В России уже много лет идет борьба за право родственников пациентов посещать отделения реанимации, и вроде бы вопрос был решен. Двери клиник открыли, однако только на бумаге. Где-то, конечно, пускают, но по большей части - нет. С подробностями – корреспондент телеканала «МИР 24» Ксения Крихели.
Маше было три года. Она умерла в реанимации. Мамы рядом не было.
«Она меня звала и просила не уходить, когда мне нужно было уйти по внутреннему распорядку больницы. Уходя, слышишь на весь коридор крики: «Мамочка, не уходи, пожалуйста, не бросай меня, я тебя умоляю, не бросай». Но ты ничего не можешь с этим сделать», - рассказала Наталья Гусева.
Полтора года назад у Натальи был уютный дом, любимый муж и дочь Маша. Но однажды утром ребенку стало плохо. Диагноз так и не поставили - десятки врачей, обследований. В итоге -больница, переливание крови. Когда состояние ухудшилось, попала в реанимацию. Визиты были по расписанию.
«Совершенно невозможно объяснить малышу, что ты вернешься. Даже несмотря на то, что ему говоришь об этом, у него чувство страха, оно затмевает все слова, которые ты ему говоришь», - поделилась Наталья.
«Мама, которая сидела, держала ребенка за руку, успела сказать: «Прости меня, я тебя люблю» и как-то попрощаться с ним, гораздо легче переживает период утраты, чем мама, которая думает, что она что-то не доделала, не доборолась, которой позвонили в 9 утра и сказали, что ребенок умер в 12 часов ночи», - рассказала заместитель директора детского хосписа «Дом с маяком» Лидия Мониава.
О том, что двери реанимаций закрыты, говорят давно. Вот апрель 2016-го. Прямая линия президента. Речь актера и главы благотворительного фонда Константина Хабенского.
«Иногда доходит до сумасшествия. И получается такая ситуация, что родственники бегают, тратят нервы, собирая какие-то справки и думая, не придумают ли за ночь еще что-либо. Нужно просто объединиться. Мне кажется, что все люди, попавшие в такую ситуацию нуждаются в человеческом тепле и человеческой помощи», - сказал Хабенский.
Изменения к лучшему не заставили себя долго ждать. Буквально через два месяца Министерство здравоохранения разослало в больницы письма-рекомендации, в которых черным по белому написано: «Посещения родственниками пациентов отделений реанимации и интенсивной терапии разрешаются при выполнении следующих условий».
Среди них – отсутствие у родственников острых инфекционных заболеваний, наличие бахил, халата, маски и шапочки. Кроме того, посетитель не должен затруднять оказание медпомощи другим пациентам. Последний пункт трактовать можно по-разному, и медики очень часто им пользуются. Закрыть двери проще.
«Просто негде, негде разместить родственников, которые заходят в реанимацию. Конечно, на усмотрение главного врача отводится ответственность в плане решения пускать или не пускать в реанимацию», рассказал директор НИИ организации здравоохранения и медицинского менеджмента Давид Мелик-Гусейнов
В нижегородской клинической больнице не пускают. Руководству даже пришлось поставить видеокамеры.
«Эта такая закрытая зона. Туда ходить вообще запрещается. Но родственники туда пытаются попасть любыми путями. Это вызывает конфликт. И вот как раз из-за этого будут работать видеокамеры, когда мы будем показывать, что этого делать нельзя», - прокомментировал главный врач ГКБ № 13 г. Нижний Новгород Александр Разумовский.
А вот московская клиника. У Александра в реанимации оказалась мама. Несколько дней он дежурил под дверью. Попасть к матери ему все же удалось. Оказывается, двор может быть и вполне проходным. Когда в ход идут весомые аргументы.
«Дали тысячу рублей медсестре, она пропустила, дала халатик, все чин-чином. Старый добрый способ действительно открывает двери», - рассказал Александр.
В иных случаях не срабатывает и этот способ. Причина порой стара, как мир. Руководство клиник не хочет, чтобы кто-то видел, в каких условиях находятся пациенты. Не хватает денег.
«Врачи находятся в таком состоянии, что тебя вот-вот оштрафуют. Им, например, запрещают говорить родным о том, что пациенту нужны какие-то препараты, или еще проще: пациент лежит на какой-нибудь дырявой простыни, потому что другой простыни в этой больнице нет», - рассказал врач-нейрохирург Алексей Кащеев.
Где денег побольше и оснащение получше, совсем другой подход. Институт Склифосовского. Здесь уверены: рядом с пациентами, пусть даже они и находятся в коме, должны быть родственники.
«Даже если пациент находится в коме, все равно полезно, потому что мы не знаем, что он чувствует, а может быть он слышит или чувствует эти прикосновения. Все равно к нему приходит родной человек, и он приносит какие-то хорошие дополнительные эмоции», - прокомментировал врач-нейрореаниматолог, глава Регионального сосудистого центра НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского Сергей Петриков.
Палату интенсивной терапии Елена устроила у себя дома. Полтора года назад после операции на тазобедренном суставе у сына Артема оторвался тромб. Он впал в кому. Мать пустили в палату только через два месяца.
«Было ужасно. Я понимала, что они не хотят бороться, что они потеряли надежду. Когда я его отправила на операцию, он весил 116 килограмм, а забрала - 43. Они прям в открытую мне признались, что забывают его кормить», - поделилась Елена.
Врачи давно говорят, что одного лишь лечения мало. Нужна вера в себя. И эту веру порой могут вселить родные люди.
Ролик американки Лауры разлетелся по всему миру. Ее муж впервые за четыре месяца смог самостоятельно встать и поцеловать жену, хотя врачи уже практически его похоронили. Он попал в аварию, получил черепно-мозговую травму, но Лаура каждый день была рядом с ним.
Чтобы помочь детскому хоспису «Дом с маяком», отправьте СМС с суммой и словом ДЕТИ на номер 1200 (например ДЕТИ 350).
Читайте также:
Подробнее в сюжете: Программа Вместе
