В день космонавтики в гостях у радио «МИР» побывал летчик-космонавт, герой Российской Федерации, первый в мире ученый – командир космического корабля Сергей Рязанский.
О нештатных ситуациях на борту, первом в мире выносе Олимпийского факела в космос и о том, как выглядят города нашей страны с орбиты – в интервью космонавта для радио «МИР».
С праздником вас, Сергей!
Взаимно! Это наш общий праздник.
Сколько вообще космонавтов в мире? Около 500?
Где-то около 580.
Сколько у вас суммарно проведенного времени в открытом космосе?
У меня четыре выхода в открытый космос. Суммарно около 27 часов.
Вы помните первый раз, когда были в открытом космосе? С чем-то это можно сравнить? Первый поцелуй, первая любовь, что это?
Вообще, выходы в открытый космос с профессиональной точки зрения – самая крутая работа, которая тебе может достаться. Опасная, физически тяжелая, но безумно интересная. Мой первый выход оказался необычным, потому что он начался с того, что мы выносили Олимпийский факел в открытый космос. Символично, потому что никто в мире этого не делал. Выносили вместе с моим напарником Олегом Котовым. Это было в 2013 году перед Олимпиадой-2014.
А космонавтам бывает страшно?
Конечно. Более того, я даже скажу, что тех, кто не боится, в космонавты не берут. Потому что адреналинозависимые люди будут подвергать риску не только себя, но и весь экипаж. Нужно сделать так, чтобы не страх управлял тобой, а ты управлял своими эмоциями.
Вас этому учат при подготовке?
Да, поэтому у нас есть тренировки, парашютные прыжки, где психологи дают задания, которые ты должен решить во время самого прыжка. Ты говоришь ответ на диктофон, и потом психологи анализируют тембр голоса, количество ошибок.
Например, какое задание вы получали?
Эта методика появилась из старой военной советской системы оценивания призывников: категории А, В, С. Там была черно-красная таблица, где разные цифры, и ты считаешь одни по возрастанию, другие по убыванию. Пять циферблатов, надо определить суммарное время или что-то еще. В общем, задания «на соображалку». Кстати, эту методику придумала и ввела дублер Терешковой – Ирина Баяновна Соловьева. И эту методику используют до сих пор.
Изменились ли с тех пор методы подготовки?
Конечно, система меняется, потому что меняется обеспечение самой станции. Цифровизация ворвалась и в нашу космическую сферу. Я когда-то готовился на аналоговом корабле «Союз», а полетел уже на цифровом – пришлось пересдавать все. На станции тоже три отдельные сети, сервера, точки вай-фая, более сотни компьютеров. Нам ввели IT-подготовку обслуживания.
После первого полета я в сердцах сказал: «Ребят, когда я слетал в космос, я понял, что у меня двойка по географии». Я не знал о существовании стольких интересных мест.
Вы смотрели сверху и не понимали, что это?
Вообще не понимал, что за континент, что за города… Понятно, что-то я знал, но провал в знаниях был достаточно большой.
Достали школьную программу и начали штудировать?
Удивительно, но космонавтам ввели занятия по географии.
Это из-за того, что вы так сказали?
Наверное, был не только я. Потому что после каждого полета идет разбор, и обязательно прислушиваются к мнению слетавших ребят. Видимо, критическая масса накопилась, и ввели дополнительный предмет.
Космический корабль… Мы же недаром говорим: «У тебя тут как в космическом корабле», имея в виду что-то очень сложное.
Действительно, космонавты обязаны знать все – мы полностью взаимозаменяемы. Военный летчик умеет препарировать мышку, биолог умеет программировать, программист должен уметь проводить научные эксперименты. И, наверное, именно этим наша работа привлекательна и интересна. Общение со многими людьми, разные тематики, освоение нового материала.
Вы первый в мире ученый, ставший командиром космического корабля. В детстве вы не мечтали стать космонавтом, хотели пойти в науку?
Да, с первого класса я понимал, что иду в Московский государственный университет по направлению биология. Потом конкретно определился куда, я закончил самую модную сейчас биологическую специальность – кафедру вирусологии. Дальше меня судьба занесла в физиологию человека и животных. Я попал в научный институт, который занимался медицинским обеспечением космических полетов и биоспутником – Институт медико-биологических проблем РАН.
Но в космонавты вы не собирались?
Абсолютно. Ну, где я, а где космос…
Знаете, бывают такие истории: «я пошла с подружкой за компанию, подружку не взяли, а меня взяли». Это про вас?
Примерно. Дело в том, что… Тяжелые 90-е годы, денег не хватало, надо было как-то подрабатывать. Либо уходить из науки, либо искать подработку.
Студенты, молодые ученые тогда разгружали вагоны. А вы?
Я продавал газеты, работал грузчиком на книжном рынке в Олимпийском. В общем-то, работа интеллигента – книжки носить. Но в итоге я нашел подработку по месту работы – в институте набирали добровольцев-испытателей. Потому что все, что отправляется в космос, должно быть протестировано на Земле: методики, тренажеры и прочее. И за это неплохо платили.
Когда РАН решила набрать ученых в отряд космонавтов, первым делом наши руководители прошерстили базу данных испытателей. И нас, нескольких молодых ученых, пригласили и сказали: «Ребята, вы у нас перспективные, пишите заявление в отряд». Ну, а дальше… Ученые бывают либо очень умные, либо очень здоровые. Вот я единственный здоровый, кто прошел.
А больше никто не прошел?
Да. Удалось набрать только одного ученого в тот момент.
Вы всегда занимались спортом? Откуда у вас были подходящие данные?
Надо отдать должное моим родителям: мама – мастер спорта по спортивному ориентированию, папа – мастер спорта по водному туризму. Все детство – это походы, палатки, природа. Именно поэтому любовь к биологии и спортивный образ жизни.
Какие нормативы нужно было сдать, чтобы стать космонавтом?
Все. Просто все, что вы можете себе представить. Все обследования ты должен пройти. И в центрифуге крутили, и в барокамере сидели, и на «кресле Кука» катались. Мы же не проходим полного скрининга в обычной жизни – только если петух клюнет, тогда мы идем к врачу: «вот, у меня тут колет, посмотрите». А выясняется какой-нибудь букет заболеваний. В общем, получилось, что все мои коллеги по разным причинам откололись, проходя медицину, а я проскочил.
Вы не собирались отказаться, чтобы уйти в науку?
В какой-то момент я подумал: «А какая разница, где заниматься наукой – там или здесь?». Честно, я не понимал, куда иду, потому что в институте я больше работал с биоспутниками, с обезьянками. В Звездном городке не был или был пару раз. Я плохо себе представлял, что такое жизнь космонавта, какая там учеба, какая подготовка. Мои интересы находились всегда в другой стороне.
Вопрос, который вам задавали много раз – как наша Земля выглядит из космоса? Что там видно? В моем примитивном понимании жителя Земли, это большие пятна, видно, где вода, где суша. Может, очертания стран. Более мелкое что-то не разглядишь.
Земля у нас удивительная, именно поэтому мои фотоальбомы так называются – «Удивительная Земля». Из того, что вы перечислили: пятна видно, воду видно, очертания стран не видно. Все границы, которые у нас есть – в наших головах, мы сами себе их придумали и нарисовали. Когда сверху смотришь, никаких границ нет. Поначалу вообще не понимаешь, над каким континентом летишь, потому что ты его не видишь таким открытым, чистеньким. Есть какой-то кусочек, не закрытый облаками, какой-то город.
Что за город? Куда летим? Тут может помочь специальный софт, который показывает спутниковую точку, то есть то, над чем мы пролетаем. С другой стороны, с опытом ты уже по цвету песка отличаешь – это пустыня Австралии или Африки, города.
Даже города? А какие-то более мелкие объекты?
Города очень легко отличаются, особенно крупные, по аэропортам – у всех разная форма взлетно-посадочных полос и размер. По стадионам – их прекрасно видно, они бросаются в глаза. И по рекам. Учитывая эти три фактора, ты тут же запоминаешь комбинацию: реки нет, два стадиона – такой-то город. И так далее.
А какая комбинация у Москвы?
Река есть, прекрасно виден Московский университет. Плюс Москва такая огромная, такая «звездочка», ее ни с чем не перепутать.
Нарисуйте, пожалуйста, схему Петербурга с точки зрения космонавта.
С Петербургом сложнее, потому что мы над ним не пролетаем. Он находится гораздо севернее. Так как у нас есть наклонение орбиты, то все, что мы видим – это где-то 60-я широта. Мои петербургские друзья всегда расстраивались: «Как же так, фотографий Москвы полно, а вот Питера нет». Мне удалось сделать фотографию Петербурга в боковой иллюминатор, для этого надо, чтобы была хорошая погода, и тогда город легко определяется, потому что стоит на берегу залива, по линии берега ты его быстро находишь.
Вы сказали, сейчас есть специальный софт, чтобы понять, что ты видишь сверху. А что успел увидеть Юрий Гагарин за время первого полета?
Увидеть, что Земля точно круглая. Увидеть очертания континентов, скорее всего. Ну, и бескрайнюю вселенную вокруг.
Можно ли из космоса разглядеть памятники архитектуры? Например, Останкинскую башню.
Если знаешь, где искать, можно увидеть. Эйфелеву башню можно увидеть, Московский университет. Когда ты понимаешь примерно расположение, легко находится.
А китайскую стену?
Удивительно, но она не так высоко над землей, поэтому ее легко перепутать с дорогой. Мне казалось, что я ее сфотографировал из космоса, а когда начал разбираться, выяснил, что это было шоссе.
Предлагаю спуститься с небес на землю. Потому что Сергею Рязанскому мало освоить космос, он еще совершает удивительные путешествия по земле. И то, что Сергей у нас в гостях, большая удача. Мы его поймали между экспедициями.
Вы недавно вернулись из уникальной экспедиции в Антарктиду. Что вы там видели? Как путешествовали?
Путешествовать я всегда очень любил. После полета в космос список мест, которые я хочу посетить, увеличился раз в 300. Поэтому пытаюсь все успеть.
Я увлекся парусами, сам получил права шкипера на яхту. И мы пошли в Антарктиду на небольшой яхте – шхуне на 20 человек. Шли с Ушуая через пролив Дрейка, где нас покачало.
Побывали на станции Беллинсгаузен. Я выступил там с лекцией перед нашими полярниками, пообщались с батюшкой, который там служит в красивом деревянном храме. Видели китов, пингвинов, в общем, красиво!
Что в экспедиции вас поразило? Если после полета в космос вообще можно чем-то удивить.
Я не устаю удивляться и впитывать впечатления. Конечно, это природа. Несмотря на условия, снега, айсберги… Где там что-то может выжить? С другой стороны, там сейчас лето, поэтому есть цветы и трава, что удивительно. Пингвины, морские котики, киты плавают. Живности оказалось даже больше, чем на Северном полюсе, где я был год назад. Туда ходили на большом ледоколе. Там белые медведи, нерпы – это, наверное, все, что удалось увидеть. Хотя киты и моржи там тоже встречаются.
Куда еще хотели бы отправиться?
Планов очень много. Основная моя работа – преподавание. Я лектор, спикер. Еще одна часть моей работы – путешествия с предпринимателями. Это такие комбат-туры: то мы в горы лезем, то устраиваем сплавы, то еще что-то. Есть взрослые группы, есть группы с детьми. У меня в планах на этот год горный поход в Пакистане, семейный тур в Хакасию, пик Ленина. У меня за плечами есть пятитысячники: два раза Эльбрус, в прошлом году поднялся туда со своим старшим сыном, Орисаба, Килиманджаро, в июле хочу попробовать семитысячник – пик Ленина.
На август планы с семьей: с детьми пойти в байдарочный поход в Карелию. А потом комбат-тур на плато Путорана.
А есть места, где вы не были никогда, но очень хотите?
На плато Путорана давно хотел, там много чем можно полюбоваться. Не был никогда в Австралии и Новой Зеландии – сверху очень красивый континент. Был рядом, во Французской Полинезии, там сказочные острова и из космоса, и с земли.
Вы сейчас сказали, что с сыном поднимались на горную вершину. Сын не хочет по вашим стопам стать космонавтом?
Сын стал очень успешным айтишником.
Если бы он захотел поменять свою деятельность, вы бы отговорили или поддержали?
Я всегда за то, чтобы пробовать. Если появилось желание – попробуй. Лучше жалеть о сделанном, чем о не сделанном. Вдруг ты упустишь свой шанс.
Какие сейчас критерии отбора в космонавты? Есть ли потолок возраста?
Да, есть официальные требования, которые можно посмотреть на сайте Центра подготовки космонавтов. Обычно это человек с высшим образованием, приветствуется техническое направление, но вроде как не обязательно. Не старше 35 лет, также есть требования по физподготовке, достаточно несложные, например, уметь 14 раз подтянуться. А дальше уже медицинские требования, психологические тесты, экзамен по английскому стал обязательным для поступления.
Помните ли вы какие-то нештатные ситуации, которые были или при выходе в открытый космос, или в полете, или у вас такого не было никогда?
Не бывает идеальных полетов, всегда что-то случается. Просто бывают более серьезные и менее серьезные нештатные ситуации.
Мы же все смотрели фильм про Алексея Леонова, где они приземлились и чуть не замерзли. Это же все правда…
Слава Богу, приземляемся мы теперь более-менее штатно. Но станция очень большая, сложная, постоянно что-то ломается, изнашивается. Поэтому какие-то ресурсные замены, ремонт. У нас было и обесточивание практически всей станции, была поломка на американском сегменте. И у меня в скафандре были проблемы при выходе в открытый космос.
Но все системы дублированы, плюс Земля видит телеметрию, поэтому могут что-то подсказать. Тогда я был занят работой и просто по звуку определил, что у меня что-то случилось со скафандром.
А какой там звук, когда все работает нормально?
Шумят насосы, работают вентиляторы, постоянно поступает кислород. И когда меняется звук, ты понимаешь, что что-то вышло из строя. Хотя по ощущениям все было штатно. Я просто сказал Земле, что у меня поменялся звук. Они посмотрели по телеметрии и сказали, что из строя вышел насос и надо переходить на запасной.
На станции, общаясь с ЦУПом, говорил, что за такой-то панелью изменился звук. Они говорят, что нужна будет ресурсная замена через неделю, и через неделю действительно вышел из строя блок клапанов.
Вы так легко об этом рассказываете. Тут дома кран потек, ты паникуешь и думаешь, что делать. Вы в открытом космосе, у вас что-то изменилось в скафандре, надо же тогда быстро возвращаться назад или продолжать работу?
Когда ты знаешь, как все устроено, то понимаешь, что нужно делать. И понимаешь, что есть критические ситуации, когда придется срочно прерывать выход. Предположим, разгерметизация скафандра. У нас есть дополнительный баллон не для дыхания, а специально для компенсации утечки, если вдруг она есть. И тогда понятно, что надо все бросать и срочно уходить в станцию. Слава Богу, таких критичных вещей давно не было.
Я хочу поздравить вас еще раз с праздником, пожалеть вам оставаться с глазами человека, который не перестает удивляться Земле, посмотрев на нее сверху.
Спасибо большое. Всем желаю космической удачи, космического терпения, космического здоровья и космической любви!
Читайте также:
Подробнее в сюжете: День космонавтики
