«В дурдоме не умничают»: в МХТ им. Чехова премьера спектакля «Вальпургиева ночь, или Шаги командора»

На сцене МХТ им. Чехова ученик Сергея Женовача Уланбек Баялиев поставил трагикомедию Венедикта Ерофеева «Вальпургиева ночь, или Шаги командора». И это не первая его работа здесь: на Малой сцене идет его спектакль «Сахарный немец».

Единственная пьеса писателя должна была стать центральной частью триптиха «Драй Нахте» («Три ночи»). Время действия: вечер – ночь – рассвет, место: приемный пункт винной посуды, 31-е отделение психбольницы и православный храм. Первую и последнюю часть автор так и не завершил, в отличие от центральной, которую и можно теперь увидеть на сцене МХТ им. Чехова.

Пьеса была написана на одном дыхании весной 1985 года после того, как Веничка реально побывал в психиатрической клинике. В мире Ерофеева есть только два типа героев – психотерапевты и больные, а вся жизнь – абсурдна, жестока и зла.

«Заметить-то я сразу заметил, а вот убедился, когда уже поздно…»

Пациенты психбольницы словно в античном театре (именно так по кругу расположены места для сна вместо привычных больничных коек). А врачи здесь под белыми халатами скрывают погоны. И невольно вспоминаются «Фауст» и «Божественная комедия» Гете, и «Маленькие трагедии» Пушкина, и «Полет над гнездом кукушки» Кена Кизи. Это не просто место, где лечат людей. Это настоящее чистилище, откуда скорее отправишься в ад, чем в рай, и настоящая тюрьма для души.

«Психбольница для Ерофеева – образ тюрьмы, тюрьмы, человеческого духа, и одновременно территория последней свободы, место, где можно скрыться от участия в тотальной подлости, потому что «советская психиатрия» – это без суда и следствия и без точных сроков пребывания, особенно для неугодных тоталитарному режиму. В этом соединении, наверное, и заключена правда», – отмечает режиссер Уланбек Баялиев.

Шабаш бесовских сил и неизбежность возмездия за преступления и грехи – с одной стороны, и невыносимость бытия человеческой души, которая успокаивается лишь от сорокаградусной «микстуры» – с другой, пожалуй, составляют основу этой трагикомедии. И здесь действительно немало смешного, но именно в финале верх берет трагическое, и зрителю уже не до смеха, будто ты только что побывал на «пире во время чумы», где аномальна трезвость и узаконено пьянство, а абсурд и обреченность существования – неотъемлемая часть настоящей катастрофы.

«У них райская жизнь, а у нас – самурайская… Но мы – люди дальнего следования».

Каждый обитатель палаты №3 наивен как ребенок и наделен «своим типом сумасшествия». Кстати, пьяница Гуревич (Дмитрий Назаров) и Прохоров (Игорь Верник) производят впечатление самых нормальных. Они кажутся даже нормальнее работников психбольницы.

В центре внимания – Лев Гуревич – и преступник, и жертва одновременно. Спившийся еврей то будто придуряется, то философствует, то становится героем-любовником. Он демонстрирует абсолютное бесстрашие перед медперсоналом и дарит остальным обитателям психушки «живительную влагу свободы», но и смерти одновременно. И вместе с тем заслуженное наказание он принимает и сам. На первый взгляд, персонаж сильный, но именно его пьянство говорит о том, что сила духа в нем как раз отсутствует. Он обречен на саморазрушение.

«Это только в военное время можно шутить со смертью, а в мирное время не шутят».

И все герои этого спектакля – изгои. Люди, которые никому не нужны. Ни стране, ни другим людям. И так хотелось бы, глядя на них, предотвратить катастрофу, остановить безумие, которое сплошь и рядом творится в этом мире и вдохнуть жизнь буквально в каждого человека, дать ему поверить в себя, протянуть руку помощи… И даже, как ни странно, самому себе. Чтобы однажды не рухнула и на твою голову огромная люстра из тысячи фужеров и не прихлопнула ненароком веру или надежду. Ведь умирают порой не люди, а души.