Питер всегда был со мной. Он входил в мой список, который я себе написала еще в студенческие годы в голове, – куда должна поехать. Причем среди четырех пунктов Санкт-Петербург – это единственный конкретно указанный город, остальные – страны. Влекли меня туда дворцы, памятники, парки. Хотелось увидеть многое, дышать этой историей, красотой... Я представляла, как буду бродить по узким улочкам, наблюдать за разводными мостами и встречать рассвет на набережной Невы. Хотя какой рассвет! Я всегда планировала поехать туда в июне, чтобы попасть на знаменитые белые ночи, чтобы не спать, чтобы мне хватило времени на все.
И вот моя мечта сбылась. Я прилетела в Петербург. Я не спала в самолете. И меня в аэропорту не клонило в сон, хотя из Душанбе вылетела ранним утром. По дороге из Пулково я вглядывалась в дома, людей, магазины и все ждала, когда мы уже остановимся, чтобы выйти и окунуться в этот мир. Он вроде и родной, потому что советский, вроде и чужой – сегодня это уже другая страна, но больше этот мир – вычитанный из книг по истории и литературных произведений. И вот, наконец, я в сердце этого города. Здесь именно все так и есть, как я представляла. Правда, с погодой не угадала. Ожидала, как и положено, питерских дождей, от которых и улицы должны быть серыми, так как все под зонтами. Однако удивил меня город не только архитектурой и вежливостью коренных жителей, но и погодой. Жаркое солнце, +25, все в больших ярко-желтых одуванчиках, и очень многолюдно, шумно. Большая часть – это иностранные туристы. Я тоже сразу поняла, что выделяюсь из толпы. Везде фотографировалась, делала селфи и любовалась фасадами. Почему-то, увидев надпись «булочная», я прочитала ее как «булошная», и мне показалось, что именно так и должно оно здесь произноситься, с каким-то налетом дворянства. Я с увлечением ходила по музеям, соборам, именитым лавкам. Исаакиевский собор, дворец Меншикова, Эрмитаж, Президентская библиотека имени Б. Н. Ельцина, Театр Европы, дворы-колодцы. Кстати, здесь я впервые увидела, как цветет сакура, и рекламу прогулки по крышам. Я впитывала все.
Но в один миг это все ушло на второй план. И не было в голове Санкт-Петербурга – только Ленинград. И совсем не тот, по которому бегали итальянцы из знаменитой комедии, а замерзший, осиротевший блокадный Ленинград. Будто чья-то рука, чтобы напомнить печальное прошлое, направила меня на реконструкцию, посвященную 75-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Я с детства любила советские фильмы о Великой Отечественной войне, а тут словно стала ее свидетельницей. Патефон, курящие люди в немецкой форме, союзники в ярком обмундировании и бой. Вроде и понимаешь, что это постановка, но с болью в сердце переживаешь за своих, кричишь им «давай», потом «ура» и до глубины души ненавидишь фашистских захватчиков. При каждом их наступлении желаешь им провалиться под землю, при отходе – пробегают мурашки, потому что победа за нами.
Рядом мама малышу объясняла, что происходит. Говорит: вот видишь, это наш солдат, он должен победить, чтобы мы жили дальше, в мире. А вон тот не хочет, чтобы мы были счастливые. Малыш долго наблюдал и спросил: «А зачем им это надо, чтобы мы были не счастливые?». На детский наивный вопрос, где еще не проговаривается буква «ч», мама не смогла ответить, только пожала плечами. Я призадумалась: а ведь такой вопрос в те годы, в сороковые, скорее всего, задавали все: и взрослые, и дети. У меня сжалось сердце. И это не для красного словца: у меня действительно заныло в груди. Я представила свою маму, которая родилась в России в 1943 году, она была самая младшая из четверых детей. Как же им было тяжело, голодно и страшно... Страшно не от стрельбы и взрывов, а остаться одним, без родителей. С маминой стороны с фронта вернулся лишь один дядя с тяжелыми ранениями. Трое братьев так и остались на поле сражений. Реконструкция событий напомнила мне, какой ценой досталась победа. Раньше я по-другому смотрела на подобного рода мероприятия. Теперь все иначе.
А дальше – Пискаревское мемориальное кладбище. Скажу честно, я не понимала, как можно сюда приводить туристов. Для меня кладбище – это покой для ушедших. Их нельзя беспокоить, твердила мне всегда моя мама. А тут – приходят посмотреть. Уже на входе мое мнение изменилось. Это не просто кладбище, это – скорбный памятник жертвам Великой Отечественной войны, свидетель общечеловеческой трагедии, место всеобщего поклонения. Вечный огонь в память обо всех жертвах блокады и героических защитниках города. От него до монумента «Мать-Родина» – триста метров. Проходя между братских могил, начинаешь осознавать масштабы блокады. Более ста плит на братских могилах. Довольно страшное место, если представить, сколько здесь захоронено людей, умерших насильственной смертью: убитых, расстрелянных, уморенных голодом. Более 500 тысяч, из которых 420 тысяч – жители Ленинграда. Это будто в один миг – раз, и не стало города. Просто так, потому что у кого-то была идея, потому что кто-то шел к своей цели, отняв жизнь у других. Это тяжелое место. Позади монумента на гранитной стене высечены строки Ольги Берггольц. Они добивают тебя. Я плакала, плакали рядом стоящие – чужие друг другу люди здесь прониклись одним общим состраданием.
Не смогла я долго выдержать и в небольшом музее на мемориальном кладбище. Можно сказать, это всего одна комната, где есть только фото и кинохроника. Черно-белые немые свидетели, среди которых дневник Тани Савичевой. Сегодня эта записная книжка – символ блокады. На каждом листке крупным детским почерком – даты смерти близких. 13 мая 1942 года была сделана последняя запись: «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня». Этот дневник – как память о сотнях тысяч детей, у которых отобрали право на детство, право стать взрослыми.
Я выбежала из музея, пыталась сдерживать слезы, которые душили.
Есть здесь и памятная плита воинам-таджикистанцам, павшим при защите Ленинграда. Кстати, в Таджикистане проживает Олег Соболев – уже единственный воин в республике, который почти 900 дней и ночей провел на одном из самых ожесточенных участков под Ленинградом. Уроженец Петергофа в 17 лет встал на оборону города. Имеет множество медалей, но выделяет всегда две – за оборону Ленинграда и Ораниенбаумский пятачок. Ему недавно исполнилось 95 лет, а он до сих пор пишет повести, рассказы и стихи, большая часть которых посвящена именно блокадному Ленинграду. Ленинграду, по которому он до сих пор скучает, несмотря на то, что самые страшное, что было в его жизни, связанно именно с этим городом. Соболев выпустил книгу «Под Ленинградом в дни блокады». При каждой нашей встрече он всегда читает строки из стихотворения «Прощальный вечер под Нивой», где есть такие строки:
«Пусть что-то сегодня сказал невпопад.
С тобой я надолго прощаюсь.
Люблю Ленинградцев, люблю Ленинград,
И им я в душе поклоняюсь!»
Спасибо, тебе Санкт-Петербург. Моя мечта сбылась. Я увидела все твое историческое изящество и роскошь, современную сдержанность. Я прониклась к тебе всем сердцем. Но в душе уношу я с собой память о блокадном Ленинграде, память, которую ты хранишь как страшное напоминание всем. Я уезжаю от тебя со слезами на глазах, со слезами восхищения и сострадания.
Подробнее в сюжете: Мировой сюжет
