«Война и мир», Nirvana, секс, рок-н-ролл – это все я»: худрук театра «Модерн» – о гонорарах Лолиты, упадке кино и «бомжах» с Рублевки

13:50 23/04/2021
«Война и мир», Nirvana, секс, рок-н-ролл – это все я»: худрук театра «Модерн» – о гонорарах Лолиты, упадке кино и «бомжах» с Рублевки
ФОТО : предоставлено пресс-службой

В роскошном белокаменном особняке начала XX века на Спартаковской площади сегодня располагается один из самых необычных и креативных театров Москвы – театр «Модерн». Его история началась в 1987 году, когда бывшее здание Хлебной биржи и Дворца пионеров уже начало приходить в запустение. Занять освободившееся пространство столичные власти предложили выпускникам «Щепки». Молодые актеры организовали новое объединение – Московский молодежный экспериментальный театр-студию. Художественным руководителем коллектива стала Светлана Врагова, ученица Юрия Завадского. Эксперимент оказался более чем удачным: первые же спектакли – «Дорогая Елена Сергеевна», «…Ищет встречи», «Расплюевские веселые дни» – принесли театру известность.

В 2016 году новым художественным руководителем театра был назначен известный российский режиссер театра и кино, сценарист, продюсер Юрий Грымов. Под его началом «Модерн» продолжает отстаивать звание современного, экспериментального театра, при этом оставаясь верным традициям. Разнообразие репертуара поражает: здесь и «Война и мир» Толстого, и «О дивный новый мир» Хаксли, и спектакль «Nirvana», рассказывающий о жизни Курта Кобейна. А в начале апреля на сцене театра состоялась премьера постановки «Женитьба», в которой соединились сразу три произведения великих русских классиков: «Женитьба» Гоголя, «Предложение» Чехова и «Женитьба Бальзаминова» Островского. К удивлению многих зрителей, главную роль в спектакле исполнила Лолита Милявская. И, похоже, она еще не раз появится на сцене «Модерна».

«Война и мир», Nirvana, секс, рок-н-ролл – это все я»: худрук театра «Модерн» – о гонорарах Лолиты, упадке кино и «бомжах» с Рублевки
предоставлено пресс-службой

Фото: Лариса Двоеглазова

Мы поговорили с Юрием Грымовым о прошедшей премьере и узнали, почему он разочаровался в российском кино, как Лолита оказалась в его труппе и зачем он переселил персонажей «На дне» из ночлежки на Рублевку. Подробности – в нашем интервью.

– Юрий Вячеславович, театр «Модерн» уникален прежде всего своим репертуаром: редко в каком театре можно встретить такую широту диапазона произведений и авторов – от «Войны и мира» до «Нирваны», от Чехова до Хаксли... Каким должно быть произведение, чтобы вы захотели превратить его в спектакль, что для вас главное? Нужно, чтобы это непременно была вещь злободневная, актуальная, вне времени?

– Произведение должно, прежде всего, откликаться у меня. А диапазон интересов у меня, как вы совершенно правильно сказали, очень широкий: с одной стороны «Война и мир» Толстого, с другой стороны – Nirvana, секс, наркотики, рок-н-ролл... Это все – я, это круг моих личных интересов. Я считаю, что театр – это одно из великих и самых древних искусств, и сегодня, в XXI веке, его значимость только увеличивается. Потому что XX век – это век кинематографа, я в нем отметился и, к сожалению, разочаровался в кино, но мечтаю, что ещё что-то сделаю. Здесь все понятно: кино стагнирует, и пандемия этому поспособствовала – все ушло в сеть. Я думаю, что кинопоказы, большие экраны – это все в прошлом. А театр – это нечто иное. Условно говоря, мир разрушится, и на его обломках встанет человек и будет читать стихи, и это будет театр. Это искусство, которое невозможно тиражировать. Сегодня я вижу, как театр «Модерн» активно развивается, и у нас 99% спектаклей – это те постановки, которые не идут ни у кого в России. Я не говорю о нашей концепции, эстетике и этике, я говорю даже про выбор пьес.

Выбирая, я руководствуюсь собственными чувствами. Например, кинематограф идет на поводу у зрителя, потому что им правят люди с Уолл-стрит и маркетологи, которые постоянно думают: «Что бы такое показать зрителю, чтобы он заплатил рубль?» Поэтому сегодняшний кинематограф стагнирует, лет 25-30 назад такого не было. Театр не бежит навстречу зрителю, а вот зритель – бежит к театру, потому что в театре сохранилось авторство, это ближе к искусству. Без авторства, без чего-то яркого нет смысла выходить на сцену. Для меня театр – это высказывание.

– Но разве вы не считаете, что театр, как и кино, ориентируется на запросы и потребности общества?

– Нет. Театр гораздо сложнее устроен, и он сохранился, потому что не было той же американской экспансии. В 90-е и 2000-е всем говорили: «Снимайте, как Голливуд!» И многие сегодняшние режиссеры пытаются все время догнать этот Голливуд. Но это утопия. С театром такого не было, потому что художественный театр – это абсолютно российский вид искусства. И на самом деле все за ним бегут – весь мировой театр пытается быть не хуже российских театров. Мы сохранили свое лицо. В кино, к сожалению, мы все это потеряли.

Театр живет и откликается в сердцах зрителей, потому что он очень честный. А кинематограф нечестный, он «пристраивается», все время спрашивает: «Чего вы хотите?» Сейчас, например, на страну обрушились спортивные драмы, в интернете – гигантское количество обнаженки и мата. В театре это так не работает. Если в театре вы будете нечестным – вы, живой артист, выходящий на сцену перед живым залом и высказывающий какие-то мысли, которые пытается донести режиссер и вся постановка, – люди скажут: «Что это такое? Зачем мне это надо?» Театр – это градус отношений.

– Справедливости ради, пандемия повлияла не только на кино, но и на театр тоже – чтобы не потерять зрителей, пришлось подстраиваться под ограничения, искать новые форматы. Интересно, как вы относитесь к онлайн-театру?

– Плохо. Когда началась пандемия, многие стали выкладывать записи спектаклей. Но просто выкладывать снятый двумя-пятью камерами спектакль – это убийство театра. Я читал комментарии зрителей под спектаклями, которые я видел в других театрах (это хорошие спектакли), и люди писали ужасные слова: «кошмар», «как плохо играют», «я разочарован». Там совсем другая природа: формат онлайн-просмотра, размер экрана, качество звука. Этот эффект (я бы даже сказал «антиэффект») убивает понятие театра. Поэтому в том виде, в каком пока существует онлайн-театр, я против него.

«Война и мир», Nirvana, секс, рок-н-ролл – это все я»: худрук театра «Модерн» – о гонорарах Лолиты, упадке кино и «бомжах» с Рублевки
предоставлено пресс-службой

Фото предоставлено пресс-службой

– К счастью, сейчас большая часть ограничений снята, и «Модерн» может снова радовать зрителей своими яркими постановками. В последнее время много говорят о вашем спектакле «Женитьба», в котором главную роль сыграла певица Лолита. Получился такой любопытный микс из трех классиков – Гоголя, Чехова и Островского. Ранее вы говорили, что в этом спектакле вам было важно сочетать «несочетаемых» авторов. Почему вы решили объединить их в одно целое?

– Я в трех этих произведениях («Женитьба» Н.В. Гоголя, «Предложение» А.П. Чехова и «Женитьба Бальзаминова» А.Н. Островского – прим. ред.) увидел одну самую важную деталь: там никто никого не любит. Ни невеста, ни женихи, ни сваха – никто никого не любит. Это абсолютно сегодняшняя тенденция. Обратите внимание, сколько выходит фильмов и книг, где люди не обсуждают любовь – в основном все обсуждают карьеру и деньги. Это очень откликается у сегодняшнего зрителя. Я видел много хороших постановок и прекрасных экранизаций этих произведений с великими актерами. Но мы, театр «Модерн», стали первыми, кто сконцентрировал все внимание вокруг женщины – невесты.

Во всех постановках она была такая придурковатая, странная и в то же время несчастная дурочка. И ей уделялось очень мало внимания, там все крутилось вокруг женихов. Я подумал, что это несправедливо и представил, каково этой женщине: к ней приходят претенденты на ее руку и сердце; но мы же прекрасно понимаем, что ни руки, ни сердца там не надо – там нужно приданое и деньги. И что испытывает женщина, когда этих мужиков не один, не два, а шесть? Она ведь правда хочет выйти замуж, она надеется.

Поэтому я все сконцентрировал вокруг героини, и мы из сатиры переходим в абсолютную мелодраму и, может быть, даже драму женщины, которая ждет свою вторую половинку и постоянно натыкается на стяжателей. Это же очень больно, очень тяжело! А она искренне хочет, чтобы ее полюбили, но в итоге остается одинока. Эти мужики пойдут дальше, опять к кому-то. А ей-то – больно!

«Война и мир», Nirvana, секс, рок-н-ролл – это все я»: худрук театра «Модерн» – о гонорарах Лолиты, упадке кино и «бомжах» с Рублевки
предоставлено пресс-службой

Фото: Лариса Двоеглазова

– У вас блестящая труппа, почему вы решили пригласить на главную роль человека со стороны? Да к тому же Лолита – не актриса, а эстрадная певица. Чем обусловлен такой необычный выбор?

– С Лолитой я 30 лет дружу, и я всегда знал, что она – прекрасная драматическая актриса. И она это сегодня доказывает на сцене «Модерна». Лолита теперь актриса театра «Модерн», она скоро появится еще в каком-то из наших спектаклей. И у нее нет каких-то специальных условий: гримерка на двоих, гонорар, как у любой актрисы театра. Это очень важно, ведь театр – демократичен.

Я против проектных театров, когда люди собираются и прыгают вокруг одного актера, и этот проект закрывается через 5-10 спектаклей. «Женитьба» – это репертуарный спектакль, он будет идти два раза в месяц.

– Как вы считаете, Лолита справилась с ролью? Образ Агафьи Тихоновны ей удался?

– Да, она отлично справилась. Она знает, про что играть – для актера это очень важно. Уже после того, как мы сыграли два премьерных спектакля, она сказала мне: «Юр, как же эти женихи-придурки похожи на моих мужей!» Поэтому ей есть, что играть, есть, о чем переживать, и, конечно, – и это самое важное – есть возможность переоценки. Ведь почему люди ходят в театр: в театре есть уникальная возможность прожить еще одну жизнь. Например, спектакль «Война и мир» вместе с Хором имени Свешникова – у нас на сцене около 70 человек. Это же целый мир! Можно, глядя на сцену, прожить все это – любовь, страсть, отчаяние, надежды. И, если это сделано искренне, то зрители встают и кричат «браво», плачут и смеются.

– В «Войне и мире» вы сделали большой акцент на детали: было сшито более 400 костюмов, отвечающих эпохе, в которой разворачивается действие романа, идеально подобран грим. Словом, вся постановка очень точно передает то время. При этом во многих других спектаклях на основе классических произведений герои могут быть одеты по-современному и говорить на современном для зрителя языке. Как вы определяете для себя, когда важно передать дух конкретной эпохи, а когда важны именно люди – их чувства, проблемы, переживания – и не имеет значения, в какое время вы их поселили?

– Всегда важно то, что мы высказываемся. Помимо воссоздания эпохи, спектакль для меня – это прежде всего создание человека и жизни на сцене. Поэтому это откликается в сегодняшнем зале. Если я хочу чем-то со зрителем поделиться, абсолютно все равно, будет женщина в кринолине или в джинсах. Поверьте, это самое простое – переодеть.

К примеру, у нас идет спектакль «На дне» по пьесе Горького, и я не меняю текст, для меня это табу – я никогда не трогаю слова автора. Вместо этого я меняю углы зрения, настроения. У Горького герои – бомжи, клошары, живущие в ночлежке, а у меня они – богатые люди с Рублевки. А текст тот же! Потому что Горький писал не о финансовом, а о духовном падении. И это звучит еще сильнее, когда люди состоятельные и при этом они духовно пали, они растеряны, потеряны в обществе. Это гораздо ярче и оттого откликается в сегодняшнем зрителе.

Поэтому для меня важно создать на сцене такой мир, что вы за первые три-пять минут в него поверите, будете жить с этими героями и уже искать отклики в себе. Это самое важное в театре.

«Война и мир», Nirvana, секс, рок-н-ролл – это все я»: худрук театра «Модерн» – о гонорарах Лолиты, упадке кино и «бомжах» с Рублевки
предоставлено пресс-службой

Фото: Лариса Двоеглазова

– Мой вопрос, может быть, покажется вам наивным, но скажите: зачем вообще ставить классические сюжеты, которым уже несколько сотен лет? Разве они не устарели? А если человеческая природа за все время не сильно изменилась, то почему бы не говорить о людях современных, сегодняшних? Не пора ли отпустить Чехова и Толстого на заслуженный отдых?

– Смотрите, в чем дело. Тот же Горький, которого я упомянул – это очень большой мастер. Такую драматургию, такой нерв вы с трудом у кого-то найдете. Это просто подарок для режиссера и для актера. Почему многие возвращаются к классике? Во-первых, потому что всегда интересно взглянуть на себя по-новому. Я согласен с тем, что есть некая усталость от «Чайки», «Вишневого сада», и театр «Модерн» этим не злоупотребляет. Из классических пьес у нас идет разве что «На дне», а все остальное – это либо современная драматургия, либо книги (та же «Война и мир» или «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли). В октябре я собираюсь делать новый большой проект, это будет триптих. Условно говоря, в течение года зрители увидят три разных спектакля на одну тему. Это будет исторический сюжет о России, но он не будет основан на классике – мы базируемся на архивах, книгах и т.д.

– Что вам больше всего интересно сейчас как театральному режиссеру?

– Меня в театре всегда интересовал Человек. Помните, в пьесе «На дне» есть фраза: «Человек – это звучит гордо»? Так вот я в своем спектакле ставлю в конце этой фразы вопрос. А гордо ли сегодня, в современном мире, звучит слово «человек»? Поэтому в дальнейшем развитии театра «Модерн» меня интересует разговор не столько о «я – человек», сколько о «мы – люди», «мы – россияне». Все эти вопросы мы уже поднимали в «Войне и мире».

– Должно быть, вы поэтому заинтересовались темой Юлия Цезаря. Ведь там главный герой – народ...

Да, абсолютно верно! Там главный персонаж – это «мы». «Можем ли мы спасти Рим? Хороши ли мы? Мы, как народ, едины, сильны?» Есть же такая фраза: «В России каждый в отдельности – прекрасный человек, а все вместе – сомнительные». Поэтому вот, что меня сейчас волнует: кто мы с такой богатой историей, какая у нас ответственность друг перед другом? Конечно, сюда входит и любовь, и ненависть, и страхи – все, что угодно. Поэтому понятие «мы, русский народ» мне очень интересно. Бывает не всегда приятно смотреть в зеркало.

– И у вас никогда не возникало проблем с цензорами?

– Нет, никаких проблем не было, все всё понимают. Театр – это ведь искусство обобщения. Весь мир с точки зрения политики сошел с ума. Вы же видите, что творится в Америке, в Европе... Поэтому «Юлий Цезарь» для нас очень важный спектакль, он показывает сегодняшний безумный мир политики. Но этот мир меркнет на фоне народа, который может менять свое решение в секунду, и от любви до ненависти в прямом смысле один шаг.

«Война и мир», Nirvana, секс, рок-н-ролл – это все я»: худрук театра «Модерн» – о гонорарах Лолиты, упадке кино и «бомжах» с Рублевки
предоставлено пресс-службой

Фото: Юлия Мешкова

– Эпилогом к описанию этого спектакля служит фраза: «Политика и поп-культура всегда идут рядом». Что вы имеете в виду под этим?

– Если вы внимательно посмотрите, в последнее время во всем мире все политики заняты, как правило, популистскими решениями и предложениями. Популизм никогда не приводил к благополучию и развитию страны. Популизм приводит политика к власти, но страну не делает лучше. Вам говорят то, что вы хотите слышать. Поп-культура всегда идет навстречу – избирателю, читателю, слушателю. А культура как таковая, без приставки «поп-», делает что-то более искреннее. И она не всегда популярна! Как, например, образование. Ведь образование – это же форма насилия, которое нужно совершить над ребенком, чтобы он стал лучше. Ребенку тяжело учиться, да и люди в возрасте не все готовы продолжать свое самообразование. Но это надо делать, чтобы оставаться человеком.

– В «Модерне» есть свои правила не только для актеров, но и для зрителей. Так, в театре действует дресс-код: никакой спортивной обуви, только костюмы, платья или стиль casual. Почему для вас это важно?

– Это не более чем рекомендации. Еще моя бабушка говорила: «Люди в России переодеваются в двух случаях – в церковь и в театр». Поэтому мы ввели этот дресс-код, но он мягкий, на уровне рекомендаций. Я рад, что, наверное, 70 процентов зрителей театра «Модерн» этому следуют. Но мы не запрещаем, мы – рекомендуем.