Порой приходится рисковать жизнью, чтобы спасти целую планету. Именно этим 30 лет назад занимались ликвидаторы аварии на Чернобыльской атомной станции. Одна из самых страшных техногенных катастроф 20 века дает о себе знать до сих пор, и так будет продолжаться еще не одну сотню лет. Тем не менее, последствия того взрыва в апреле 1986-го могли быть куда тяжелее, если бы не подвиг без малого миллиона человек со всего Советского Союза. Чем живут сегодня эти люди и что такое «чернобыльский синдром», - смотрите в репортаже корреспондента телеканала «МИР 24» Родиона Мариничева.
Весной 1986-го старшей дочери Олега Генриха было почти два года, младшей в день катастрофы исполнилось два месяца. Сам он, оператор четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС, ждал ключей от новой квартиры и, как говорит, обожал свою работу. В ночь на 26 апреля он вышел подменить приятеля, который уехал на свадьбу.
«Было очень яркое свечение из жерла реактора - очень высокий столб в несколько десятков, может быть, до сотни метров», - вспоминает Олег Генрих.
Все это Олег увидел уже на улице, чудом выбравшись по пожарной лестнице. В момент взрыва они вместе с коллегой находились в считанных метрах от эпицентра. Их обожгло горячим радиоактивным паром. В почти полной темноте им все же удалось найти выход. Они спустились во двор и добежали до ворот, где путь преградил охранник с наставленным пистолетом.
«Мы ему сказали, что мы операторы с блока, что надо скорую помощь вызывать», - говорит Генрих.
В тот момент Олег еще не знал, что Припяти уже не будет никогда, а новоселье он справит в Москве, куда его увезут лечиться. Столичных врачей об аварии оповестили уже в 1.40 ночи, то есть меньше, чем через 20 минут после взрыва. В журнале, который вели сотрудники секретного Третьего управления Минздрава СССР, - почти вся хроника катастрофы.
«В первые дни, когда про аварию мы говорили немножко иносказательно, был подготовлен приказ о том, что в Третьем главном управлении проводятся учения», - говорит помощник начальника Третьего главного управления при Минздраве СССР в 1986 году Сергей Беляев.
В 1986-м Беляев был одним из немногих, кто знал правду с самого начала. Страну по-настоящему оповестили о катастрофе только в майские праздники. До этого - лишь слухи и рассказы тех, кого срочно эвакуировали из опасной зоны.
Всех пациентов из Припяти везли в клиническую больницу №6. В 1986 году это было одно из главных в стране медучреждений, которое специализировалось на лечении именно лучевой болезни. Первый самолет, на борту которого находились чуть больше 100 человек, прибыл в Москву уже вечером 26 апреля. При первичной обработке сначала измеряли дозу радиации, затем отправляли в душ с изолированной канализацией и особыми средствами гигиены.
«Это специальный порошок, который разводится, и создается мыльная основа, которая позволяет эффективно удалить частицы радиоактивных элементов», - поясняет ст. н.с. Медицинского биофизического центра им. Бурназяна (бывшая клиническая больница №6) Вячеслав Кореньков.
После этого человека отправляли в отделение. Чернобыльские ликвидаторы были так сильно облучены, что тогда, в 1986-м, для них пришлось освободить всю больницу. При этом зачастую они не сразу ощущали, что больны.
«Острая лучевая болезнь имеет несколько степеней тяжести: чем короче промежуток, так скажем, благополучия, тем тяжелей пациент», - говорит Кореньков.
Уже через несколько дней у многих начались внутренние кровотечения: организм разрушался изнутри. Пока одних везли из зоны заражения, другие направлялись туда со всей страны.
Светлане Пастушенко из НИИ по эксплуатации атомных станций ради срочной командировки даже пришлось прервать отпуск в Кавказских горах. «У меня был билет через Симферополь, я там навещала родственников. Я видела, как из Киева приходили эшелоны детей», - вспоминает она.
Ее попросили поехать на две недели, а она задержалась в Чернобыле почти на пять лет. Изучала последствия катастрофы, консультировала тех, кто дезактивировал зараженные объекты, многое делала сама. Светлана не может забыть, как строили саркофаг над разрушенным энергоблоком и как ходила по вымершей Припяти.
«Когда выкинули всю мебель, убрали с балконов цветы, белье, которое оставили уезжавшие в спешке люди, в городе стояло эхо, как в горах», - говорит Светлана.
Слово «ликвидация» стало почти обыденным. В Чернобыль теперь ездили на вахту. За несколько лет там побывали около 800 тысяч человек. Солдаты, милиционеры, пожарные, ученые... До сегодняшнего дня дожили меньше 200 тысяч ликвидаторов.
Владимиру Романюку отчасти повезло: в 1986-м он не попал в первую когорту пожарных, из которых почти все умерли от лучевой болезни. Романюк тушил тот огонь, что вспыхнул на Чернобыльской АЭС через месяц после катастрофы, в ночь на 23 мая.
«Он произошел на том же, четвертом, уже разрушенном реакторе, в запредельной зоне радиации. Там загорелись кабельные туннели», - вспоминает Владимир.
Новое ЧП на аварийной станции, разумеется, скрывали, как могли: люди и так были напуганы. Стало понятно: Чернобыль - это навсегда. Многие из тех, кто отправлялись в чернобыльскую зону, давали подписку о неразглашении. Порой люди сами толком не знали, куда едут и зачем. Александра Филипенко вместе с земляками из Ростова везли в товарном вагоне. Казалось, будто на войну.
«Оттуда идет по железной дороге бабушка и ведет козу. Я говорю: «Бабушка, а чего это у вас тут до сих пор туман? Она говорит: «Да какой туман? Это радиация летает! Вы, ребята, знаете, куда приехали?» И пошла дальше», - рассказывает председатель Ростовской региональной организации инвалидов «Союз Чернобыль» Александр Филипенко.
Все понемногу привыкали к словосочетанию «зона отчуждения». Хотя в покинутых деревнях жизнь замирала постепенно и теплилась даже после того, как уезжали все. Пока солдаты выкапывают грунт или валят радиоактивный забор, за ними наблюдает чья-нибудь курица или собака. Порой можно было увидеть целый натюрморт.
«Стояли накрытые столы - видимо, была свадьба. Даже телок был привязанный. Но уже сильно исхудавший, он выел всю траву вокруг, до которой мог дотянуться. Можете представить себе, какая ситуация? Людей прямо из-за стола забирали», - рассказывает Филипенко.
Чернобыльский синдром - не совсем официальный медицинский диагноз. Но именно он зачастую преследует тех, кто застал ту катастрофу или наблюдал ее последствия. Уже 30 лет многие ликвидаторы видят одни и те же сны.
«Во сне видишь, как твои товарищи падают, непонятно отчего, и весь сон борешься с этой радиацией», - делится ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС Владимир Романюк. «Снятся виды города и какие-то моменты, связанные с теми, кто уже ушел, кто умер…», - говорит Светлана Пастушенко. «Мне снилось, как я вернулся на станцию, как захожу в операторскую, а там сидят уже другие люди», - говорит Олег Генрих.
В свою квартиру в Припяти Олег Генрих заходил спустя четверть века после катастрофы. Но таких, как он, немного. Большинство припятчан и ликвидаторов предпочитают не возвращаться туда, откуда уехали навсегда.
Подробнее в сюжете: Программа Вместе
