Первый в истории космонавт, вышедший в открытый космос, дважды Герой Советского Союза Алексей Леонов скончался на 86-м году жизни. Он умер в госпитале имени Бурденко после продолжительной болезни.
В 2016 году на телеканале «МИР 24» вышло «Большое интервью» с Алексеем Леоновым, в котором он рассказал, как стал космонавтом и как впервые вышел в открытый космос.
– Давайте начнем издалека. Как Вы стали космонавтом? Что Вас подвигло на это?
Алексей Леонов: В 57-м году был запущен первый спутник. А мы, мы – это летчики, лейтенанты, находясь еще в стенах своего училища, ждали назначения для работы. В том году было уже принято решение о наборе космонавтов. И Королев, будучи сам летчиком-испытателем, однозначно предложил, что первыми командирами космических кораблей должны быть летчики и летчики-истребители. Это многофункциональный специалист: он и радист, и инженер, и штурман, и стрелок, и второй пилот, привыкший к перегрузкам и экстремальной скорости. Всего пропустили три тысячи человек в возрасте до 30 лет, летающих на последней авиационной технике, желательно, второго, первого классов и выше. Далее прошли только 20 человек на основе очень глубокого отбора, даже слишком строгого. И эту двадцатку использовали, как могли, на полную катушку. Что можно было придумать – придумали, и они вынесли.
– Что касается требования, то какие качества требовались от космонавтов для включения их в состав экипажа «Восход-2»?
Алексей Леонов: Выносливость, во-первых. Для меня ничего не стоило пробежать 10-15 километров. Я делал это в неделю 3-4 раза, а по 5 километров практически каждый день. Во-вторых, умение переносить разреженное пространство. Здесь у каждого человека особенность. Например, в барокамере при имитации высоты в 5 километров у меня ничего не было, а рядом у товарища вдруг произошла кессонка (кессонная болезнь – прим. ред.), и на глазах раздулись руки, голова. Вот эти тренировки на высоте в 60 км – это страшно опасно.
– А сейчас требования к космонавтам сильно отличаются?
Алексей Леонов: Сейчас все космонавты профессионально занимаются английским языком. Поскольку последние 20 лет ведется работа на орбитальном комплексе с различными странами, поэтому мы там, ведь летаем командирами, бортинженерами, должны быть подготовлены к этому.
– Правда ли то, что одним из факторов Вашего включения в состав «Аполлона» было Ваше хорошее знание английского языка?
Алексей Леонов: Это не правда. Я вообще его не знал. Я ребенок войны, и у нас изучали подряд то английский, то французский. Вот корабль американский выучу, а с языком проблема. Я знаю прекрасно корабль «Союз», не одну станцию, я инструктор там. Ничего, сказали, у тебя есть два года – китайский выучишь.
– По поводу «Восхода-2», почему именно Вам доверили выход в космос?
Алексей Леонов: О нас было уже сформировано мнение технического аппарата, ведущих специалистов, в том числе и Сергея Павловича Королева. Он сказал обо мне очень хорошие слова: «Я считаю, что Алексей Леонов хороший летчик, хорошо учится, хорошо работает, физически подготовлен прекрасно, художник. В общем, ему надо доверять. Я так считаю». Вот такие слова. Он о Гагарине хорошие слова сказал, замечательно, и вот также обо мне.
– Расскажите о том моменте, когда Вы впервые вышли в открытый космос. Что увидели, что почувствовали?
Алексей Леонов: Первое – это все Черное море с запада на восток, Крым наш. Вот такая картинка. Болгария, Румыния, Италия, поднял голову – Балтийское море. Звезды немигающие. Я выпалил – Земля-то круглая! Сам не помню, что сказал, но на Земле записывали же. Тихо. Так тихо, что я слышал, как стучит мое сердце, свое натруженное дыхание. И вдруг в этой тишине голос Левитана: «Внимание, внимание! Человек вышел в открытое космическое пространство и находится в свободном плавании!» У меня первая мысль – кто это? Я забыл. Я постоянно думал, что я должен делать. И видно было, как весна наступала с юга на север. На восьмой минуте почувствовал проблемы: фаланги пальцев вышли из перчаток. А я думаю, что я буду делать в этих перчатках, когда вернусь через четыре минуты, мне нужно собрать фал, света не будет, потому что через пять минут мы входим в тень, а жизни осталось на 30 минут, и я должен вписаться в этот промежуток. Паша Беляев контролировал – у него был контрольный электронный индикатор, на котором постоянно бегут мой пульс, дыхание, энцефалограмма. Если мозговой сбой, он знал, как определить и говорил: «Леша, не торопись. Начинай вход. У нас мало времени». Такое было общение. И здесь я совершил, с тех позиций, абсолютно страшное нарушение – я принимаю решение сбросить давление скафандра в два раза. И мне стало легче, все стало на свои места.
– Кроме раздувшегося скафандра, у Вас в полете было как минимум две внештатные ситуации. Многие называют Ваше возвращение вообще большой удачей. Расскажите, пожалуйста, об этих ситуациях, как Вы действовали тогда?
Алексей Леонов: Авария началась с того, что при отстреле шлюза корабль закрутило. Он вращался со скоростью 20 градусов в секунду. В корабле три иллюминатора, яркое солнце – это самый мощный оптико-кинетический раздражитель вестибулярного аппарата через оптику. Ну ладно, мы сутки летали так. Дальше вдруг начал расти кислород. При парциальном давлении кислорода в 340 мм появляется гремучий газ, так наш товарищ сгорел в барокамере. А у нас уже 350, дальше 400 и 430. В чем дело? В любой момент мог произойти взрыв, любая искра и все. Мы сбросили давление, температуру, влажность – все равно растет. И тут наступил такой момент – так называемое кислородное опьянение, когда человек в полусонном состоянии – я случайно вентиляционным клапаном включил тумблер поддавливания давления. Это на случай разгерметизации баллоны со сжатым воздухом. Поэтому в корабль начала поступать воздух. Мы очнулись от того, что клапан полет сработал при 1120 мм. Вот такое давление было.
– Спустя полвека после этого исторического события какого Ваше самое яркое воспоминание об этой миссии «Восхода-2»?
Алексей Леонов: Я очень много спрашивал Юрия Гагарина и ребят, как выглядит атмосфера. Они мне рассказывали. А оказалось, совсем не то. Потом, когда я вернулся и уже сделал по замерам, картинка оказалась совершенно другой, чем они мне рассказывали. Они на меня набросились, мол, мы так видели, а ты по-другому, поэтому у тебя неправда. И академик Лазарев посмотрел и сказал: «Ребят, вы летали на высоте в два раза ниже, чем Леонов и Беляев, поэтому угловые величины совершенно другие».
– Теперь о миссии «Аполлон». Баллистики так рассчитали полет, чтобы рукопожатие в космосе состоялось над Москвой. А как так получилось, что оно случилось над Эльбой?
Алексей Леонов: Я до сих пор не могу сказать. Я следил по времени, у меня был график. И вдруг, когда мы пролетаем над Москвой, мне говорят, открывайте люки, делайте рукопожатие, а мы говорим, что уже, мы сидим за столом, обедаем. Где произошло изменение – я не знаю. Но интересно, что в 45-м году на Эльбе встретились наши отцы, а в 75-м, спустя 30 лет, над Эльбой встретились дети. Никто меня не ругал. Но я не знаю, как это получилось. Но символ великий.
– Недавно с Байконура стартовала миссия по изучению Марса. Как Вы думаете, нужно ли нам изучать Красную планету и для чего?
Алексей Леонов: Конечно, нужно. Во-первых, для того, чтобы ответить, откуда мы, что творится в мироздании, и что вообще это за планета такая, Марс. Я не думаю, что мы когда-то туда будем население посылать, но как резервная часть нашей жизни, вполне возможно. На Луне мы точно знаем, что есть большие запасы воды. На Марсе следы воды есть, на сегодняшний день это понятно. Но футурологи объясняют, что надо думать о резервной планете, и в случае чего, туда перелетать. Ну, три-четыре, ну, десять человек туда полетит. Но все население туда не переведешь. Надо думать о том, как сохранить нашу Землю и не довести ее до состояния Марса. Вот самое главное.
– Спасибо!
Читайте также:
Подробнее в сюжете: Умер космонавт Алексей Леонов
