Резонансное дело «маньяка» Эдуарда Никитина, похитившего 10 лет назад 9-летнего мальчика и продержавшего его все эти годы в сексуальном рабстве в собственной квартире, по мнению психиатров, имеет много подводных камней. Идет ли речь о похищении и рабстве, или все гораздо сложнее?
По сообщениям СМИ, «пропажу» нашли случайно: патрульные остановили на улице двух странных мужчин, одним из которых оказался Андрей Приймак, который много лет числился пропавшим. В полиции он рассказал о том, что в свое время сбежал из дому, не ужившись с сожителем матери, познакомился с добрым дядей у магазина и переехал к нему. По версии следствия, Никитин не выпускал ребенка из комнаты, совершал в отношении него насильственные действия сексуального характера. Все это происходило в столичной коммуналке – через стенку от матери похитителя и квартиросъемщиков-гастарбайтеров. Женщина утверждает, что считала отношения сына с Приймаком непорочной «дружбой». Пострадавший, не умеющий читать и писать, передан в органы опеки. В отношении безработного Никитина возбуждено уголовное дело. Он подозревается в совершении насильственных действий сексуального характера с использованием беспомощного состояния несовершеннолетнего.
Ситуацию прокомментировал известный психиатр-криминалист, доктор медицинских наук, профессор Михаил Виноградов, много лет руководивший Центром специальных исследований МВД России.
Михаил Викторович, как вы объясните тот факт, что потерпевший в течение 10 лет не особо рвался из своего «сексуального рабства», хотя у него были все возможности сбежать от своего похитителя, а мать маньяка, проживавшая за стенкой, закрывала на все это глаза? Тут же и соседи, многоквартирный дом…Никто ничего не видел. Почему?
Михаил Виноградов: Уточним терминологию, почему он жил в «рабстве»? Он жил в определенных условиях, которые для него были лучше домашних. Его оторвали, спрятали, спасли от родной пьяной гулящей матери, от той жуткой семьи, в которой он жил, где его, возможно, избивали. В новой «семье» его кормили, поили, не избивали, доставляли ему, прошу прощения, сексуальное удовольствие.
Ему некуда и незачем было бежать - жизнь, которая началась у него в 9 лет, его полностью устроила, гораздо больше, чем возврат в прежнюю семью. Понятия, что такое секс, для 9-летнего ребенка не существует (хотя современные подростки очень рано начинают взрослую жизнь), и понимание, что мужчина совершает с ним что-то нехорошее, у него отсутствовало. Ему было хорошо с этим мужчиной, который его ласкал, занимался ли с ним сексом – другой вопрос, но 9-летний ребенок все это воспринимал как благость, улучшение условий жизни. Его больше не тиранила пьяная мать, над ним не издевались.
А как объяснить поведение матери Никитина? Взрослая же тетка, живет за стенкой, видит, что ее сын-педофил притащил постороннего ребенка…Это что такое?
М.В.: Ничего особенного!
Как?
М.В.: Во-первых, мать могла бояться сына, его агрессивного к ней отношения. Во-вторых, сын не женат, а тут появился «внук», и ее это устраивало! Он же с ней общался, невозможно жить в одной квартире и не общаться. «Бабушка» его наверняка кормила. Жили все трое, по всей видимости, не на одну ее пенсию, а на деньги от сдачи третьей комнаты. Собственная трехкомнатная квартира в Москве – это благо, так живут многие москвичи, одну комнату сдают, в других живут сами. Это норма сегодняшней жизни, для определенного уровня возможностей.
Сейчас спасенного «мальчика» - точнее, уже 19-летнего дядьку - куда-то поместили, но каковы, на ваш взгляд, его перспективы? Он вел асоциальный образ жизни, ничего не умеет, сможет ли он адаптироваться?
М.В.: Понятие «спасения» - это наше видение со стороны. Ему не нужно было, чтобы его «спасали». Он не видел другой жизни, после изъятия из жутких условий родной семьи его жизнь протекала с удовольствиями, в т.ч. и сексуальными. У него и мысли не было бежать, он возвращался сам. Поэтому сегодня государственные службы резко ухудшили его положение. В прошлой жизни он считал себя абсолютно нормальным, а теперь его ждет очень тяжелый и трудный период, ему предстоит научиться читать, писать, осознать, что есть большой внешний мир. А психологов ждет очень сложная, ответственная, ювелирная работа, его надо включить в какое-то общечеловеческое общение.
Но теперь мальчика, по его понятиям, поместили за решетку, в тюрьму, отняли любимого мужчину (и мальчику не понятно, за что), лишили секса, изъяли из той жизни, в которой он себя чувствовал комфортно, перенесли в другую, к которой он абсолютно не готов. Мальчик привык к отношениям со своим сожителем, получал от них удовольствие. Теперь же секса у него никакого нет, а гормоны бушуют! Так что благодетели-чиновники, можно сказать, отняли у него все привычные радости.
То есть, в этой истории понятие «стокгольмский синдром» неуместно?
М.В.: Конечно, это не стокгольмский синдром. Взрослые, знавшие до какого-то события иную, нормальную жизнь – это другое. Но известны случаи, когда женщины получают удовольствие от сожительства с насильником, для них он лучше мужа.
Почему?
М.В.: От насильника они видят хотя бы насильственный секс, а муж приходил с работы, заваливался с пивком на диван, включал телевизор – и все. Или кое-как что-то делал и засыпал, а женская натура требует внимания, цветов…Ну бог с ними, с цветами, но забота, ласка обязательны. У нас же многие семьи обходятся без этого, мужья женам даже гвоздички не дарят. Женщинам этого не хватает. И тут появляется человек, который женщину удовлетворяет сексуально, о чем она уже даже не мечтала.
Все же Никитину можно выставить какой-то предварительный диагноз? Является ли он маньяком, душегубом, лицом с психическими отклонениями?
М.В.: Нет, он, конечно, не душегуб и не маньяк. Маньяк бы одним мальчиком не удовлетворился, а бегал, насиловал и убивал других. Отклонения в психике у этого человека, безусловно, имеются, но здесь есть важный момент. Современная психиатрия пересматривает многие психиатрические положения. Наша психиатрия чрезвычайно плоха, она либо совсем не обращает внимания на больных, либо хватает и принудительно лечит. А лечить надо не всегда.
То есть, Никитина лечить не надо? А что с ним делать?
М.В.: Поскольку закон есть закон, его посадят. Но лечить его не от чего.
Как это?
М.В.: Не от чего его лечить! Сегодня гомосексуалисты возглавляют некоторые западные страны, от чего их лечить?
Но педофилия – это же не добровольный выбор двух взрослых людей! Как тут не лечить?
М.В.: «Педофил» в данный случай не укладывается в той мере, в какой мы этот термин понимаем. Он был только с одним ребенком, насколько известно.
И что это, любовь?
М.В.: Любовь! А педофил ищет себе новых и новых жертв. Этот не искал, он влюбился в мальчика, а мальчик – в него, и жили.
А теперь мальчика всего лишили, заставят работать. Трагедия?
М.В.: Конечно, трагедия!
Вследствие этой трагедии он может сам стать маньяком? Пойти, даже покатиться по дорожке Никитина?
М.В.: Пойти или покатиться? Давайте мы про «покатиться» уберем, а пойти он, конечно, пойдет, своим путем, каким жил все эти годы. Найдет кого-то, кто будет за ним ухаживать, поить, кормить и удовлетворять сексуально. Он будет искать такого человека, взрослого мужчину, с которым у него возможен секс. Если бы у него были деньги, он ездил бы в колонию к Никитину. Но еще, возможно, он вернется к «бабушке», она же не арестована, а жить ему где-то надо. Специально женщину он искать не будет, это вне его понятий, но, вполне возможно, он и с бабушкой заведет какие-то отношения, романтические, так сказать. Гормоны-то бурлят! А бабушка знает, как он жил, утешит, успокоит. А может, найдется кто-то из гастарбайтеров, снимающих третью комнату, которые вступят с ним в такие отношения. Это для него «родные люди», ему это необходимо, он живет в этом 10 лет, и перевоспитать его невозможно. Хотя гастарбайтеры могут заинтересоваться отношениями с ним из корыстных побуждений, чтобы остаться жить в этой квартире навечно.
То есть, он на всю жизнь останется 9-летним инфантилом и никогда не повзрослеет?
М.В.: Конечно. При этом его могут научить читать, писать, дать ему какую-то несложную работу - подметать улицы, скалывать лед. Академиком он, увы, уже не станет, но найти себе вполне приличное занятие на среднем уровне может.
Или он может и дальше жить на пенсию «бабушки», не работая и заодно с ней сожительствуя, а заодно и с гастарбайтерами? Получится все-таки шведская семья.
М.В.: Совершенно верно, как вариант. Но бабушка когда-то уйдет из жизни.
А квартира – «внуку»?
М.В.: Конечно!
Интересный получается выбор: с одной стороны, бабушка, пирожки, «трешка» и прочие радости жизни, с другой – жизнь в приюте и метла. А может, не надо было правоохранителям его спасать? Может, таких мальчиков вообще не трогать?
М.В.: Я думаю, что правоохранителям в таком варианте вмешиваться в жизнь не надо ни в коем случае, чтобы не ломать психику. Если бы этот мальчик прожил в подобных условиях год, вопрос стоял бы иначе, его можно было бы «перепрофилировать». Но десять лет - слишком долгий срок. Переделать его невозможно.
Много ли, на ваш взгляд, таких случаев в России? Это распространенное явление?
М.В.: Говорить о том, насколько оно распространенное, сложно – статистики по таким вещам нет. Но, должен сказать, явление это нередкое. Мы очень плохо знаем свою психологию и свои психиатрические проявления. Такие ситуации были всегда, начиная с древних времен и заканчивая сегодняшним днем.
Беседовала Юлия Кундухова
