Между Сибирью и Кавказом: основателю сибирской школы ксилографии Герману Паштову – 80

«Каждый день что-то меняется. Все время идет рост. Мысли другие, отношения к жизни другое. Мы утром просыпаемся, не знаем, какое будет утро. Поэтому надо радоваться, что проснулся, что солнце светит. Радоваться жизни надо. Я смотрю в окно и вижу наши снежные горы, меня это радует. На родину мне каждый день хочется и каждый час. Но обстоятельства такие, я работаю. Если бы я не работал, у меня бы не было таких хороших учеников. Есть художники, у которых и больше званий, и больше орденов и медалей. Это дело каждого. Не всегда бывает, как в спорте, музыке и в литературе – правильное продвижение. Поэтому, когда говорят высокопарные слова в мой адрес, я не всегда это воспринимаю. Самый лучший судья – это время. Пройдет год, пройдет 10 лет. Пройдет 100 лет, 200 – и если Земля еще будет существовать, то что останется, то и останется. А то, что уйдет, то оно и уйдет. Я, честно, не думал, что я оставлю после себя. Я просто работаю. Я работаю и делаю то, что мне хочется», – говорит народный художник РФ, академик Российской Академии художеств, профессор Герман Паштов.

Делать выставки на родине в Кабардино-Балкарии Герману Паштову удается не часто. Вот уже более 40 лет именитый художник живет и работает в Красноярске. Поэтому на вернисаже в честь 80-летия Германа Суфадиновича удалось показать лишь небольшую часть произведений: литографии, гравюры, акварель, книги. Перевозить холсты сложно, говорит мастер. Зато его поразили огромные репродукции собственных работ. Их выставили прямо у входа в национальный музей Нальчика.

«Это был шок. Я в первый раз такое видел. Я вспомнил двух-трехметровые гравюры Владимира Фаворского, которые были выставлены на всемирной выставке в Москве с двух сторон. И они великолепно смотрелись», – говорит Герман Паштов.

Неповторимый ксилограф щедро одарен не только талантом, но и трудолюбием. Так говорят о Германе Паштове коллеги. Его произведения хранят сотни музеев. В том числе государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина в Москве, Красноярский художественный музей Сурикова. Работы Германа Паштова также находятся в частных коллекциях России, Великобритании, Бельгии, Германии, Италии, Турции, Сирии, Иордании и Китая.

«Два слова о Германе Паштове невозможно сказать. Ум и сердце. Переполняют эмоции, мысли. Германа Суфадиновича я знаю очень давно, почти 40 лет, так как его судьба связана не только с родной землей, но и с Красноярском, где он открыл кафедру графики. Затем он открыл мастерскую ксилографии, откуда по всему миру уже разъехались мастера», – говорит ректор Сибирского государственного института искусств имени Дмитрия Хворостовского, доктор искусствоведения, профессор Марина Москалюк.

Достижения Германа Паштова настолько значительны, что Сибирской школе ксилографии присвоили его имя. При этом мастер не наслаждается своим успехом, не признает пышных слов в свой адрес. Ежедневно занимается с учениками и щедро передает им все свои секреты. Но попытки подражать учителю или другим признанным художникам – не допускает.

«Я им вообще запрещаю близко. Хочу, чтобы у каждого из них был свой язык и свой почерк. И поэтому они уже с первого-второго курса готовятся к этому. Я говорю, что тут неправильно, здесь не так, надо почувствовать. И когда человек чувствует, он начинает по-своему гравировать», – рассказывает Герман Паштов.

Чувствовать. Пожалуй, главное слово в творчестве Германа Паштова. Важна откровенность. Признается также – собственным порывам не перечит.

«Я особо не комплексую. Могу работать над холстом, а могу и так, что, вот, захотелось, и я начал гравировать. Захотелось, и я начал акварель. Лично я думаю, что это может быть так», – говорит Герман Паштов.

«Кавказский пленник» Пушкина – на дикой груше. «Богатырская чаша» Алима Кешокова – на самшите. А венецианская серия гравюр – на березовой доске. Разный материал – разные техники. И даже такая, как выскребание по асфальту.

«Камень закатывается битумом, битумным лаком. И когда он подсохнет, его начинают выскребать разными инструментами. В результате проявляется картинка. Есть и обрезная ксилография. Я по дорогое из Минеральных Вод ехал, остановка была в Чегеме. В придорожном магазинчике продавали разделочные березовые доски по 10 рублей. Я 10 штук купил, увез в Красноярск. И в Красноярске после возвращения из Венеции я на всех досках сделал гравюры. И всем почему-то очень нравится. А мне что-то вообще не нравится. Говорить о ксилографии очень много можно. У меня все техники любимые. Что-то получается, что-то не получается. Понимаете, получится или не получится – это тоже растяжимое понятие. Тут и техника гравировки, тут и техника композиции, тут и подход, и язык. Есть у меня серия гравюр на кабардинские темы. Одну я начал в 8 утра и закончил в 11 вечера, разгравировал всю доску. Никогда у меня подобного не было. Это месяцами гравируют. Сила, наверное, появилась какая-то божественная», – рассказывает художник.

Где тяжело, там как раз надо постараться показать откровенно то, что ты можешь. И когда работа выполнена от всей души, когда она прочувствована – она будет произведением искусства. Каждый художник по-своему интересен. Потому что настоящий художник имеет свой язык. И когда он говорит своим языком, он не похож ни на кого.

В свои 80 Герман Паштов живет на два дома. Между Сибирью и Кавказом. Ему хочется возвращаться и к заснеженным вершинам, и к берегам Енисея, где ждут талантливые ученики. Работает ежедневно. Говорит, это потребность души.