Шаварш Владимирович Карапетян – 11-кратный рекордсмен мира, 17-кратный чемпион мира, 13-кратный чемпион Европы, семикратный чемпион СССР по подводному плаванию – 19 мая отмечает 70-летний юбилей. Несмотря на все свои победы, своим высшим достижением спортсмен считает историю, перечеркнувшую его спортивную карьеру.
16 сентября 1976 года троллейбус, ехавший по дамбе Ереванского водохранилища, упал на дно водоема. Шаварш Карапетян стал невольным очевидцем трагедии. Ценой невероятных усилий и собственного здоровья ему удалось спасти несколько десятков пассажиров. Эта история замалчивалась властями долгих шесть лет.
– Любовь к спорту пришла мне от моего отца. Он был очень спортивным и всех своих сыновей – а у меня еще было двое братьев – он воспитывал в этом же направлении. В детстве я увлекался разными видами спорта – и футболом, и борьбой, и плаванием.
Мой отец хотел, чтобы я занимался гимнастикой. Этой секцией в Ереване руководил друг отца Альберт Азарян – он был одним из лучших гимнастов мира. Альберт сказал, что для гимнастики я слишком высок, и максимум, чего я могу добиться, так это выполнить норму мастера спорта. Но все-таки он разрешил заниматься, а потом порекомендовал мне пойти на плавание.
– Говорят, что в школе к спортсменам особенное отношение. Снисходительное. Было такое?
– Я не давал повода для снисхождения – просто потому, что был хулиганом. Однажды я помню, сижу на уроке, и меня вызывает учительница к доске. Я встаю и отвечаю: «Извините, я сегодня не готов, можно я завтра все отвечу, и за вчера и за сегодня». Она мне говорит: «Тогда, Шаварш, я тебе поставлю двойку, если ты не готов». На что я ей заявляю: «Если вы мне поставите двойку в журнал, я выброшусь из окна!». Она, видимо, не поверила, и поставила двойку. Тут я встаю на подоконник, а это был третий этаж, и прыгаю. Никто, конечно, этого не ожидал. Учительница упала в обморок. Такой шум подняли в школе, все учителя сбежались и директор. Потом все выглянули в окно, чтобы посмотреть, что со мной. А я специально лег навзничь, чтобы все испугались и подумали, что я умер. Все спускаются вниз, выходят на улицу… а меня нет. Я убежал домой. Такой скандал тогда был! Но никто не хотел эту историю афишировать, поэтому мне пришлось перейти в другую школу.
Когда я перешел в другую школу, то пообещал папе, что больше не буду устраивать никаких ЧП. А первым же уроком в новой школе в моем восьмом классе было черчение. Вдруг на уроке у меня падает линейка. Ко мне подходит учитель – ему было где-то лет 35 – и говорит: «Это что такое?». И, бац, бьет меня огромной линейкой по рукам! А я еле сдерживаюсь – вспоминаю, что я обещал отцу вести себя хорошо. Тут он меня снова бьет линейкой – второй раз. Тут я не выдержал – ударил его – раз, второй, третий, а потом схватил его и запер в шкафу. Меня, конечно, после этого вызывали к директору. Но дома отец мне сказал: «Сынок, ты был прав».
– С такими амбициями, наверное, спортивная карьера шла все время в гору?
– Не совсем. Я занимался классическим плаванием, был к тому моменту чемпионом Армении среди юношей в плавании на спине и вольным стилем. Но в этот момент мой тренер стал директором бассейна и перестал со мной заниматься. Я начал менять тренеров, нигде не задерживался. И, хотя я и продолжал выигрывать состязания, но в какой-то момент президент Федерации плавания поставил вопрос о моем будущем. Меня исключили из федерации, заявив, что я бесперспективный. Все из-за того, что у меня не было постоянного тренера.
– Почему вы остались в спорте?
– А чтобы всем доказать, на что я способен. Мне было 17 лет, и я начал заниматься подводным плаванием. Жесткие тренировки, себя не жалел. Все делал для того, чтобы достичь результата и доказать тем, кто меня исключил, что на мне рано ставить крест. Поначалу моей целью было стать мастером спорта. Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Я уже не успевал получить награды – мои победы шли одна за другой.
На оформление документов после получения звания уходило полгода. За эти месяцы я уже успевал выиграть новое. Я стал мастером международного класса, но пока оформляли документы, я стал призером чемпионата Советского Союза. Пока готовили эти бумаги, я стал рекордсменом мира и чемпионом Европы. Затем – победа в чемпионате СССР и кубок СССР. Я помню, когда приходил домой с очередной наградой, никто уже даже не удивлялся. Было немного обидно.
– Кто из тренеров был для вас главным авторитетом?
– Я помню всех, с кем занимался, но наиболее выдающимся считаю Липарита Алмасакяна. Он был великим человеком. И, как многие великие творцы, был не чужд алкоголю. Мой тренер тоже выпивал – более того, когда он был пьян, то ночами не спал, придумывая новые технологии, исследуя все технические моменты. И когда я приходил утром на тренировку, то он такое мне выдавал, что у меня волосы дыбом вставали. Спиртное было причиной скандалов, бывало так, что он бросал пить, но тогда ему в голову не приходили гениальные идеи.
– У вас время еще на что-то оставалось кроме спорта?
– После окончания восьми классов школы я поступил в автомеханический техникум. Но если вы о девушках, то ни на что серьезное времени, конечно, не хватало (улыбается).
– А доводилось сталкиваться с ситуациями, когда вставляли палки в колеса вашей спортивной карьеры?
– В 1976 году меня не пустили на чемпионат мира. В докладе председателя ЦК ДОСААФ СССР Покрышкина, который он читал с трибуны, были следующие слова: «Откуда в безводной горной Армении вдруг вырос подводник?» Поэтому 16-го сентября я, вместо того, чтобы быть на чемпионате в Ганновере, оказался на тренировке возле Ереванского озера.
В тот день я тренировался на нашей спортивной базе. Мы возвращались оттуда с моим братом Камо, и перед нашими глазами троллейбус сорвался с дороги и ушел под воду. Я, не раздумывая, бросился спасать людей. Другого варианта не было – у меня даже и мысли не было, чтобы не прыгать в озеро. Я понимал, что в воде сейчас находится много людей, которым неоткуда ждать помощи. Так что раздумывать было некогда. Я знал, КАК они умирают.
Это был сентябрь, и вода была достаточно холодная, примерно 15 градусов – для пловца это смертельная температура. Своему брату я не разрешил нырять – попросил остаться на берегу и принимать людей, которых я буду вытаскивать. Если бы не это, он наверняка бы бросился вслед за мной.
Мне требовалось 15 секунд на то, чтобы нырнуть, забрать человека из троллейбуса и поднять его на поверхность. Я делал пять вдохов-выдохов и снова нырял. Глубина озера в этом месте была 10 метров, но мне приходилось нырять примерно на шесть метров, так как люди были в троллейбусе, а не на самом дне. Я доставал их, вставал на троллейбус и отталкивался, чтобы всплыть.
А наверху уже были спасатели, байдарки, каноэ. Хорошо, что рядом находилась больница, все медики которой очень скоро прибыли на берег.
– Было страшно в тот момент?
– Бесстрашных людей не бывает. И героем я себя не чувствовал. Что героического в том, чтобы броситься спасать тонущих людей, если ты лучший в мире пловец?
Была вполне конкретная опасность. Только представьте – ты один и целый автобус людей. Когда тонущий, а еще хуже – несколько тонущих хватают тебя и невольно тянут на дно, то надо расслабиться и погружаться, ведь у тебя есть запас воздуха в легких. Люди инстинктивно отпустят тебя, потому что у них рефлекс – плыть вверх. Освободившись, ты схватишь человека поудобнее и спасешь его.
Я не думал, что все будет именно так. Я рассчитывал, что люди будут держаться друг за друга. Мне важно было подать самого первого человека наверх, а все остальные выплыли бы за ним по цепочке. Но такого не произошло. А за один раз я мог вытащить максимум двоих человек.
– Сколько человек вам удалось спасти?
– На берег мы вытащили 37 человек, еще 9 выплыли сами. И только 20 из них удалось вернуть к жизни.
– Что было после того, как вы вынырнули в последний раз?
– Я уже ничего не чувствовал – к тому моменту я и сам был почти трупом. У меня был сильный порез от стекла, которое я выбил, пробираясь в троллейбус. На протяжении всего этого времени у меня шла кровь. На самом деле, меня спасла холодная вода озера – она замедлила кровотечение. Но зато я получил двустороннее воспаление легких и заражение крови. Прямо с берега меня отвезли в больницу – я пролежал там полтора месяца.
– После выписки вас ждала слава?
– Представьте себе, нет. Эта история не афишировалась нигде 6 лет. Меня не наградили, не сделали мне никаких привилегий, не написали об этом. Я просто знал, что спас людей, и от этого мне становилось легко и хорошо. Мне и раньше приходилось спасать людей, но такой истории у меня еще не было. Но только спустя шесть лет мне дали медаль «За спасение утопающих», а чуть позже – орден.
– Почему эта история замалчивалась?
– Тогда ЦК компартий союзных республик должны были отчитываться перед ЦК КПСС. И катастрофы, связанные с массовой гибелью людей, специально замалчивались. В газетах появилась лишь скупая информация о том, что руководство Армении предотвратило трагедию в Ереванском озере.
Первым, кто написал об этой трагедии, был Сергей Лесков из «Комсомольской правды». В 1982 году он получил разрешение и попал в прокуратуру, где хранились все материалы. Затем об этом же написал Геннадий Бочаров. После этого лично я получил без обратного адреса около 70-ти тысячи писем с благодарностями. «Литературная газета» получила около 200 тысяч писем, а «Комсомольская правда» – еще больше.
– А вам не обидно было, что об этой истории умолчали?
– Нет. Мне вообще было все равно. Главное, что я это сделал.
– Спортивная карьера пошла на спад после болезни?
– Спустя год после тех событий я поставил еще один мировой рекорд в дистанции на 400 метров. Участвовали сильнейшие пловцы. Первый пловец проплывает с повторением мирового рекорда, который я уже и установил. Второй заплыв – мировой рекорд побит. Третий заплыв – пловец улучшает результат и ставит новый мировой рекорд. И последнее слово за мной. В итоге я приплыл, побив мировой рекорд на шесть секунд. Трибуны ревут. А тот, кто плыл третьим, взял свои ласты и как шваркнет ими в стену!
– Любая профессия накладывает отпечаток – то, что называют профессиональной деформацией. Когда в 80-м году вы ушли из большого спорта – почувствовали это на себе?
– Почувствовал в 85-м, когда спасал от пожара самое красивое здание в Ереване – спортивно-концертный комплекс. В тот день я был на работе – вдруг ко мне в кабинет вбегает запыхавшаяся секретарша и кричит: «Товарищ Карапетян! Там СКК горит!» Я сразу туда – комплекс находился недалеко, в 300 метрах. Хорошо еще, что людей в здании не было.
Рядом с горящим зданием стояли пожарные, но никто внутрь не заходил. Войти в здание было сродни попытке забраться в доменную печь. Я покрутился возле здания, обошел его и в этот момент открыли ворота. Смотрю – там внутри ничего не горит – только жар и дым валит. Я понял, что горит только по периметру, а внутри огня нет. Увидел пожарного со шлангом и говорю – дай мне. А я был в галстуке, в костюме, в белой рубашке – в этот день должен был идти в ЦК партии.
Спрашиваю пожарного, который рядом стоит: «Пойдешь со мной?». Он мне в ответ: «Ты что, с ума сошел?». Второму говорю: «Пойдешь со мной?». Он мне говорит: «Иди». Я бы и сам пошел, но мне нужен был помощник – чтобы держать шланг. Смотрю, рядом парень молодой стоит, я ему говорю: «Ты пожарный. А я – нет. Пойдешь со мной?». И он согласился.
Нам нужно было проскочить в середину, где не было огня. Мы заходим туда, а остальные пожарные стоят и смотрят на нас как на сумасшедших. Мы пробрались в середину и начали тушить. Когда были внутри, нам дали хороший совет – чтобы мы намочили крышу, иначе железобетонный каркас арматуры мог расплавиться и свалиться на нас. Минут 20 мы поливали только крышу, чтобы огонь туда не поднялся, а потом уже поняли, где очаг и начали его заливать. Когда притушили – к нам прибежали остальные пожарные.
В итоге мы потеряли сознание от дыма. Только моего помощника увезли в больницу, а меня сочли мертвым. К врачам меня доставил один из оказавшихся неподалеку парней – на своих собственных «Жигулях». Десять дней я пролежал в больнице, еще месяц дома – вся эта сажа, которая попала в легкие, очень трудно выходила. Полностью мои легкие отчистились только тогда, когда я снова пошел плавать. Это меня спасло.
До сих пор благодарен тому мальчику, который пошел со мной, несмотря на реальный шанс погибнуть. Он был совсем молодой, ему было примерно 22-23 года. Если бы я нашел его, то сам бы лично наградил. Но самое обидное, что после всего этого я получил в свой адрес лишь реплику: «Вы везде свой нос суете». Можно подумать, что если бы комплекс сгорел дотла, это было бы лучше.
– Спортсмены часто становятся тренерами после окончания карьеры.
– Сначала и я работал тренером. Но долго не протянул – не любил эту работу. Сперва ты отдаешь несколько лет жизни на воспитание чемпиона, а потом парень, которого ты тренировал, влюбляется в кого-то и уходит из спорта. И весь твой труд идет насмарку.
– Что было в вашей судьбе после спорта?
– Женитьба. Работа инженером на всесоюзном заводе электронной промышленности. Руководство филиалом предприятия. Какое-то время я занимался политикой, но проиграл. Отправил семью брата в Германию, а сам переехал в Москву. Сделал здесь себе мастерскую обуви нестандартных размеров под названием «Второе дыхание». У нас есть совсем маленькие женские туфельки на каблуке 28-го размера. Вы только представьте! Это туфельки как у Золушки!
– Ни о чем не жалеете?
– А мне не о чем жалеть. У меня в жизни было все, о чем может мечтать мужчина. Включая семью – у меня две дочери, сын и внук. И я не считаю, что вел себя как герой. Я вел себя как человек. А это уже, поверьте, немало…
