27 января 1944 года, после 872 дней блокады, в Ленинграде был дан салют из 324 орудий. Эта дата считается днем окончательного снятия блокады легендарного города. «МИР 24» создал спецпроект «Помни блокаду», который собрал статьи, интервью с историками, документальные фильмы, фото-и видеоматериалы, посвященные осаде города, а также более 200 воспоминаний блокадников.
Самое страшное время наступило после уничтожения Бадаевских складов, где хранились остатки запасов продовольствия, хотя и они не отсрочили бы надолго страшный голод. В результате блокады погибло до полутора миллиона человек, из них 97% – от голода. Однако многие, в основном те, кто были детьми, еще живы и продолжают рассказывать о пережитом ужасе. Накануне очередной годовщины блокадники из города Пушкино встретились со школьниками.
К пушкинскому памятнику павшим во время ВОВ, считая Галину Михайловну, приезжают всего пятеро блокадников преклонного возраста. Трескучий мороз, традиционные красные гвоздики, веселые представители популярной партии и кучка школьников старших классов.
Потом перемещаемся в Зверосовхозскую среднюю школу, основанную в 1930 году, в стенах которой вот уже 16 лет существует Музей Великой Отечественной Войны. Как говорит Галина Михайловна Суворова, главный активист Пушкинской общественной организации «Жители блокадного Ленинграда» им. героя СССР И.П. Грачева, ряды блокадников редеют, поэтому она старается привлекать родственников и школьников.
Все кажется обычным и формальным, пока не начинают говорить блокадники, сохранившие свои воспоминания и полную ясность ума. Задает тон сама Галина Михайловна:
– Я родилась в 1941 году. А молока, конечно, у мамы не было, потому что она пережила начало войны. Рядом с нами на Васильевском острове жила женщина, она была больна раком. Она говорила маме – возьми, у меня есть много муки, мешок, возьми! Мама отвечала – нет, ты не сможешь потом себе купить сходить, ты больная очень. Та – нет, у тебя двое детишек (у меня была сестренка старше меня на два года, но она не выдержала, умерла от дизентерии). Эта женщина заставила маму взять маленький мешочек муки. Когда мне мама сделала из этой муки соску, я впервые за много дней уснула. Когда нас эвакуировали из Ленинграда в 1942 году, привезли на Ленинградский вокзал. И сотрудники завода «Серп и молот» начали предлагать прибывшим блокадникам жилье и работу. Так мы попали в Пушкино.
Меня привезли, а на пятках и голове были огромные нарывы. Кожа, кости и огромный живот. Это водянка, конечно. Глаза были закрыты гноем – думали, что я слепая вообще. Мама принесла меня к врачу (инвалид был, на одной ноге). Он дал лекарство, начали его капать, и такие крупные градины гноя, размером с подушечки пальцев, стали падать на пол. Глаза прочистились, открылись. Бабушка говорит – у нашей девочки глазки-то зелененькие!
«Вот когда я впервые услышала слово «конфеты»
– Я помню, когда мне было три годика, мы пошли с мамой в магазин. Народу никого не было – одна продавщица. Мама купила полбуханки черного хлеба, а я стою, лобик свой положила на прилавок, и мне понравились какие-то беленькие круглые штучки, обсыпанные сахарным песком. Это были карамельки с повидлом, но я не понимала, что это такое вообще. Я толкаю маму локоточком тихонечко (мама меня очень любила, но была строгая), она головой покачала – денежек нет. Я молчу, стою, опять смотрю на эти конфетки. Попыталась еще раз. За этой сценой наблюдала продавщица, такая высокая, пухленькая, беленькая женщина. Она в сердцах опустила свою руку в коробку с конфетами, обошла прилавок, подходит ко мне и говорит: «На, дочка, ешь! Это конфеты, это вкусно!» Вот когда я впервые услышала слово «конфеты».
Мама говорит – нельзя, у меня денег нет. Продавщица – а я с вас денег не спрашиваю. Мама ее поблагодарила, конечно, а я не могла рта открыть. Я хотела ей «спасибо» сказать, но у меня не получилось. Мама говорит – пойдем, дочка домой, а я не могла шагу ступить, настолько сковало с головы до пят. Продавщица ко мне подошла сзади, под мышки подхватила и вынесла меня из магазина – осторожно, тихо, как ангел, и поставила на землю. И говорит: «Дочка, да не бойся ты! Иди вперед, у тебя большое будущее, хорошее, не бойся ничего!» Вот с тех пор я ничего не боюсь, – поэтому на каждой встрече со школьниками Галина Михайловна угощает детей конфетами.
«Я все сейчас ем с хлебом»
– Я родилась в Ленинграде, на Васильевском острове, – начинает, опираясь на палочку, Нора Васильевна Мыльцина, улыбчивая женщина с шапкой белых кудрявых волос. – Мой отец был кадровым военным, служил в войсках ПВО Ленинградского округа и принимал участие в обороне Ленинграда. Очень досталось отцу нашему, у мамы осталось трое маленьких детей. Я была старшая, 4 ноября 41-го года мне исполнилось восемь лет. Еще были мои братья, годовалый и четырехлетний. Мама не могла бросить нас, поэтому не могла работать, и у нас были только иждивенческие карточки. Запасов никаких не было. С каждым днем становилось все хуже и хуже. Почему-то мне казалось, что и дней не было, только все кругом ночи, ночи...
«Но эта блокада у меня ассоциируется с голодом и холодом. Я все сейчас ем с хлебом. На меня все ругаются – пельмени с хлебом, каша с хлебом, наемся, а потом чай начинаю пить и смотрю, где бы кусочек хлеба еще взять».
Троих мама в кровать посадит, и надо бежать за водой на канал, надо бежать за снегом, растопить. Еда у нас была такая: на буржуйке кипятим воду и раскрошим туда хлеб, 125 грамм на каждого человечка. У нас в коммунальной квартире женщина работала в какой-то столовой и иногда приносила нам очистки мороженой черной картошки. Эти очистки мама отваривала. Как мы выжили, я не знаю, но в первую очередь начали эвакуировать такие семьи – как иждивенцы они мешали, продовольствие только ели. Только наладили ледовую дорогу, и нас в первой партии вывезли с несколькими другими семьями – всего 16 человек. Выехали среди дня, а приехали в ночи. Ни залезть, ни слезть с машины мы не могли. В Тихвине нас погрузили в теплушки на нары, и мы ехали больше месяца в Сибирь, в эвакуации были в Хакасской автономной области. Маме сказали сразу – продукты даем только рабочим. Летом и осенью мать перегоняла лошадей из Тувы, а зимой работала на лесозаготовке. Они лиственницы валили. Весной завели огород, осенью уже было лучше. Потом нам даже домик построили.
«Моя голова накрутилась на болт. Это меня и спасло»
Следом свою историю начинает единственный мужчина в обществе блокадников, Владимир Кондратьевич Тесля:
– Говорят, что дети ничего не помнят, неправда – дети, особенно в экстремальных случаях, помнят все. Я помню этот наш блокадный ленинградский хлеб, 125 грамм, – показывает Владимир Кондратьевич редкий музейный экспонат, сохранившийся после блокады кусочек черствого черного хлеба. – Здесь клей столярный, немного отрубей, опилки и целлюлоза. Мать порежет его мелко, на крошки, и казалось, что хлеба много. Спали мы под подоконниками, потому что при взрывах осколки стекла и снарядов пролетали над головой.
Эвакуировались мы в начале апреля, Дорога жизни уже переставала существовать, потому что лед таял. Нас стала обходить машина и перед нами ушла под лед. При бомбежке, обстрелах образовывались полыньи, их затягивало льдом, поэтому было не видно. Вывозили нас в Астрахань, а оттуда до Махачкалы на баржах. В то время, в 1942 году, было наступление на Северный Кавказ, и нас обстреляли. Баржи на буксирах ушли в море. Начался шторм – Каспийское море всегда штормовое. Баржи начали тонуть. Нас посадили на световые фонари катера, там было теплее всего, и волной меня у мамы выбивает из рук. Все подумали, что погиб, ушел в Каспий!
«Волна сошла, а я на палубе лежу. Моряки подбежали поднимать, туловище поднимается, а голова держится. В чем дело? Спас меня рым-болт от люка, который был на палубе. При ударе я навернулся на него головой, как гайка на болт. За счет этого и спасся».
Дети, чьи бабушки и дедушки уже вряд ли могут рассказать им о войне, увиденной своими глазами, – им и всем следующим поколениям будет очень сложно представить и понять, что такое голод, война. Поэтому на сухарик в пластиковой коробочке они смотрят довольно безучастно. Блокадники это прекрасно понимают, поэтому стараются как можно чаще ездить по школам, рассказывая детям свои пронзительные истории. Иногда слушатели дружно замирают, и в напряженной тишине становится ясно, что их усилия все-таки не напрасны.
Мария Аль-Сальхани
Подробнее в сюжете: Блокада Ленинграда
