За что в СССР любили польские кинофильмы?
В советское время Польша практически не воспринималась зарубежьем. Общее историческое прошлое, довольно продолжительная линия пограничной зоны, принадлежность к социалистическому блоку – кинематограф тоже был неотъемлемой частью культурного обмена между соседями. Чем привлекали советского зрителя польские фильмы – в комментариях киноведа и любителей польского искусства MIR24.TV.
Смотрите польский фильм «Знахарь» на телеканале «МИР» 26 сентября в 21.15 и 27 сентября в 10.15.
Наверняка первыми ассоциациями с польским кино у многих будут имена Анджея Вайды и Кшиштофа Занусси, представителей именно социалистической эпохи. Вайда получил множество наград разных стран, помимо родины: Болгария, Венгрия, Германия, Италия, Латвия, Литва, Россия, Украина, Франция, Хорватия, Эстония, Япония – многие звания напрямую присуждались с формулировкой об укреплении культурных связей и утверждении идеалов гуманизма в киноискусстве. Режиссер творил до самой кончины. Финалом его творческой деятельности стали «Послеобразы» (Powidoki), снятые в 2016 году незадолго до смерти. Кшиштоф Занусси сравнил вклад старшего коллеги в родную культуру с заслугами поэта Адама Мицкевича.
«Польское кино до 90-х годов пользовалось в СССР огромной популярностью благодаря своей художественной смелости, интеллектуальной глубине и особой «европейскости». Оно было окном в другой мир, говорило на близкие, человеческие темы, избегая официоза. Безусловно, талантливы Анджей Вайда и Кшиштоф Занусси. Вайда – мастер метафоры, его фильмы – это мощное историко-философское высказывание. Занусси – интеллектуал, исследующий моральные дилеммы».
Кшиштоф Занусси снимал не только художественное кино, и многочисленные телевизионные фильмы, которые тоже получали призы на фестивалях. Например, «Кшиштоф Пендерецкий» о молодом композиторе завоевал сразу две награды – в 1968 в Кракове и в 1969 в Лейпциге.
«В СССР польское кино любили за особую свободу и эмоциональную глубину. Польские режиссеры говорили о личных драмах, моральных выборах и исторических травмах языком, который был ближе к западному, но при этом не выходил за рамки дозволенного. Эти фильмы казались свежими на фоне советских картин, а общие темы – война, память, судьбы интеллигенции – были понятны зрителям. Например, Вайда умел соединять судьбу человека с судьбой страны, используя яркие визуальные символы, а Занусси обращался к вопросам веры, морали и ответственности, делая кино более философским».
Похожесть языков, русского и польского, несмотря на то, что первый относится к восточной ветви, а второй – к западной, тоже играла большую роль. Надо сказать, что выбор жанров ограничивался некоторыми факторами. Польские детективы были слишком насыщены пропагандой, поэтому режиссеры старались их избегать. Фантастика казалась более нейтральной. Но свободнее всего можно было чувствовать себя в комедии. «Мишка» (Miś), снятый Станиславом Бареей в 1980 году, до сих пор считается самым популярным среди зрителей образцом комедийного жанра, немного уступая лишь «Секмиссии» (Seksmisja) Юлиуша Махульского, который закончил съемки смешной фантастической новеллы в 1983-м. Кстати, целомудренные советские прокатчики заменили название на «Новых амазонок». Ну, а исторические драмы оставались по-прежнему благодатной почвой для свободной интерпретации.
«В польском кино советский зритель искал непривычную эстетику, сложные моральные дилеммы и высокое художественное качество. Польские фильмы, особенно на исторические темы, были лишены прямолинейной советской идеологии. Они показывали сложность истории, внутренние конфликты общества, трагедию выбора, что было свежим и притягательным. Кроме того, костюмы, качество кадра, масштабные батальные сцены, как, скажем, в «Потопе» Ежи Гофмана, часто превосходили советские аналоги и выглядели «почти как Голливуд». Польское кино в СССР стало культурным мостом, который позволял советскому зрителю легально прикоснуться к «западному» кинематографу – по духу и качеству. Оно удовлетворяло невысказанным требованиям зрелищности, сложных сюжетов и «взрослого» взгляда на историю и человеческие отношения. Также немалую роль играли близость культур и языков».
Что касается картины «Знахарь» (Znachor), то Ежи Гофман в 1981 году стал не первым режиссером, кто обратился к роману писателя и журналиста Тадеуша Доленги-Мостовича. Самое интересное, что автор сначала сам собирался снять фильм и предлагал сценарий продюсерам, но после отказов переделал текст в кинороман. И вот тогда режиссер Михал Вашиньский снял в 1937 году первого черно-белого «Знахаря».
В начале 80-х, когда Ежи Гофман взялся за съемки, Польша была охвачена общественными волнениями. Забастовки и раскачивание политической ситуации членами «Солидарности» создавали искусственный дефицит в стране. Режиссер потом вспоминал, что за цветами для финальных сцен приходилось ездить в Варшаву из Подляшья (Podlasie). Тем не менее творческий процесс не останавливался. Две серии цветного фильма с элементами мультипликации в титрах сейчас доступны в интернете, как и первая версия 1937 года.
Самое любопытное, что сюжетную канву в 2019 году «облюбовали» российские производители сериалов и сотворили одноименную «сагу», адаптировав сценарий под современные отечественные реалии.
И ярким примером, насколько поляки ценят свой национальный кинематограф, может служить один из американских учебников для польских репатриантов начала 00-х. В учебных текстах попадаются диалоги с рассуждениями о трилогии «Три цвета» (Trzy kolory) Кшиштофа Кесьлевского (Krzysztof Kieślowski), чье имя в русской транслитерации всегда пишут неправильно. Национальная гордость может выражаться даже таким способом через методический материал, ведь учебным пособием пользовались во многих странах мира.