29 октября исполняется 100 лет комсомолу. В этот день был создан Российский коммунистический союз молодежи, который потом, с образованием СССР, был преобразован в ВЛКСМ – Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи. Это была самая массовая общественная организация в истории нашей страны. По статистике, в 70-е годы прошлого века комсомольцами были 36 миллионов человек!
О том, каким был ВЛКСМ в те годы, рассказывает фильм «Школа жизни комсомол», который покажут на телеканале «МИР» 29 октября в 0:30. В преддверии юбилея «МИР 24» публикует воспоминания комсомольцев 70-х, 80-х и начала 90-х.
Комсомольские оперотряды
Александр Митрофанов, комсомолец конца 70-х, начала 80-х:
Когда я в конце 70-х учился в МАИ, у нас при комитете комсомола были созданы добровольные комсомольские оперативные отряды, которые обеспечивали порядок в институте и его окрестностях. Я был в отряде «Особый»: в нем были группы угрозыска по борьбе с хищениями и идеологическими диверсиями – техническими и учебными. В институте училось 14 тысяч человек. Это был целый маленький город, и мы в нем следили за порядком.
Студенческие отряды – это было в те годы комсомольское движение по всей стране. В 80-м году мы принимали в МАИ Всесоюзный слет студенческих отрядов, и приехала уйма народу! Еще были комсомольские поезда дружбы, когда студенты бесплатно путешествовали по всей стране. Мы грузились в специальные поезда и проезжали по нескольким регионам. Там нас встречали местные комсомольцы, показывали свои города, делились опытом, рассказывали, как они живут. Мы весело проводили время: общались, дружили, влюблялись и чувствовали, что делаем большое общее дело.
На работе в оперотряде я многое узнал. Я повстречал там разных людей, понял, что на черное и белое делить мир нельзя, что надо не просто бороться с нарушителями порядка, а иногда снисходить до слабостей людей, надо сострадать им, бороться за них, помогать. По всякому бывало. К концу института я был уже комиссаром институтского оперотряда, а мой приятель – его командиром. В штабе оперотряда я обычно пропадал часов до трех ночи, а утром – в институт, на лекции. Потом – работа на кафедре, а вечером – снова оперотряд. На сон оставалось часа четыре, не больше.
В 80-м году мы вместе с комсомольскими оперотрядами других вузов взяли на себя круглосуточное патрулирование Москвы во время Олимпиады. Вся милиция была задействована на охране Олимпиады и ее гостей, а город остался не прикрытым. Мы создали оперативный штаб, разбили город на квадраты и осуществляли круглосуточное патрулирование.
К этому времени в МАИ было создано внештатное отделение милиции, я был его комиссаром. У студентов из нашего отряда были удостоверения внештатников Угрозыска, ОБХСС и других ведомств. Моему приятелю, командиру отряда, потом даже вручили за работу на Олимпиаде медаль. А мне, как комиссару отряда, вкатили выговор за ослабление контроля за моральным климатом в коллективе. Все потому, что те из нас, кто не разъехались сразу по окончании Олимпиады, собрались в общежитии и крепко выпили на радостях. И, конечно. попались!
Все самое лучшее, или Не хочу даже вспоминать
Светлана Климанова, комсомолка конца 80-х – начала 90-х:
В моей жизни решающую роль сыграл лагерь комсомольского актива. Я туда попала в 1985 году, и это был настоящий шок! Первые неформалы в моей жизни! Именно оттуда начались коммунарские отряды, КСП, походы, жаркие беседы о смысле жизни и другие замечательные вещи.
Анна Бочкова, комсомолка конца 80-х – начала 90-х:
Меня из всей параллели приняли в комсомол самой первой. Еще в седьмом классе, всех остальных уже в восьмом принимали. Как я гордилась! Я тогда была довольно наивным и романтичным ребенком, мне нравился Павка Корчагин. А потом я попала в лагерь комсомольского актива, встретила настоящих друзей и ушла с ними в КСП. Именно там я познакомилась с людьми, подарившими мне Галича, Бродского, Цветаеву. Там было весело, но как-то совсем не про комсомол. Со многими людьми из тех лет я общаюсь до сих пор.
Михаил Бочков, комсомолец конца 80-х – начала 90-х:
Нас принимали в комсомол в райкоме. Вышел я, отвечаю на вопросы по уставу. А тут мне вопрос кидают: «Какая сейчас правящая партия в Великобритании?». Чувствую, что пропал. Кто из нас тогда этим интересовался? И тут мне мой приятель, который ждет своей очереди, из зала показывает движения руками, как будто открывает консервы. Ну я им и заявляю: «Консерваторы!». Меня приняли, хотя и хохотали все. По возвращении из армии в 1990 году я торжественно сжег свой членский билет в костре на каком-то подмосковном слете.
Соня Петрова, комсомолка конца 80-х – начала 90-х:
В 57-ой школе, где я училась в 9 и 10 классе, комсомольские собрания вел абсолютно антикомсомольской внешности юноша, обращаясь к залу словом «Господа!». Это все, что нужно знать о комсомольской ячейке моей школы!
А вообще, я не хочу вспоминать о комсомоле как о своей молодости, не хочу придавать ему смысл классной тусовки (хоть и не сомневаюсь, что он мог давать и вдохновение, и возможности). Не хочу. Для меня он был и останется порождением тоталитарной системы, несмотря на частные приятные воспоминания.
Даша Рязанова, комсомолка конца 80-х – начала 90-х:
Моя мама рассказывала, что она была в комитете комсомола своего института и там было весело и здорово. Папу комитет комсомола послал работать проводником в горах, и это были лучшие в его жизни воспоминания! Поэтому по совету родителей я в институте тоже записалась в комитет комсомола. И это правда была классная тусовка! Мы все время что-то придумывали: концерты, КВН, старшекурсники писали всякие смешные напутствия первокурсникам перед первой сессией, и было много другого веселого. Запомнилось, как на комитете мы ломали голову, как развеселить всех на 1 апреля. Кто-то достал таблички для туалетов «М» и «Ж». У нас педвуз, одни девочки! А на всех этажах на всех туалетах таблички «М». Вот народ носился по этажам! И главное, все уже поняли, что это прикол, но немногочисленные мальчики и мужчины-преподы заняли оборону во всех туалетах! Потом, конечно, все таблички поснимали, но сперва переполох мы устроили изрядный.
Правда, весело было только на первом курсе. На втором, уже в 1992 году, комсомол как-то рассосался вместе с комитетом, основные члены которого как раз закончили институт. Да и капустники, и КВНы рассосались вместе с комсомолом. Я к чему все это? Да, я согласна про порождение тоталитарного государства и все такое. Но в институте я увидела другую сторону. Для меня это была возможность внутри системы делать хорошие вещи для людей. Я хочу сказать, что можно сделать выбор и встать на путь борьбы с системой. Можно отойти и быть вне системы. А можно изнутри, в масштабе институтского факультета делать что-то хорошее для людей, не для системы.
Буду вечно молодым
Анна Забелоцкая комсомолка конца 80-х – начала 90-х:
В восьмом классе меня избрали в комитет комсомола школы. Там я отвечала за прием в ВЛКСМ. Поначалу я была жутко принципиальной. Только однажды не выдержала, сдалась. Это случилось, когда на вопрос «Почему ты вступаешь в комсомол?», мальчик из параллельного класса дал честный ответ. При этом он не ответил ни на один вопрос ни по уставу, ни по истории комсомола. Я хотела было его завернуть, но он посмотрел на меня умоляющим взглядом, и я вспомнила, как в первом классе мы ходили с ним в соседнюю школу на занятия к логопеду. И как он трогательно ухаживал за мной, наливал суп, следил за тем, одела ли я рейтузы, завязывал шарф на моей открытой всем ветрам шее. В тот момент у меня включился процесс переоценки ценностей. Видимо, в сторону ценностей гуманистических.
В комитете комсомола мне больше всего нравились собрания с комсоргами. Мы собирались после уроков в кабинете у вожатого, и вожатый, красивый еврейский юноша, неизменно присутствовал на всех наших сборищах. Ну и все комсорги старших классов, как правило, мальчики, веселые и симпатичные. И если столовая уже не работала, мы посылали кого-то из ребят за пончиками и лимонадом. Иногда мы засиживались дотемна. Ели пончики, пили лимонад, смеялись, разговаривали обо всем на свете, походу обсуждали и наши общие дела.
После девятого класса я поехала на неделю в Подмосковье – в лагерь комсомольского актива. С теплом вспоминаю эту поездку. Кормили нас как на убой. И все время были какие-то тренинги, мастер-классы, конкурсы. Из всех мастер-классов меня больше всего привлекали те, которые были посвящены изучению основ журналистики и психологии. По вечерам мы собирались в номерах или, если погода позволяла, на улице. Шутили, смеялись, пели песни под гитару, готовились к конкурсам и выступлениям.
Конечно, это правда, что комсомол, как и КПСС, являлись порождением тоталитарной системы. Но и есть другая правда. Она моя, субъективная. О многих вещах, связанных с моим участием в комсомольской деятельности, я вспоминаю с удовольствием и теплотой. Некоторые навыки и способности, которые мне сильно пригодились в жизни потом, я приобрела именно через эту организацию. Может быть, кому-то и без общественной работы хватило моментов единения со сверстниками, а лично мне – нет.
Телефон в комсомольском билете
Фото: ТАСС / Егоров Василий,Савостьянов Владимир
Роман Уколов, комсомолец конца 80-х – начала 90-х:
Я тоже был комсомольцем, хотя у меня совсем не было желания вступать в комсомол. Я никогда не был отличником и активистом. Я не испытывал недостатка в друзьях-приятелях, а потому не стремился стать частью чего-то большого. Да и что можно было ожидать от человека, который в шестом классе сжег вместе с одноклассником на «ритуальном» костре свой пионерский галстук и картонную фигурку нашей старшей пионервожатой?
К тому же я любил слушать и умел слышать. Не проходил мимо, когда взрослые говорили за политику, смотрел выпуски новостей и всякие программы «Время», «Международные панорамы», «Прожекторы перестройки» и т.д. И, видимо, подсознательно чувствовал, что перестройка – это агония советской системы. По крайней мере, в том виде, в котором я ее застал. Поэтому к девятому классу (1988 год), когда подавляющее большинство моих одноклассников уже вступили в ряды, я придерживался принципа неприсоединения.
Тут надо отметить, что наш школьный комитет комсомола, включая секретаря, в основной части состоял из моих одноклассников. На переменах мы часто собирались в небольшом кабинете комитета, о чем-то болтали, пели под гитару, ну и всяко приятно проводили время. И, вот, как-то раз, кто-то обратил внимание, что среди собравшихся я единственный беспартийный. Не в упрек, а просто так, к слову. Но тема получила развитие. Почему-то моим товарищам было важно, чтобы я тоже вступил в ряды. Впрочем, аргументы у них были вполне прозаические и прагматические: «Ты все равно тут с нами каждый день тусуешься»; «Будешь поступать в институт – тебе зачтется».
С вступлением проблем не возникло. В Райкоме прочитали мою блестящую характеристику, спросили что-то по уставу ВЛКСМ, и, получив верный ответ, поинтересовались, что же я так медлил с вступлением.
Я сказал, встряхнув романтической шевелюрой до плеч, что не чувствовал себя готовым к такому серьезному и ответственному шагу, но сегодня, когда партия и весь советский народ как никогда рассчитывают на энергию и энтузиазм молодого поколения, я боле не могу оставаться в стороне. Этого оказалось вполне достаточно.
Несколько лет назад, перебирая старые бумаги, я нашел свой комсомольский билет. На фотографии я юн, волосат и весел. Далее несколько разворотов с печатями об уплате взносов, а после них на пустой страничке запись: «Лена (и семизначный телефон без прификса)»…
Комсомольцы не тонут
Владимир Лукин, комсомолец начала 80-х:
Комсомол я никогда не любил. Он и КПСС – два инструмента развала моей страны. Понял я это поздно, как и весь наш народ. Я и он – мы оба тупые и доверчивые. Но вот не любил я комсомол, наверное, всегда. А понять мог бы и раньше, например, в 1983 году.
Мы, филолог, инженер и учитель, в прошлом году окончившие Кишиневский университет, решили на Пасху посетить церковь. Нас не пустили дежурившие у ворот профессиональные комсомольцы. Недолго думая, мы «перешагнули» двухметровый кирпичный забор старого кладбища при церкви. Взяли нас уже возле храма.
Беседу вели также при храме – менты и все те же профессиональные комсомольцы, причем все из университета, где я тогда служил. Товарищей моих отпустили тут же, а мне сказали, мол, ты пьян, перелез через забор, молился, не снимая комсомольского значка… Ах нет у тебя значка, а где он? Так ты его на работе надеваешь, а в церкви снимаешь?!
Месяца полтора меня вызывали в университетский комитет комсомола: признайся, ты – верующий. Если ты верующий, церковь посещаешь, то тебе не место в советском университете. Если ты не веришь, но на Пасху пошел в церковь, то либо ты не понимаешь политики партии, не разделяешь наши комсомольские идеалы, либо сознательно подрываешь партийно-комсомольскую работу на атеистическом фронте. Следовательно, тебе в любом случае не место ни в комсомоле, ни в университете.
Чем все закончилось, не так важно. Главное, что я почувствовал в итоге – сильную желудочную боль (гастрит, наверное) и еще – как непреодолимо глубока пропасть между комсомолом и социализмом. Тоска по социализму, каков он должен быть, живет во мне и сейчас. Что стало с моими приятелями, не знаю. Секретарь комитета комсомола, Гурдыш его фамилия, занялся бизнесом. Профессиональные комсомольцы 80-х, в соответствии с известной максимой, не тонут.
При чем тут ВЛКСМ?
Ирина Малышева, комсомолка 70-х
1970-й. Седьмой класс средней школы. Нам по 14 лет и мы вступаем в комсомол. Зубрим, когда и за что какой орден вручен комсомолу. Сколько их всего, орденов. Устав ВЛКСМ знаем «спереди назад и сзаду наперед». Дружно пишем заявления: «Прошу принять… Хочу быть в первых рядах… Хочу быть похожим…» Стараемся, чтобы хотя бы любимые герои не повторялись. Принимают почти всех (ну не могут быть все одинаково достойны). Слезы, сопли, разочарования.
Потом выборы комсорга и кандидатов в члены школьного комитета. Мысль одна: лишь бы не выбрали. Культмассовый сектор, организационный, учебный, спортивный. Может, кому-то это и нравилось. Но первозданное рвение можно было заметить у двух-трех. У остальных преобладал оттенок усталой обреченности.
В университете комсомольские вожаки знали, за что несут свой крест. Хорошие оценки, место в общаге – независимо от проживания. Но главное – ощущение безграничной власти. Девочку, опоздавшую на выборы, запугать могли до истерики. Не пришедшую на субботник – заклеймить позором, опустить ниже плинтуса (Ты не пришла на субботник? У тебя бабушка болеет? А в Африке миллионы детей голодают, субботник – в пользу голодающих, ты недостойна! Вот примерно так). И бесконечные, бессмысленные собрания. Единственное светлое воспоминание о том времени – студвесны. Вот это – особенное дело! Тут было можно многое, даже комитет комсомола-на-что мог прикрыть глаза.
Спросите, неужели за эти годы не случилось ничего хорошего, светлого, романтичного? Было, было много всего, и в университете, и потом, на работе. Друзья, книги, путешествия, походы, семья, дети. Но все это могло у меня получиться, не будь я членом ВЛКСМ.
Комсомольский самолет
Александр Митрофанов, комсомолец конца 70-х, начала 80-х:
Когда после института в 1983 году я работал на заводе, при ОКБ им Сухого, у нас были комсомольские бригады. Мы собирались после работы и трудились бесплатно. Помню, как мы делали сперва макет самолета, а потом и настоящий самолет. Это было так: к 40-летию Сталинградской битвы в Волгограде решено было сделать музей и выставку вооружения времен войны. Мы, комсомольцы, решили сделать для этой выставки полноразмерный натурный макет самолета СУ-2, который участвовал в Сталинградской битве. Это был маленький бомбардировщик, их выпустили мало, всего несколько десятков.
Первое, с чем мы столкнулись – что не осталось никакой документации. Все чертежи были утрачены. Сохранились только фотографии, отчет об испытании самолета в Жуковском и картинки на уровне рисунков в научно-популярном журнале.
Мы сделали чертежи, а ребята-рабочие по этим чертежам делали детали, и мы сделали этот макет! Я был руководителем группы, которая делала кабину. Понятно, что приборов у нас не было. На приборной панели мы поместили хорошие фотографии этих приборов, так что издалека это было незаметно. Так или иначе, самолет мы сделали и отправили его в Волгоград, где он много лет простоял на улице перед зданием музея.
После этой истории наша комсомольская бригада решила спроектировать настоящей самолет. Все делалось на комсомольском подъеме, на общественных началах, бесплатно! В то время советские спортивные самолеты не могли конкурировать с европейскими, и мы приняли решение сделать спортивный самолет для СССР!
Тут уж нам дали опытных конструкторов, которые нами руководили. Все остальное делали комсомольцы. И за год сделали интереснейший самолет, каких не было даже за рубежом – самолет СУ 26. У него была металлическая рама, а все остальное из композита – легкого прочного пластика. Он был сделан и испытан в 1984 году и участвовал в соревнованиях еще 10 лет. Абсолютная чемпионка мира Любовь Немкова выступала именно на этом самолете. А к 1993 году на Су-26 М наши пилоты завоевали более 150 медалей.
Мы жили в интересное время, я никогда его не ругаю. Было и сложно, и радостно. А комсомол объединял нас, и многие большие и интересные дела начинались именно благодаря комсомолу.
Читайте также:
Подробнее в сюжете: 100-летие ВЛКСМ
