сестры Нины и на себе сушили. Я так и не ходила от голода, хотя мне исполнилось четыре года. У мамы с бабушкой стали сильно опухать ноги, у них начался тромбофлебит», – вспоминает женщина.
«Нас расселили в Черниковке в бараках, расположенных на Северном рынке. В каждом из бараков жили с десяток семей – в комнате по три семьи. В Уфе я заболела золотухой – меня всю сковало, глаза не видели, голова покрылась болячками, как шапкой. Думали, я останусь лысая, но ничего – оклемалась», – рассказывает Татьяна.
«Первое впечатление от Черниковки – бабушка на улице увидела, что на помойку кто-то выбросил листья капусты и картофельные очистки. Приходит домой и говорит сыну, нашему дяде, вот какое безобразие, люди еду выбрасывают, надо пойти все это собрать и сварить на ужин, Дядя заплакал, говорит: «Мама, ну что ты! У нас здесь еду покупают, а не по помойкам собирают», – вспоминает блокадница.
«Бабушка еще долго не могла переключить сознание. Они с мамой рассказывали, что первое время ходили, как дурные, потом, конечно, восстановились. Бабушка дожила до 92 лет, читала без очков и до последних дней находилась в абсолютно здравом уме. Раньше всех ушла из жизни наша прабабушка – через два года после эвакуации, еще когда мы жили в бараке. Сколько ей было лет, не помню, но далеко за восемьдесят».
Подробнее в сюжете: Блокада Ленинграда
