Выигрывал состояния, кормил голубей в квартире и ел по 80 устриц за раз: нешкольный образ Ивана Крылова
10:56 13/02/2024
Иван Андреевич Крылов – знаменитый русский баснописец, чей статус в литературной среде первой половины XIX века был не ниже статуса Жуковского или Пушкина. Вопреки утверждению о том, что Крылов «все украл у Лафонтена», большая часть его басен являлась оригинальной. Жизнь Ивана Андреевича, человека яркого и неординарного, сегодня вообще окутана мифами. Миф №1: баснописец умер от обжорства. На самом деле, причиной смерти стала пневмония. Миф №2: Крылов был очень ленивым. Но вряд ли ленивый человек кропотливым трудом добьется славы и богатства, самостоятельно освоит скрипку и выучит древнегреческий, чтобы на языке оригинала читать Эзопа и Гомера (а также французский, итальянский и английский). Миф №3: писатель почти никогда не мылся и источал ужасный запах. На самом деле, однажды Крылов решил «испытать быт первого человека», отрастил волосы и ногти и бродил по саду, пугая случайных свидетелей. Но это продолжалось всего несколько месяцев. В остальное же время Крылов – любимец светского общества, первый русский писатель, юбилей которого – 50-летие литературной жизни – отметили пышным торжеством государственного уровня.
Однако все это не отменяет того факта, что баснописец действительно поглощал еду в фантастических количествах, любил поваляться на диване (с книгой), выигрывал в карты целые состояния и не отличался опрятностью. По словам его друга Михаила Евстафьевича Лобанова – поэта, переводчика, академика, соседствовавшего с баснописцем 25 лет, «трудно найти человека, которого жизнь была бы до такой степени обогащена анекдотическими событиями, как жизнь Крылова». Ко 255-летию со дня рождения Ивана Крылова MIR24.TV рассказывает, почему баснописец был вынужден бежать из Петербурга, как Иван Андреевич кормил голубей на английском ковре в спальне и почему сморкался в чепчик.
Смертельный приговор от Пугачева, материнская хитрость и бегство из Петербурга
Иван Крылов появился на свет в Москве 13 февраля 1769 года. Его отец, Андрей Прохорович Крылов, служил штабс-капитаном и отличился при защите крепости Яик во время Пугачевского бунта, за что был приговорен Пугачевым вместе со всей семьей к повешению.
«Пугачев поклялся повесить не только Симонова и Крылова, но и все семейство последнего, находившееся в то время в Оренбурге. Таким образом обречен был смерти и четырехлетний ребенок, впоследствии славный Крылов», – пишет Александр Сергеевич Пушкин в монографии «История Пугачева».
Мать Ивана Крылова, Мария Алексеевна, следовала за мужем по местам его службы и во время обороны Яицкой крепости действительно находилась в Оренбурге. Среди бумаг, захваченных после подавления восстания, был найден план с указанием, кого из офицеров и членов их семей и на какой улице вешать.
Анонимные воспоминания Андрея Прохоровича об обороне крепости Яик были опубликованы в 1824 году в двух номерах журнала «Отечественные записки», а позже использованы Пушкиным во время работы над «Историей Пугачева». Александр Сергеевич называл Андрея Крылова офицером решительным и благоразумным, душой и истинным руководителем обороны. Однако имение с тремястами душ в результате успешной обороны Яика получил не он, а подполковник Иван Данилович Симонов, названный Пушкиным робким и трусоватым. После следствия по делу Пугачева он подал рапорт об отставке с военной службы «по слабости здоровья» и переехал с семьей в Тверскую губернию, где получил место председателя в губернском магистрате с чином коллежского асессора. Это занятие приносило совсем небольшой доход, поэтому после смерти Андрея Прохоровича единственным наследством, доставшимся Ивану Крылову, стал сундук с книгами, который отец, любитель чтения, перевозил с собой из гарнизона в гарнизон.
В 12-летнем возрасте Иван Крылов остался без отца, а мать делала все возможное для его образования. Грамоте он выучился дома, к азам наук и французскому языку приобщился благодаря тверским помещикам Львовым, которые позволили мальчику присутствовать на уроках вместе с их детьми, потом продолжал заниматься самостоятельно.
«И, матушка, я был дитя как и все, играл, резвился, учился не отлично, иногда меня даже и секали», – приводит слова баснописца составительница небольшой его биографии, напечатанной в 1844 году в журнале «Звездочка».
По данным из этой биографии, Марья Алексеевна сама составила план образования сына и, чтобы заинтересовать Ивана учением, давала ему небольшую награду каждый раз, когда он прилежно читал. Ради медной гривны или двух мальчик охотно принимался за книги, а когда накопил несколько рублей, начал считать себя богачом. Чтобы не приучить ребенка к пустой трате денег, мать придумала другое средство: замечала ему, что у него порвались перчатки или износился картуз, и советовала купить обновки на свои сбережения. Ребенок сам выбиралобновки и очень берег честно заработанные вещи. Ученье тем временем приносило свои плоды: молодому Крылову легко давались языки и стихотворство, уже в 16-летнем возрасте он написал оперу «Кофейница» и получил за нее гонорар в размере 60 рублей (правда, книгами).
Через несколько лет после смерти главы семейства Мария Алексеевна – по словам Крылова, женщина не образованная, но «умная от природы и исполненная высоких добродетелей» – переехала с детьми в Петербург, чтобы похлопотать о пенсии и устройстве старшего сына, Ивана, на работу. Прошения о пенсии в счет заслуг мужа оставались без ответа, но Иван Андреевич, до того служивший в Колязинском уездном суде и Тверском губернском магистрате, получил должность приказного служителя в петербургской Казенной палате.
Мать умерла, когда Ивану Крылову не было и 18 лет, он остался один с младшим братом Львом на руках и приступил к покорению литературного Олимпа. Его первым появлением в печати стала «Епиграмма» в журнале «Лекарство от скуки и забот», опубликованная в 1786 году, затем в журнале «Утренние часы» напечатали несколько ранних и неудачных басен Крылова. Тогда же молодой автор, уже нащупавший свое призвание в сатире, влился в кружок литераторов-вольнодумцев, в который входил среди прочих Радищев. В 1790 году Александр Николаевич опубликовал повесть «Путешествие из Петербурга в Москву», за которую был назван Екатериной II «бунтовщиком, хуже Пугачева» и приговорен к смертной казни – императрицу нервировала Великая французская революция, начавшаяся в 1789-м. В скором времени частные сатирические журналы, остро ставившие вопросы крепостного права и положения крестьянства и не желавшие переводить эти проблемы из социальной плоскости в этическую, начали закрывать.
В те времена молодой Крылов ушел в отставку (существовал он на деньги, которые выигрывал в карты, и даже смог устроить брата в военное училище) и посвятил все свое время словесности. Свою литературную деятельность он начинал в качестве драматурга, издавал журналы, в которых публиковал статьи, сказки, повести, пьесы. Пытаясь помочь Радищеву, Иван Андреевич, в своем первом журнале «Почта духов» критиковавший Екатерину Великую, намекавший на ее любовные похождения, насмехавшийся над ее перепиской с французскими философами-просветителями, осуждавший разбазаривание государственных земель фаворитам, сочинил «Оду на заключение мира России со Швецией». Он призвал императрицу:
О сколь блаженны те державы,
Где, к поданным храня любовь,
Монархи в том лишь ищут славы,
Чтоб, как свою, щадить их кровь!
Вряд ли ода сыграла значительную роль в этом деле, но императрица заменила смертную казнь ссылкой в Сибирь. После закрытия «Почты духов» ту же линию Крылов продолжил в «Зрителе».
«Из сатирических произведений И.А. Крылова, напечатанных в «Зрителе», останавливает внимание прежде всего его восточная сказка «Каиб», являвшаяся в то время едва ли не самым смелым после радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву» произведением, направленным против деспотизма и самодержавия. Основная мысль «Каиба» выражена словами главного героя: «Не верьте в возможность существования идеальных государей. Это возможно только в волшебных сказках!» А именно «идеальным государем» считала себя Екатерина II. Проблема «идеального государя» была своего рода политической программой, противопоставляемой мечтам о республике. По этой «программе» и ударил И.А. Крылов», – считает советский писатель и историк книги Николай Смирнов-Сокольский, автор библиографической повести «Нави Волырк».
И этот журнал не долго просуществовал. Тогда Крылов, над которым уже сгустились тучи, задумал очередное предприятие – не сатирический, а общелитературный журнал «Санкт-Петербургский Меркурий». Из своих творений он публиковал в нем в основном стихи, оды и послания к друзьям, лишь в двух статьях: «Похвальная речь науке убивать время» и «Похвальная речь Ермалафиду» – он вернулся к сатире. Однако это не спасло журнал, цензура взялась за него из-за «вольнодумной» рецензии Александра Клушина на пьесу «Вадим». Последний номер вышел в апреле 1794 года. Через некоторое время последовала беседа с императрицей, после которой Иван Андреевич отстранился от журналистики и в 1801 году покинул Петербург. За плечами у молодого литератора были три собственных журнала, отдельное издание «Оды на заключение мира», четыре изданные пьесы: «Филомела», «Бешеная семья», «Проказники» и «Сочинитель в прихожей». Комическая опера «Кофейница» так и не увидела сцены.
С этого момента начались годы скитаний, когда Крылов ездил из города в город и из гостей в гости. Долгое время он жил в Саратовской губернии, в имении Зубриловка князя Сергея Федоровича Голицына – известного военачальника, участника Русско-турецкой войны 1787-1791 годов, который оказался в опале при Павле I. Крылов прибыл к нему в качестве наставника для его детей и следовал за Голицыным в Литву и Ригу, выполняя обязанности секретаря, в том числе когда Александр I реабилитировал Голицына и назначил князя рижским генерал-губернатором.
«Жизнь в Риге нашего Ивана Андреевича была периодом его забав всякого рода и разгульной жизни. Тогда преимущественно любил он сипеть на пирах и играть в карты и, по собственному его рассказу, был в значительном (до 70 000 рублей) выигрыше. Но чтение в досужные минуты всегда оставалось любимым его упражнением», – сообщает Лобанов.
Службу у Голицына и «разгульную жизнь» Крылов совмещал с работой по призванию: он перевел итальянскую оперу «Сонный порошок», написал оперу «Американцы», пьесы «Подщипа» («Триумф», сатира на правление Павла I) и «Пирог». Спустя почти 10 лет после отъезда из столицы Крылов вернулся в Петербург уже известным драматургом и начал энергично работать над новыми пьесами, три из них – комедии «Модная лавка», «Урок дочкам» и опера «Илья богатырь» – шли в театре огромным успехом. Если «Модная лавка» и «Урок дочкам» были посвящены проблеме галломании, увлечения французским воспитанием, то «Илья богатырь» напоминал о величии русского духа на фоне гремевших на Западе наполеоновских войн.
В 1810 году писателю предложили место в Императорской публичной библиотеке, что означало для него материальное благополучие и стабильность. Спустя четыре года Крылов получил и постоянное жилье – квартиру из трех комнат в библиотечном корпусе по адресу: улица Садовая, дом 20.
Лафонтен, эзопов язык и первые басни Крылова
Первым опытом молодого Крылова в стихах была басня Лафонтена, переведенная им на четырнадцатом году жизни. Знатоки перевод хвалили, но текст, к сожалению, не сохранился. И именно на басне остановился Иван Андреевич к 40 годам, испытав себя почти во всех жанрах литературы. Дело в том, что басня позволяла наилучшим образом использовать эзопов язык и, как выяснилось, безнаказанно говорить то, за что в другом жанре можно было поплатиться. Недаром много лет спустя друзья порой заставали Крылова с томиком Эзопа. Литературный критик, поэт Петр Александрович Плетнев однажды обнаружил его с этим чтением на софе в доме Императорской публичной библиотеки, где Крылов 29 лет заведовал отделением русских книг. «Вы снова перечитываете Эзопа?» – поинтересовался он. «Учусь у него», – ответил Иван Андреевич.
В 1806 году в «Московском зрителе» были напечатаны басни «Дуб и трость», «Разборчивая невеста», «Старик и трое молодых», которые являлись переложением Лафонтена, а в 1809-м вышел первый сборник, включающий авторские произведения, всего 23 басни: «Ворона и лисица», «Дуб и трость», «Музыканты», «Два голубя», «Лягушка и вол», «Ларчик», «Мор зверей», «Петух и жемчужное зерно», «Невеста», «Волк и ягненок», «Парнас», «Лев и комар», «Стрекоза и муравей», «Оракул», «Лев на ловле», «Роща и огонь», «Лягушки, просящие царя», «Человек и лев», «Старик и трое молодых», «Орел и куры», «Муха и дорожные», «Обезьяны», «Пустынник и медведь». Тоненькая книжка, отпечатанная в скромном исполнении в количестве всего 1200 экземпляров, разошлась мгновенно и принесла автору славу лучшего русского баснописца.
«Некоторые басни Иван Андреевич заимствовал у Лафонтена, но Лафонтен не создал ни одной собственной, а все занял у Федра, Пильпая, у греков, у римлян и у восточных писателей; следовательно, вымысел давно существовал, и басня была готова: все достоинство в рассказе. Правда и то, что Лафонтен смягчил сухость Федра приятным рассказом; но Крылов, идучи по следам знаменитого французского поэта, во многом превзошел его», – писал Лобанов.
Басни Крылова наизусть знали дети и старики, простолюдины и аристократы, одновременно выпускались небольшой тираж дорогих иллюстрированных изданий и многотысячный тираж дешевых, доступных беднякам книжек. Язык автора ценили за остроту, легкий, быстрый, естественный рассказ, оживленный умными шутками. Иван Андреевич, не понаслышке знавший жизнь в столице и провинции, нужду, государственную службу и опалу, едко подмечал социальные проблемы, например, взяточничество. «Люблю, где случай есть, пороки пощипать – Все лучше-таки их немножко унимать», – говорил он.
В период Отечественной войны и до 1815 года в публикации книг Крылова наступил перерыв. В вышедших же после победы над Наполеоном баснях автор недвусмысленно намекал на грызню генералов в ущерб обороне России («Кот и повар», «Раздел») и отмечал подвиг Кутузова, который сам прочитал перед фронтом солдат и офицеров басню «Волк на псарне». При словах «Ты сер, а я, приятель, сед» полководец приподнял фуражку и указал на свои седины, после чего раздалось громогласное «Ура». Речь в басне идет о коротком разговоре с загнанным в угол противником, предлагающим мировое соглашение. Крылов еще не раз касался темы войны, например, в баснях «Обоз» и «Щука и кот», что сделало его чрезвычайно популярным в армии и среди простого народа.
Свои новые сочинения Иван Андреевич «обкатывал» на многочисленных обедах и вечерах, на которые его приглашали. По воспоминаниям современников, он превосходно читал вслух, а еще умел выбрать для этого наиболее выгодный момент. Однажды Крылова пригласили прочесть басню в литературное общество «Беседа любителей русского слова» в доме Державина. На предварительное чтение он не явился, а приехал во время литературного вечера, сильно опоздав. В это время все слушали чрезвычайно длинную пьесу, публика утомилась и зевала. Наконец пьеса кончилась, тут Иван Андреевич извлек из кармана измятый листочек и принялся читать «Демьянову уху». Мораль басни была такова:
«Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь:
Но если помолчать во время не умеешь
И ближнего ушей ты не жалеешь:
То ведай, что твои и проза и стихи
Тошнее будут всем Демьяновой ухи».
История оказалась так к месту, что публика наградила автора громким смехом от всей души, скука была развеяна. Остроумные басни Ивана Андреевича стали изюминкой литературных и светских собраний.
«Читая, Крылов внимательно присматривался к выражению лиц слушателей: а не слишком ли прозрачен затаенный смысл басен? Или, наоборот, слишком глубоко спрятан? Но нет, языком Эзопа баснописец овладел виртуозно. Его лисы, медведи, вороны мартышки богатым и сытым слушателям говорили одно, а народу совершено другое», – пишет Смирнов-Сокольский. Кстати, сам Крылов больше других своих басен любил «Ручей».
«Не менее 80 устриц, но не более ста»: образ жизни и гастрономические привычки
За 75 лет жизни Иван Андреевич ни разу не был женат, хотя в возрасте 22 лет полюбил дочь священника из Брянского уезда, и девушка ответила ему взаимностью. Родители Анны, сначала не одобрившие ее выбора, в конце концов согласились на свадьбу. Когда же они написали о своем решении в Петербург, молодой Крылов сообщил, что денег на поездку в Брянск у него нет, и попросил привезти Анну к нему. Родители были оскорблены, и брак не состоялся. Потом говаривали, что Крылов живет со своей кухаркой Феней, и та якобы родила от него дочь Александру. Так или иначе, Иван Андреевич после смерти Фени оставил Сашу у себя в доме, отправил ее в пансион за свой счет, а после замужества девушки дал за нее большое приданое. В старости он с удовольствием нянчил детей Александры и перед смертью завещал все свое имущество ее мужу, чиновнику Калистрату Савельевичу Савельеву.
Что же известно о холостяцком быте баснописца? Крылова называли русским Гаргантюа – дело в том, что он очень любил поесть.
«Предпочитал сытный простой обед из блюд русской кухни, например: добрые щи, кулебяка, жирные пирожки, гусь с груздями, сиг с яйцами и поросенок под хреном, составляли его роскошь. Устрицы иногда соблазняли его желудок, и он уничтожал их не менее восьмидесяти, но никак не более ста, запивая английским портером», – пишет Михаил Евстафьевич Лобанов.
Слыша жалобы молодых людей на слабость желудка, он отвечал: «А я так, бывало, не давал ему потачки. Если чуть он задурит, то я наемся вдвое, так он себе как хочешь разведывайся». Однажды Крылова пригласили на роскошный обед, гвоздем программы которого назначены были макароны, искусно приготовленные итальянцем. Иван Андреевич опоздал, тогда хозяин дома наложил горой глубокую тарелку макарон и подал провинившемуся. Когда баснописец покончил с тарелкой, граф сказал: «Ну, это не в счет, теперь начинайте обед с супу по порядку». И третьим блюдом опять была точно такая же гора макарон, потом обед продолжился своим чередом. После пира, сидя подле Ивана Андреевича, Лобанов выразил беспокойство о его желудке. «Да что ему сделается, я, пожалуй, хоть теперь же еще готов провиниться», – отвечал Крылов, смеясь. К слову, Смирнов-Сокольский предполагал, что образ нелепого ленивого обжоры, делавший его не опасным вольнодумцем, а забавным гостем на всех вечерах, был создан самим Крыловым для усыпления бдительности власти – недаром одним из псевдонимов баснописца была анаграмма-перевертыш «Нави Волырк».
По вечерам Иван Андреевич иногда отправлялся в театр, но чаще всего в Английский клуб, который постоянно посещал более 35 лет. Долго там оставалось не закрашенным пятно на стене, сделанное его головой, покоившейся после сытного обеда. По вечерам он часто играл в карты или держал заклады, домой возвращался поздно ночью, правда, с приближением старости – все раньше и раньше.
Несмотря на то что за свои литературные труды и службу в Императорской публичной библиотеке Иван Андреевич получал немалые деньги, он почти не уделял внимания собственному внешнему виду и домашней обстановке. По утрам и вечерам являлся перед посетителями в дырявом, изношенном халате, а иногда в одной рубашке. Сидя на испачканном и истертом диване с книгой, он выкуривал от 35 до 50 сигар в день. Дома при этом царили пыль, грязь и паутина, тома греческих классиков, к примеру, Крылов хранил под кроватью, а Фенюша преспокойно растапливала ими печи.
«Все вокруг него, столы, стулья, этажерки, вещи на них, покрыто было пылью, так что не без затруднения надобно бывало ухитриться, чтобы сесть перед ним, не дав ему почувствовать неприятного своего ощущения. Летом у него всегда была открыта форточка, в которую влетали с Гостиного двора голуби, располагаясь на шкапах его, на окнах, за книгами, в вазах, как в собственных гнездах. Сор, перья, пух дополняли картину домашнего его опрятства», – вспоминал Плетнев.
По словам Лобанова, «чаще бывал он немытый и нечесаный», а если, по настоянию друзей, присылавших к нему портного, заводил новое хорошее платье, то в приличном виде оно оставалось недолго. Безнадзорная домашняя прислуга, состоявшая обычно из двух или трех женщин, свои обязанности выполняла из рук вон плохо и за гардеробом Ивана Андреевича не следила. При всем этом писатель прекрасно понимал, где и в каком виде можно появиться. Когда императрица Мария Федоровна пригласила его погостить у нее в Павловске, и Оленин, который должен был представить его монархине, поинтересовался, все ли у того в порядке с костюмом, Иван Андреевич ответил: «Как же, Алексей Николаевич, неужто я пойду неряхой во дворец? На мне новый мундир». И только тут выяснилось, что баснописец забыл снять бумажки с пуговиц. Рассеянность Крылова доходила до того, что вместо носового платка он мог засунуть в карман чулок или чепчик и сморкаться в него за обедом.
Порой баснописцу надоедала царящая в квартире грязь, и он пускался в дорогостоящие авантюры. Однажды поменял почерневшие рамы всех своих картин, купил лучшую мебель, дорогой серебряный столовый сервиз, прекрасный английский ковер, множество хрусталя и фарфора, несколько дюжин полотняного и батистового белья. Уже через две недели от былой красоты не осталось и следа: Иван Андреевич сыпал на ковер овес для своих любимых голубей, а сам сидел на диване с сигарой и радовался их аппетиту и воркованью. На горке красного дерева, которая обошлась Крылову в 400 рублей, еще недавно блиставшей лаковым глянцем, теперь покоились густая пыль, зола и кучи окурков. В другой раз баснописец вздумал превратить свое жилище в сад. Он закупил до 30 кадок с деревьями – лимонными, померанцевыми, миртовыми, лавровыми и другими – и заставил комнаты так, что сам еле протискивался между горшками. Но без ухода и поливки сад стремительно пришел в упадок.
Известен и такой случай: некоторое время в молодости Иван Крылов жил в поместье графа Татищева. Граф, уезжая с семейством в Москву, предложил ему остаться в деревне или ехать с ними. Крылов предпочел остаться и провести давно задуманный эксперимент: испытать на себе быт первого человека. Он зарос бородой, отрастил волосы и длинные ногти и проводил все свободное время в саду с книгой. Так продолжалось несколько месяцев, пока неожиданно вернувшееся семейство Татищевых не перепугалось при виде чудовища в саду. Крылов тут же исчез, но был найден хозяином, выбрит, одет и возвращен в общество.
Несмотря на невоздержанность в еде, лишний вес, курение и длительные возлежания на софе, Крылов отличался отменным здоровьем. Некоторое время проживая в доме Осипа Михайловича Дерибаса, вплоть до глубокой осени он ходил купаться в канал, омывающий Летний сад. Когда реки уже покрылись льдом, баснописец скачком проламывал лед и продолжал купаться до сильных морозов.
В 1841 году Крылов навсегда оставил службу. Высочайше предписано было производить ему пенсии из Государственного казначейства по 5700 рублей в год ассигнациями, что с пенсией, которую он получал из Кабинета его императорского величества, составляло 11 700 рублей. Он переехал жить на первую линию Васильевского острова в дом купца Блинова и проводил дни, с удовольствием возясь с детьми: обучая грамоте детей Александры, прослушивая их уроки музыки, обедая с ними и вкушая чай. Изредка выезжал он в гости в модной откидной английской карете, запряженной парой прекрасных лошадей.
Венцом всей жизни Ивана Андреевича стало пышное празднование 70-летнего юбилея и одновременно его 50-летней литературной деятельности. Среди 300 человек, чествующих 70-летнего Ивана Андреевича, были министр народного просвещения граф Сергей Семенович Уваров, президент Академии художеств Алексей Николаевич Оленин, министр внутренних дел Дмитрий Николаевич Блудов, члены Государственного совета и другие высшие сановники. В начале праздника (это случилось 2 февраля 1838 года) юбиляру зачитали лестный рескрипт его императорского величества и наградили звездой ордена Св. Станислава второй степени, затем последовали поздравления, тосты, пышный обед, после которого дамы осыпали седовласого литератора цветами и лавровыми венками.
Крылов умер 21 ноября 1844 года, спустя почти 10 лет, как он перестал сочинять новые басни, в окружении семьи: Александры, ее сына, дочери и мужа. Еще при жизни баснописец вручил Савельеву все свои рукописи, письма и бумаги, которые тот в 1877 году передал в Академию наук.
Подробнее в сюжете: Биографии и жизнеописания
