Старинные вещи теперь покупают только маргиналы, считает московский художник, антиквар, автор винтажного проекта «Дом-музей» Ираклий Месхия. Он рассказал «МИР 24», как старинная мебель научила его разбираться в людях. Купить у Месхия редкую вещь можно только в одном случае – если покупатель будет сочтен достойным обладать ею.
Рождественские блошиные рынки не пахнут мандаринами. Они пахнут коньяком и потертой латунью военных фляжек, которые продавцы достают из-под прилавков, чтобы экстренно согреться. На улице минус десять. «Хлебозавод», где Ираклий Месхия впервые собрал современных старьевщиков, называют новым «местом силы» креативного сообщества Москвы. Впрочем, глядя на публику «блошки», понятно, что обедневшие креаклы решительно предпочитают минимум гламура и максимум доступности.
Ираклий движется от прилавка к прилавку с внимательной осторожностью рыси. Высматривает, впрочем, не зайцев. Вот взгляд Месхия метко подстреливает миниатюрную статуэтку чешского фарфора. Целая обойма выпущена в крупного зверя – винтажное пальто с бобровым воротником, будто только что снятое с барского плеча. На лице Месхия стремительно сменяются равнодушие и страсть.
Месхия здесь такой не один. Бабушки рассыпают мелкую дробь у прилавков с брошками. Безоружные мужчины вздрагивают при виде военного антиквариата. Мы останавливаемся у прилавка с елочными игрушками.
- Стекло и фарфор – штука хрупкая, – бормочет Месхия в охотничьем азарте, – Из этого добра мало что пережило войну. Если повезет и встретите здесь довоенную елочную игрушку, не удивляйтесь цене. Она того стоит.
Потертый кот в сапогах как раз довоенный. Старику в следующем году стукнет 80 лет. Котик сделан из раскрашенной ваты и стоит 7 тысяч рублей. Был бы стеклянный, стоил раза в два дороже.
Циник с кодексом чести
Месхия – чудик. Рослый, немного неловкий, он глядит на все с умеренным равнодушием. С деликатным аристократизмом прячет руки за спиной. Освобождает одну, когда нужно поправить небрежно спадающие на лицо волосы. У парня вид бродяги-отшельника. Но впечатление обманчиво: Месхия все время с кем-то общается. В данном случае со мной.
- Антиквариат – это любовь и смерть, – изрекает Месхия со спокойствием древнегреческого божества.
Барахолки, они же «блошки», – недавнее увлечение Месхия. Своей личной страстью он еще лет 15 назад избрал антикварную мебель. Все началось с собственной квартиры, которую Ираклий с супругой решили обставить антиквариатом. Хобби быстро переросло в работу. Причем захватывающую. Надо было ходить по Москве и внимательно читать объявления. Среди пропавших собачек попадались сообщения о продаже старинных вещей – тут-то Ираклий и делал стойку.
Поначалу логичным казалось заняться и реставрацией. Но дело не пошло. Оказалось, что для Месхия главное в работе – экстаз. Этот самый экстаз приходил всегда, когда среди хлама и старья обнаруживалось что-то удивительное. В реставрации экстаза не было. Разочаровывала предсказуемость процесса: держа в руках драный стул, Месхия точно знал, как он будет выглядеть в отреставрированном виде. В антиквариате же непредсказуемо все – вещь, ее история, история ее владельцев. Каждый шкаф таил в себе детектив и виртуальный скелет.
Постепенно Ираклий сформулировал личный моральный кодекс охотника. Купить у Месхия редкую вещь можно только в одном случае – если покупатель будет сочтен достойным обладать ею.
– Допустим, пришел человек смотреть кресло с кожаной обивкой, – рассказывает Ираклий, – Он смотрит на кресло, а я смотрю на него. Ему не нравится, просит показать другие. У меня есть еще четыре похожих, но я ему их не покажу. Скажу, что других нет, и все. А бывает, по человеку видно, что он пришел не покупать, а просто полюбопытствовать. Но сам этот человек вдруг становится тебе так симпатичен, что ты рад с ним проболтать до вечера и не важно, купит он этот шкаф или нет.
Сам Месхия готов покупать нечто по-настоящему ценное у кого угодно и как угодно, хотя бы у хама-алкаша, который обзывает его жидом. Воспитанный за 15 лет профессиональный инстинкт требует быть мудрым и терпеливым.
– Работник скорой помощи, может и мечтает, чтобы его пациент сдох, – говорит Месхия, – Но он обязан измерить давление и сделать укол. Так же и я. Приезжаю, осматриваю вещь, называю цену. Со временем учишься переступать через гордыню и включать циничный подход.
Драйв и драма бабушкиного чердака
Пока мы наматываем круги вокруг прилавков, Ираклий рассказывает, что любовь к старинной мебели – это дело вкуса, наличие которого далеко не всегда зависит от социального статуса.
- Разница между покупателями старины и современной мебели та же, что между любителями мюнхенских колбасок и вегетарианцами, – объясняет Месхия. – Антиквариат покупают не из необходимости, а только из любви.
Ценность антиквариата в том, что деньгами вообще не измеряется. Просто любовь, жизнь, если хотите, просто душа. Процесс продажи часто напоминает не то роман, не то ремейк «Вишневого сада». Люди приходят покупать кровать, которая им нужна, но вдруг начинают вспоминать жизнь, детство, бабушек, старую усадьбу и в результате, обливаясь слезами, покупают шкаф и десять стульев – потому что примерно такие же стояли когда-то где-то там, где они были счастливы.
Общение с разными людьми приучило Месхия не судить о них «по одежке».
– Приходил ко мне как-то производитель собачьих кормов. Знакомлюсь и понимаю, что он разбирается в русском модерне лучше многих искусствоведов. Выясняется, что никакого профильного образования он не получал, а просто интересуется этим периодом. Или, например, пришлось мне недавно нанять незнакомого курьера-грузчика. Мои тогда страшно напились. Надо было отвезти покупателям шкаф и зеркало. Нашел я на «Авито» какого-то Максамбека. Договорились. Погрузили. Едем, молчим. И тут мне Максамбек выдает: «Да-а, этот ваш шкафчик – такая поздняя эклектика!» И дальше – полный искусствоведческий анализ мебели, которую он загрузил в машину.
Месхия часто звонят и на словах пытаются описать свое сокровище. Тут наступает самое интересное.
- Позвонила бабка, которая понятия не имела, что за буфет стоит у нее дома. И описать его толком не могла. Собиралась выбросить. Я спросил, есть ли резьба. Выяснилось, что есть. Я заинтересовался, приехал. И что я вижу? Васнецовский абрамцевский буфет. 80-е годы, XIX век. Купил его начальник ГИБДД по Воронежской области. Казалось бы, интересы гаишника дальше бани, проституток и взяток заходить не должны. Но нет. Мужик этот, как оказалось, с ума сходит по абрамцевским мастерским.
Трагедия русской старины
Русский антиквариат Ираклий любит больше, чем европейский: его меньше, и стоит он дороже. Драма, считает Месхия, есть только в русском антиквариате. Кто-то сказал про Францию времен Второй мировой войны: «Петен спасал мебель, а де Голль – честь». Красивые французские штучки, спасенные за счет чести, Ираклия не интересуют.
Приехать на европейскую «блошку», накупить там всего на 100 евро и продать в России за 200 – в глазах Ираклия, это не более чем спекуляция. Ни драмы, ни драйва.
Куда более захватывающими кажутся ему сложные маршруты, когда путь охотника пролегает по чердакам, бабушкиным кухонькам, старым московским коммуналкам или полузаброшенным деревням, где живет всеми забытая правнучка именитого художника. Ходишь, ездишь и вдруг среди советского ДСП – антикварный гарнитур времен Александра I. Ну не чудо?
Старинные вещи – материя чувствительная. Пережив войны и бомбежки, они остро реагируют на стагнацию рынка. За последние 2,5 года обороты антикварного рынка в России снизились в 5 раз, а цены упали почти вдвое. Изменился и покупатель. Теперь он стал более грамотным и менее платежеспособным.
Раньше главным клиентом Месхия был русский нувориш, который покупал старую мебель, потому что модно. Теперь антиквариат – удел маргиналов, которые любят полистать художественные альбомы, обожают московский модерн и мечтают заполучить что-то из личных вещей Шехтеля. Нынешний покупатель – это состоятельный человек со вкусом и образованием, для которого имя венских мебельщиков братьев Тонет не пустой звук.
Впрочем, и у ценителей все непросто. Пока мы нарезаем круги вокруг прилавков со старинной мелочевкой, Ираклий рассказывает об известной паре театралов, квартиру которых он обставлял антикварной мебелью. Во время бурного развода, супруг выкинул все шкафы и столы из окна.
- Узнал об этом от его жены. Все в хлам разбилось, – жалуется он, – Но все благополучно обошлось. Детей поделили. Она снова вышла замуж, он – женился. Теперь я обставляю два новых семейных гнезда.
Кресло Шаляпина с абрамцевской резьбой
Рассказывают, что во время своего первого сольного выступления Федор Шаляпин сел мимо кресла на виду у всех зрителей. Дело было в Уфе в 1890 году. С тех пор певец страшно боялся повторить печальный опыт. Зато всем хористам-новичкам говорил, что успех ждет именно тех, кто сядет мимо. Так неприятный казус обратился в хорошую примету не только для хористов, но и для дельцов от антиквариата. Какой-то чудак придумал, что кресло знаменитого баса хотят непременно заиметь все любители раритетной старины. «Кресла Шаляпина» немедленно превратились в нечто вроде «детей лейтенанта Шмидта» – встречаются до неприличия часто. Последний раз на памяти Месхия кресло объявилось под Дмитровом.
- Ну, думаю, ладно, заеду. Это от моей дачи недалеко, – рассказывает он, – Приезжаю – у мужика советское кресло 50-х годов. Я уже перестал ругаться в таких ситуациях. Говорю просто: «Нет, спасибо, мне не подходит».
Старинные вещи не терпят обмана и обманщиков. Частный антикварный бизнес – по крайней мере, в Москве – ограничен тесным кругом лиц. Порядочность, как и в любом предпринимательском деле, здесь играет роль пропуска в профессию. С теми, кто пытается работать в стиле 90-х годов, Месхия просто не общается.
Ни кола, ни стола
Одинокие нищие старики часто вынуждены прощаться с любимой мебелью просто потому, что им не на что жить.
- Приезжаешь к какой-нибудь одинокой бабушке на 15 минут, – говорит Месхия, – чтобы посмотреть столик для рукоделия и договориться о цене. В итоге проводишь у нее три часа. Она поит чаем и рассказывает свою жизнь. Порой там такое вылезает, что начинаешь волосы на себе рвать. Иногда эту бабушку хочется обнять, поцеловать и отдать ей все свои деньги. А иногда – зарезать ее, чтобы никто от нее в этой жизни больше не пострадал.
Отношения людей с вещами часто непредсказуемы, как и сами люди.
– Бывают случаи, когда внук трясется над каждой булавкой покойного дедушки, и это прекрасно. Кто-то после смерти родственника избавляется от всех его вещей сразу же. Я несколько раз попадал в ситуации, когда человека только похоронили и тут же пригласили меня, чтобы я быстро вывез вещи покойного. Потом начинается дележ, завещания. Раньше я к этому негативно относился. Как так, кровать еще не остыла, а вы ее уже продаете! Но постепенно понял, что у людей бывают самые разные жизненные коллизии, трудные судьбы, непростые отношения в семье. Жизнь есть жизнь.
О чем говорит статистика
С точки зрения потребления антиквариата россияне занимают далеко не лидирующую позицию. 40% мирового антикварного рынка принадлежат США и Китаю, 13% – Швейцарии, 7% приходится на все остальные страны, в том числе Россию. Оборот российского антикварного рынка в 2017 году, по предварительным оценкам, составил 3,38 млрд долларов. Правда, это без учета неофициальных сделок, которые в Росии составляют примерно 90% рынка. Специалисты подтверждают, что развитие интернета вывело антиквариат за пределы категории «только для избранных». Ежегодно онлайн-рынок антиквариата растет на 20-30%. Крупнейший сегмент российского антикварного рынка – живопись (свыше 50%).
Фото: Игорь Медведев
