Записки путешественника. Как я калымил в Гондурасе

В Центральноамериканских странах у меня вошло в традицию после пересечения границы направляться не в крупные приграничные города, а в откровенную глушь. Так вышло и с Гондурасом. 

Границу я проходил не по Панамеранскому шоссе, где густой траффик и много машин, а тропами наркоторговцев и авантюристов, из сальвадорского городка Перкин в гондурасскую Маркалу. К счастью, официальный пограничный переход там был, и через него даже пропускали иностранцев.

– Ты первый русский на этой границе на моей памяти, – сообщил мне одиноко скучавший пограничник. И влепил штамп, любезно поинтересовавшись, в какое место его поставить, заметив, что места в паспорте осталось не так-то много. Соседи-сальвадорцы – те еще любезней, штампы не ставят совсем. Наверное, экономят на краске.

Первую гондурасскую ночь я провел в избушке возле водопадов Las Orquídeas у случайных гондурасцев. Сказать, что они удивились наличию русского в тех местах – значит, ничего не сказать. Эти водопады в высокий сезон часто посещаются местными туристами. В течение года тут цветут несколько различных видов орхидей, и гондурасцы, которым не чужда природная красота, приезжают сюда полюбоваться цветами. Июль в Гондурасе – сезон абсолютно пустынный, жаркий и влажный. В межсезонье туристов нет, поэтому владелец водопадов занимается разведением пчел.

Тут я немного покалымил пасечником, а потом занялся просушкой кофе. Его в Центральной Америке много, и страны соревнуются друг с другом: у кого вкусней. Пасечники меня поили ананасовым чаем и угощали авокадо с медом, этого добра в гондурасской глуши тоже немало.

Распрощавшись с пасечниками и получив от них письменные рекомендации к своим друзьям в некоторых частях страны, я почувствовал себя средневековым путешественником, отправляющимся в неизведанные уголки Европы. В век Интернета и мобильной связи было необычно везти с собой дорожную грамоту и рекомендательное письмо на испанском языке от одних гондурасцев к другим. 

На Великом Гондурасском Пути со мной происходили забавные случаи. Сначала меня подобрал сумасшедший мужик, не спеша ехавший со своим молодым помощником. Они срубали какие-то огромные камыши вдоль дороги для коров. Не успел я перевалиться через борт пикапа, как водитель дал газу, и я чуть не вывалился на ходу. Когда мы останавливались для рубки камышей, мужик злобно покрикивал на своего помощника: «Давай-давай, побыстрей!». Потом он пересадил меня в кабину и заговорщически прошипел: 

– Я вообще пастор, католический! 
Пастор был больше похож на сбежавшего из дурдома сумасшедшего. Он хлопал меня по колену и восклицал: 
– Понимаешь, я католик! А в России кто?
– Православные, в основном, – отвечал я. 
– Нет, ты мне врешь! Там тоже должны быть католики!

Я заверил его, что различий немного, что у нас тоже есть и Иисус, и крест, и церкви, и все остальное, и он подуспокоился. Про православных, наверное, сумасшедший пастор слышал впервые. Наконец, он свернул, я спрыгнул и пересел в подошедший автобус.

Солнце чередовалось с ливнями, а я чередовал случайные попутки с автобусами. Тем же днем, глубоким вечером в городке Эль Прогрессо, я пытался выловить хоть какую-то машину в сторону карибского побережья, до города Ла Сейба, где меня уже ждали в гостинице. Там я должен был приступить к непонятному для меня волонтерству, надеясь попрактиковать испанский язык с посетителями гостиницы.
Пока же я застрял в смеркавшемся Прогрессо, прогресс в котором, казалось, тоже застрял. Разбитые тротуары, слоняющиеся свиньи и гондурасцы, накрапывающий дождь и горы гондурасского мусора – этим запомнился Прогрессо.

Неподалеку стояли, покачиваясь, пара автостопствующих гондурасок, молодых, пьяного вида, с банками пива в руках. Рядом была неаккуратно сложена куча их барахла. Они ждали какой-то грузовик и пытались угостить меня своим выдохшимся пивом. Но я отказался.

– А научи нас матерным словам русским! – попросили они.

Обычно латиноамериканские обыватели спрашивали меня, как будет «привет»/«пока»/«спасибо», а этим нужно было что-то попохабней. Несмотря на свой плохой испанский, материться к тому времени я уже умел и с легкостью выполнил просьбу своих новых попутчиц. Вскоре приехал грузовик и забрал алкостопщиц, я же остался дожидаться своего.
Но почти сразу же потухла единственная лампочка, возле которой мы поджидали попутки, и стало темно. Я разуверился в ночном гондурасском автостопе, разузнал у местных, что последний автобус отходит через пятнадцать минут, и побежал по ночному Гондурасу на автовокзал, по пути тряся всех прохожих в бесплодных попытках узнать, где же все-таки в этом забытом прогрессивном городе находится автовокзал. В автобус я вскочил за несколько секунд до отправления: на удивление, транспорт тут ходит по расписанию. А на входе в автобус всех пассажиров обыскивают, чтобы не пронесли ничего огнестрельного и взрывоопасного. Обыскали и меня. Автобус не взорвался, и мы благополучно прибыли на карибское побережье.

Гостиница оказалась на удивление пустой. Лишь за стойкой посапывал гондурасец-управляющий. Вскоре показался и владелец.

– Смотрю, с волонтерством у вас не густо.
– Да, гостей почти нет, – развел руками он. Казалось, его это мало заботило. Часы на стене не тикали, полы мылись последний раз еще до окончания высокого сезона, но это заботило сотрудников гостиницы еще меньше. Главное – работал кондиционер и Интернет. Что еще нужно для счастливой гондурасской жизни?
– Может, полы вам хоть помыть? – попытался проявить инициативу я.
– Нет, сегодня ты отдыхай. Да и завтра тоже. Завтра будет еще жарче, чем сегодня.
– Ладно, – не стал сопротивляться я и решил начинать встраиваться в гондурасский ритм.
– Кстати, а кто ты по образованию? – спросил меня владелец гостиницы.
– В дипломе написано, что математик и программист. Но программировать я не люблю.
– А давай ты напишешь нам программу для управления гостиницей. Это и будет твое волонтерство.

Я почесал голову. Подумал. И поступил по-гондурасски: я ее просто-напросто скачал из Интернета. Гондурасцам понравилось. И они разрешили мне жить бесплатно в их гостинице столько, сколько захочу.
Все остались довольны: и я, и гондурасцы. Почти вся гостиница досталась мне в распоряжение. Правда, из-за скуки, убежать из Ла Сейбы мне захотелось на следующий же день после прибытия, но гондурасцы, обрадованные моими программистскими способностями, обещали в ближайший выходной взять меня с собой в незабываемый поход по горам и водопадам.

– Таких замечательных гор ты еще не видел! – восклицали они. – А водопад не уступает Ниагарскому.

Я коротал время в походах по окрестностям, выискивании попутных кораблей в сторону никарагуанской границы, и даже посетил Новую Армению, деревушку неподалеку, в надежде уплыть на соседние острова. Армян и коньячных заводов там я, однако, не нашел. Ленивые карибские негры играли в домино и на нужные мне острова в ближайшие дни плыть не собирались. В целом, гондурасское «волонтерство» мне нравилось.

Наконец, наступило долгожданное воскресенье. Мои друзья, будучи гондурасцами, поступили, как я и ожидал. Они проспали. Лихорадочно обзванивая их в бесплодных попытках добудиться и отправиться на самые красивые водопады в мире, успеха я не добился. Оставалось только ждать. Июльское воскресенье в Гондурасе безлюдно и лениво, как кладбище в новогоднюю ночь.

В конечном итоге, часа через четыре после назначенного времени старта, все клявшиеся идти со мной на самые высокие горы и самые красивые водопады появились с заспанными лицами, поздоровались и… незаметно исчезли. Но, чтобы не ударить перед русским гостем и ответственным волонтером в грязь лицом, со мной отправился в поход лишь хозяин гостиницы. Прихватив с собой необъятных размеров жену. Толстая жена утратила возможность хоть как-то шагать минут через двадцать после начала похода и развернулась. Муж ее, прошагав еще с полчаса, помахал мне рукой и сказал: 

– Я тут подожду, погондурашу, – и уткнулся в свой мобильник, лежа под деревцем. – Я устал.
Перед этим спал он почти до обеда. До конечной точки, водопада, мне пришлось добираться одному, о чем я нисколько не пожалел: гондурасский расслабленный темп был мне не по душе.

Правда, водопад оказался обыденно-гондурасский, не сильно впечатляющий. Но благодаря немногочисленной компании моих неторопливых друзей удалось попасть в национальный парк по гондурасской цене, а не по грабительской цене для иностранцев. На тот момент я уже достаточно огондурасился, чтобы заспанный сторож не вычислил во мне иностранца. Впрочем, можно было пройти и бесплатно: если не будить дремавшего охранника.

– А есть ли русские в Гондурасе? – спросит интересующийся читатель. Встречаются и такие. Случайно в магазине я познакомился с женщиной Натальей, родившейся в Иваново и выросшей в Ташкенте. Она пригласила меня на ферму к своему мужу, американцу, который разводит тут экзотические фрукты и продает их в США. Русские и американцы в Гондурасе отнюдь не гондурасят, а занимаются бизнесом, пока коренное население покачивается в гамаках.

Встречались и русские ненастоящие. В последние дни пребывания в стране я ехал лениво-расслабленным июльским автостопом, и подобравший меня темнокожий водитель оживился.

— Ты русский! И, значит, по-русски говорить можешь?

Я кивнул.

— Едем в Трухильо, это моя деревня. Я тебя познакомлю со своим приятелем, он учился в Москве, в институте Патриса Лумумбы, во времена Советского Союза. Сам я директор вечерней школы, для взрослых, а брат «русского» работает со мной.

Оказалось, что приятель давно вырос почти до должности министра сельского хозяйства и уехал в столицу, Тегусигальпу. С ним мы поговорили по телефону, и он поделился, что всего в стране насчитывается порядка 60-80 человек, учившихся в СССР. В отличие от своих более ленивых соотечественников, большинство из них занимает вполне неплохие должности. Вот оно, советское образование!

Сам Трухильо известен тем, что тут в 1493 году высадился ни кто иной, как Христофор Колумб. Не где-нибудь, а именно в Гондурасе ступила нога первого европейца на Американский континент. Не думал Колумб, что страна, названная им Honduras, что в переводе значит «Глубокий», спустя много веков станет объектом необоснованных насмешек россиян.
Колумб в Трухильо оказался ненастоящий, в виде статуи, а вот негры по деревне разгуливают вполне натуральные. Это – гарифуны, потомки рабов, завезенных сюда много веков назад.

У гарифуна разрешено многоженство, хотя в наши дни эта опция и не пользуется сильной популярностью. Секрет прост: они пьют самодельную водку, в которую крошат мелко нарубленный черепаший половой орган. Эта добавка считается уникальным афродизиаком. Отведал чудесной самогонки и я, правда, мгновенного эффекта не почувствовал. Видимо, слишком недолго пробыл в деревушке у гарифуна.

На вечерние занятия к этим неграм, по приглашению директора, я и отправился. Лектор, брат «русского» очень доходчиво объяснял про заболевания, передающиеся половым путем, весь класс хохотал, а я с интересом слушал.
В последние дни пребывания в этой замечательной стране я остановил грузовик, доверху груженный ворованными мешками с куриным кормом. Вонь стояла соответствующая. На вершине горы восседали гондурасцы и замахали мне:

– Залезай!
– О, гринго! – удивился водитель. Так латиноамериканцы называют не совсем любимых ими соседей из США. – Поможешь нам разгрузить мешки?
– Я не гринго, я русский. Но помогу без проблем.
– Тогда тем более!

Мы перебрасывали мешки в замаскированное кустами место на чьем-то огороде, изрядно при этом пропитавшись куриными деликатесами. Гондурасцы уехали, а я стал ждать следующих машин и приключений.
В целом, Гондурас – такой, каким вы его себе представляете. Море, солнце, ленивые гондурасцы, замусоренные улицы, разбитые дороги и красивая природа. Повсюду валяются манго и другие переспевшие фрукты, которые никто не хочет подбирать, из-за лени. Случайные девушки делают тебе комплименты и часто улыбаются, а водитель может вполне по-дружески хлопнуть зашедшую в автобус знакомую торговку по пятой точке, в знак приветствия. Гондурасцы отчасти похожи на нас, русских: редко куда-либо торопятся, часто полагаются на авось, а техника тут чинится с помощью молотка, водки и чьей-то матери.

Жизнь в городах замирает достаточно рано: горожане боятся быть ограбленными друг другом в темноте, а на всех окнах и дверях стоят внушительные решетки. Каждый мало-мальски приличный магазин, от аптеки до супермаркета бытовой техники, охраняется вооруженным охранником, который не пустит случайного прохожего, не убедившись в глазок в его безопасности. Обстановка в городах тут считается весьма криминогенной, а второй по величине город страны – Сан-Педро-Сула – несколько лет подряд занимал первую строчку в мире по числу умышленных убийств на душу населения. Пока в 2016 его не потеснил венесуэльский Каракас. В домах у гондурасцев гостеприимно и по-раздолбайски грязно и замусорено, посуда не моется неделями, а к полу можно прилипнуть прямо при входе. В этом я убедился, когда пришел в гости готовить борщ по просьбе своих приятелей. В некоторых домах бегают крысы размером с кошку, но гондурасцев это, кажется, заботит мало.

Гондурасские телевизионные новости – это сплошной поток чернухи: кто кого убил, в каком количестве, в каком городе сколько наркоторговцев задержано, а сколько погибло в перестрелке. Все это сопровождается красочными кадрами с мешками наркотиков и бегающими туда-сюда вооруженными силовиками в масках. Кажется, все это происходит в каком-то другом Гондурасе, по соседству. Настоящий гондурасец вряд ли будет заниматься таким суетливым делом, как наркоторговля. Лежать в гамаке по соседству с горой вчерашней немытой посуды, вокруг которой роятся мухи, – занятие куда более гондурасское.

– Впрочем, – заключил гондурасский лидер в галстуке, сидящий в телевизоре, – в стране все хорошо, кофе в этом году мы собрали немало, а план 2020 (есть тут и такой) неукоснительно выполняется.

Мне понравилось калымить в Гондурасе. Но, если разобраться, я там не калымил, а именно гондурасил. Приезжайте и вы, погондурасить!

Роман Устинов