Остаться в живых: история белорусской девочки, прошедшей шесть немецких концлагерей
7 ноября 1945 года. Беларусь, как и весь СССР, отмечала годовщину Октябрьской революции. В этот день Эмилия Копыток приехала в родной город Борисов. Подошла к родительскому дому. Из трубы шел дым. «Живы!» — подумала 14 летняя девочка. Дома она не была несколько лет.
«Сестры сидели на печке, а мама жарила блины. Я крикнула: «Мама!» Она бросилась ко мне и упала в обморок. Ей же сказали, что я умерла от немецких пыток и похоронена во дворе Борисовской тюрьмы. Она даже брала разрешение на раскопки, чтобы меня найти и похоронить по-человечески».
В 1941 году в семье Копыток было 8 детей. Когда началась война, отец ушел на фронт, а четыре брата — в партизаны. Однажды один из них сказал Эмилии: «Малая, помоги!». О том, что донесение было вшито в подкладку ее пальтишка, Эмилия не знала. В первый раз все сложилось удачно. На третий раз маленькую связную схватили гестаповцы. Ей тогда было 9 лет.
«О, жаба партизанская! Твоих братьев мы расстреляли, маму тоже. Если не скажешь, где партизаны, мы и тебя расстреляем. И мне по уху со всего размаху. Первый раз стукнули, еще ничего, я выдержала. А второй раз так ударил, что у меня кровь пошла из носа и изо рта», — рассказывает Эмилия Александровна.
Из Борисовской тюрьмы Эмилия Копыток попала в концлагерь на улице Широкой в Минске. Затем — в Освенцим. По дороге поезд, который вез заключенных, пошел под откос. Эмилия чудом уцелела, только глаза засыпало песком. Воды не было, глаза ей промывали грудным молоком. Помогла женщина, которая только что потеряла своего малыша.
Детские воспоминания и через много лет отзываются болью в сердце Эмилии Александровны:
«Вместе с нами в Освенцим приехало еще два эшелона. Это были евреи. У них забирали детей и бросали прямо в разложенный костер. Некоторые бежали вслед за детьми. Немцы прокалывали их штыками — и тоже в костер. Стоял страшный крик: матери кричали, собаки лаяли, костер стоял, как свеча. Детские ручки и ножки трепетали в огне. Я стою и думаю: так может быть или это страшная сказка, как в детстве про Бабу Ягу?»
В Освенциме Эмилии Копыток присвоили номер 79 667, набили его на предплечье. Жили заключенные в бараках, ели заваренную кипятком брюкву. Иногда давали белый хлеб. Правда, белым он был, потому что с древесными опилками. На территории Освенцима было 18 крематориев. Они работали день и ночь без перерыва. Дым был черно-багровый. Он не поднимался, а будто лежал на земле. И запах кругом жуткий.
Фронт приближался и узников перевозили из лагеря в лагерь. После Освенцима Эмилия Копыток попала в Гросс-Розен, затем в Равенсбрюк и потом уже в Берген-Бельзен. Там людей уже не жгли и не расстреливали, они умирали сами от истощения. Чтобы как-то выжить, ели траву, ловили крыс и ящериц.
«Однажды ночью я проснулась от холода. С одной стороны — холодная женщина и с другой. Мертвые. Я слезаю с нар, иду и трогаю ноги, ищу теплые. Нахожу. Женщины меня раз, поднимают за плечи и к себе прижимают, к своему телу, обнимают меня, обогревают и так дают мне жизнь», — вспоминает Эмилия Копыток.
Перед освобождением концлагеря Берген-Бельзен Эмилия Копыток уже не могла ходить, только лежала и немного ползала. Но момент, когда их концлагерь освободили, она помнит хорошо:
«Освободили нас американцы. Ко мне подошел чернокожий. А я думаю: а где ж это он так испачкался? До войны ж телевизоров не было, и мы не знали, что такие люди есть. Этот чернокожий дал мне хлеба с ноготь и ложку воды. Позже нас передали на Советскую сторону в Германии».
После войны Эмилия Александровна 45 лет проработала на Борисовской фабрике пианино в лакокрасочном цехе, где и познакомилась со своим мужем:
«На одном вечере он пригласил меня на вальс. Звучала песня: «Кружится, вертится шар голубой, крутится верится над головой, крутится вертится хочет украсть...» Вот так и украл он меня, так и крутимся-вертимся уже 72 года. Свадьбу, кстати, сыграли мы на 1 мая».