16 февраля исполняется 190 лет со дня рождения выдающегося русского писателя, драматурга Николая Лескова, который знаменит своим удивительным самобытным литературным языком. О том, почему писатель так и не вошел в первый ряд классиков русской литературы, а также о его непростом характере и о том, за что великая русская литература должна быть ему благодарна, читайте в материале «МИР 24».
Николай Лесков родился 16 февраля 1831 года в селе Горохово (Орловская губерния). Отец писателя происходил из духовенства и служил чиновником уголовной палаты, а мать была дочерью обедневшего дворянина. Детские годы Николай провел в родовом имении в Орле, а потом в его жизни была учеба в Орловской гимназии, однако в ней будущий писатель не преуспел. Юноша начал работать канцелярским служащим в суде. Уже тогда воображение 16-летнего Лескова потрясли материалы уголовных дел, некоторые из которых позднее были использованы им в литературном творчестве.
Юность писателя нельзя назвать благополучной: в том же году от холеры умер отец, а все имущество сгорело при пожаре. 16-летний Лесков переехал в Киев, где жил его дядя. В Киеве он устроился на работу канцелярским служащим, и с головой окунулся в жизнь столичного города. Молодой человек посещал религиозно-философские кружки и лекции в университете, увлекался иконописью, много и с увлечением читал, в том числе философскую литературу.
Служба шла довольно успешно: он был писцом, столоначальником, губернским секретарем, затем ушел с государственной службы и нанялся в фирму мужа своей тетки, англичанина Шкотта. Лескову нравилось, что по делам фирмы ему часто приходилось отправляться в поездки, которые сам писатель впоследствии называл «странствиями по России». Эти путешествия давали ему невероятное количество знаний и наблюдений, которые никак иначе он бы ни приобрел. Жизнь самых разных сословий, типажи людей, описание отдаленных городов и деревень, сочный местный говор – все это вылилось позднее на страницы его произведений.
Собственное литературное творчество писатель начал лишь на 26 году жизни. Через год он перебрался в Петербург и решил посвятить себя литературной деятельности. Сперва он печатал статьи и рассказы в петербургских газетах и журналах. Потом вышли его первые повести «Житие одной бабы» и «Овцебык».
Лесков написал множество выдающихся произведений, среди которых самые знаменитые «Леди Макбет Мценского уезда», «На ножах», «Соборяне», «Левша», «Очарованный странник», «Старый гений» и многие другие. О том, почему же Лесков так и не вошел в первый ряд русских классиков, рассказала в интервью корреспонденту «МИР 24» писатель, руководитель магистратуры «Литературное мастерство» НИУ ВШЭ Майя Кучерская, автор книги «Лесков. Прозеванный гений».
– Майя Александровна, Лесков явно недооцененный писатель. Так почему его «прозевали» в нашей культуре?
Майя Кучерская: У Лескова был трудный характер, он был чужаком в литературном мире, и все же основная причина заключалась в другом. Он действительно не был гением масштаба Толстого, Достоевского, Тургенева.
Каждый гениальный писатель открывает своим читателям свой, прежде никем не обитаемый остров. Толстой так заговорил в своей прозе о людях, что все задохнулись от восторга: ах, вот как сложен оказывается человек и вот каким языком об этом можно рассказать. Достоевский начал писать об отношениях человека и Бога, как никто прежде. Тургенев открыл своим читателям неведомый им крестьянский мир, а заодно и усскую природу. А Лесков… его тянуло описывать фриков, чудиков, но ведь всегда интересно читать про себя, а про странненьких, диковатых, на тебя совсем не похожих – не очень. Получился не остров, а маленький островок. Покрытый довольно экзотической растительностью.
– В чем самая главная ценность творчества Лескова? За что ему должна быть благодарна русская литература?
М. К.: За идеальный слух к русской речи. У остальных восприятие речи было пропущено сквозь разные культурные фильтры, а у Лескова нет.
Он не только слышал, он и с большим азартом и задором воспроизводил эту речь и миры вокруг нее заодно. В «Левше» он демонстрировал механизмы создания новых слов, придумывая слова, которых отродясь не бывало. И придумал в итоге целую планету русского языка, с разными жителями-словечками, красавцами и уродцами, благородными рыцарями и купцами, ямщиками и пахарями… Но знаете, он никогда бы эту речь так тонко не расслышал и не понял, если бы не понимал русского человека, его душу, какая она есть – с ее лукавством, героизмом, внутренним рабством и бесшабашностью.
И еще за изображение духовенства, никто другой в русской литературе так глубоко его не постиг. Старец Зосима из «Братьев Карамазовых», отец Сергий из повести Толстого, увы, выглядят немного вымученно, даже Достоевский и Толстой с трудом тут попадают в ноты. У Лескова же все герои «Соборян» – настоящие. Тип разночинца, тип «лишнего человека» – то, что открыли в литературе другие, Лесков описал основные типы русского духовенства.
Основное его качество как писателя – это любовь к анекдоту в старом смысле этого слова, то есть лаконичной, ядреной истории, потому и – к задиристому слову, к чудикам разным, но и к идеальным героям, и к старинной сказке русской жизни.
– Николай Семенович Лесков, при всем восхищении им как писателем, при взгляде на него из нашего века, представляется человеком как минимум очень неоднозначным, далеко не светлым. В чем причина?
Он ощущал себя самозванцем в литературе, про синдром самозванства тогда не знали, от него не лечили, а жаль. Он страшно комплексовал, что не имел даже законченного гимназического образования, после третьего класса из гимназии Лесков сбежал в писари, он пришел в литературу как бы ниоткуда.
Тогда многие так приходили, как он сам выражался, «кто с бора, кто с сосенки», но его это явно мучило. Он догадывался, что очень талантлив, и все же был в себе страшно не уверен. Поэтому все время лез в бутылку. Не знал меры не только в языке, литературе, но и в жизни. Например, всей душой полюбил Льва Толстого, познакомился с ним лично, и с тем пор буквально закидывал его восхищенными письмами, Толстому делалось неловко от этих туч фимиама, он задыхался. «Чрезмерный талант» – написал о Лескове Эйхенбаум. Очень верно. А оттого, что он был не уверен в себе, он и другим не верил. Друзей у него не было, только приятели, но и они быстро менялись. Женщины – он всю жизнь мечтал о доброй, умной, но и красивой, и высоко нравственной подруге, но так ее и не нашел. И не потому, что таких женщин не было. Потому что с ним самим ужиться было трудно.
- Писатель был очень непростым человеком и в семейной жизни: известно, что он бил свою жену и позже оставил ее, не был достойным отцом (старший сын отзывался о нем крайне критически). Или все, что известно о его личной жизни – лишь отражение того, что он никогда не был в ней счастлив?
Жену он, строго говоря, не бил, а щипал гусиным щипом, что тоже, конечно, не очень. Не оправдывая его ничуть, все же не могу не заметить: что и жена его была психически больна, это выяснилось не сразу, но последние 30 лет жизни Ольга Васильевна провела в сумасшедшем доме.
С Катериной Степановной, второй своей женой, статной киевлянкой с васильковыми глазами, с которой Лесков жил в гражданском браке, он некоторое время точно был счастлив, очень любил ее, но она была женщиной независимой и нравной. Не ужились.
- В чем истоки отношения Лескова к православной церкви? Почему он сперва создал «иконостас ее святых и праведников», а позднее – впал в критику Иоанна Кронштадтского и с интересом смотрел в сторону сектантства?
М. К.: Лескову близки были основные христианские ценности -- идея любви и милости, добра и помощи другим. И он все время искал воплощения христианских идеалов в конкретных людях, в религиозных течениях.
Сектантство, не сектантство, язычник, иудей, протестант или православный – да какая разница, лишь бы любил людей, готов был собой пожертвовать ради ближнего – словом, вольно или невольно соблюдал христианский закон.
Иоанна Кронштадтского Лесков начал критиковать тогда, когда отошел от церкви как от института, а отец Иоанн, видимо, оказался для него живым воплощением официального православия того времени, которое Лесков под конец жизни и в самом деле терпеть не мог – за ханжество и мертвечину.