Савва Морозов поил пивом Чехова, имел роман с женой Горького и погиб при загадочных обстоятельствах. Сегодня, в День мецената и благотворителя, «МИР 24» вспоминает его историю.
ИЗ КРЕПОСТНЫХ В КУПЦЫ
До 17 апреля 1905 года старообрядцы находились в России на нелегальном положении – им было запрещено строить церкви, рассказывать о своей вере и печатать религиозные книги. Они не считались сектой, но официально, в документах, именовались «раскольниками». До 1874 года браки между старообрядцами не регистрировались, а их дети считались незаконнорожденными.
В таких условиях сформировалась одна из богатейших династий российских промышленников - Морозовых.
Дед Саввы Морозова – Савва Васильевич – был старовером и принадлежал помещику Рюмину, миллионеру и тайному советнику (чин, носители которого занимали высшие государственные должности вроде руководителя департамента или министра, что, впрочем, не мешало Рюмину торговать вином).
Долгое время у Морозова не было конкретного рода занятий – при помещике он служил то «пастухом», то «извозчиком», то «ткачом-рабочим» и ходил за 100 верст в Москву, чтобы продавать свой товар скупщикам на заставах. Зарабатывая ремесленно-курьерским трудом, Морозов открыл шелкоткацкую мастерскую на землях Рюмина – в районе современного подмосковного города Орехово-Зуево. В 1811 году в мастерской трудилось около 20 наемных рабочих. В год она приносила доход около 1,2 тыс. рублей. Для крестьянина это была огромная сумма, и крестьянский предприниматель Морозов воспользовался ей, возможно, лучшим образом – за 17 тысяч рублей ассигнациями он выкупил свою семью из крепостной зависимости и начал свободную предпринимательскую деятельность.
К 1860 году, за год до отмены крепостного права, в активах Морозова находилось множество заводов и крупнейшая в Российской империи бумагопрядильная фабрика.
Существует версия, что Савва Васильевич до конца жизни так и не научился читать и писать, отдавая категорическое предпочтение процентам и цифрам. Однако эта версия выглядит странной, учитывая тот факт, что дед Саввы Морозова жертвовал немалые суммы на книгопечатание. С чего, собственно, и начинается история меценатства купеческого рода.
В ОБЩЕСТВЕ
В 1896 году на Всероссийском торгово-промышленном съезде в Нижнем Новгороде выступал Дмитрий Менделеев. Назвав однажды изобретенную им водку «царской», он, не стесняясь, продолжал пользоваться монаршими регалиями для защиты других своих научных работ. Так, на съезде в Нижнем Новгороде Дмитрий Менделеев заявил, что с его научными взглядами солидарен сам император Александр III. Зал замолчал.
Через мгновение из длинных рядов зала для съезда высунулся «коренастый человек с лицом татарина» и уверенно заявил, что выводы известного ученого, подкрепленные именем царя, компрометируют науку.
По залу раздались возмущенные шорохи.
«Я спросил: – Кто это?», пишет Максим Горький. И ему ответили: «Савва Морозов, внук бывшего крепостного крестьянина».
Савва вполне мог позволить себе поспорить с Менделеевым, потому что окончил Императорский Московский университет (урезанный потом советской орфографией до аббревиатуры МГУ) с дипломом химика и еще два года изучал химию в Кембридже, применяя свои знания на практике.
Но были и другие причины. От отца и деда Савве Морозову досталось одна из самых успешных в царской России предпринимательских фирм – «Товарищество Никольской мануфактуры». О фирме имели хорошее мнение не только власти – она платила в казну огромные налоги, – но и рабочие.
Никольская мануфактура. Конец XIX в.
Предприниматель Савва Тимофеевич сочетал в организации рабочего процесса вещи, которые многим казались несовместимыми – старообрядческие правила и либеральные ценности. Так, на его фабрики и заводы почти не принимали холостяков (Савва отдавал предпочтение семейным людям), но при этом Морозов был первым предпринимателем в России, который ввел оплачиваемый отпуск по беременности. Савва увольнял с работы больных венерическими заболеваниями и пьяниц, но при этом требовал от царя свободы слова, печати, всеобщего равноправия, неприкосновенности частной собственности и общественного контроля за государственным бюджетом.
Все эти «прогрессивные» достижения тогда помогали Морозову спорить с Менделеевым и осаживать заносчивых влиятельных сановников, но вскоре привели к довольно трагическим последствиям.
ТЕАТР
В 1913 году по Москве разъезжали автомобилей шесть марки «Opel» – они развозили по гастрономам и трактирам пиво Трехгорного завода, которое очень любил Антон Чехов. Многие рассказы которого очень любил Савва Морозов. Так началось заочное знакомство писателя с меценатом.
Владелец Трехгорного пивоваренного товарищества, хлопковых полей в Туркестане, двух химзаводов на Урале и одной из богатейших мануфактур в царской России, Савва Морозов раздавал огромные на деньги на русское искусство.
Одним из самых щедрых поступков Саввы было создание в Москве общедоступного театра, на спектакли которого могли бы ходить мещане средней руки и даже небогатые рабочие. Существует версия, что идея создания общедоступного театра пришла Морозову после просмотра им спектакля «Царь Федор Иоаннович» Константина Станиславского.
Впечатлительный человек, после двух часов спектакля промышленник вышел на Тверскую улицу и загорелся идеей сделать здание Художественного театра в Камергерском более доступным и вместительным. В специально созданное для реконструкции театра товарищество вошел брат Морозова, Станиславский, Немирович-Данченко и, разумеется, любитель продукции морозовской мануфактуры Антон Чехов. Чему Савва был очень рад.
Здание Московского художественного театра в Камергерском переулке. 1905-1915.
Новое здание вмещало 1 200 зрителей, потратил Морозов на организацию обновленного театра около полумиллиона рублей. Сумма была внушительная – на нее можно было приобрести еще 100 автомобилей «Opel» для пивного товарищества, но искусство, понимал Савва, было важнее.
РЕВОЛЮЦИЯ
Предприниматель поддерживал художников и писателей, собирал у себя дома либерально настроенных публицистов, которые, видимо, серьезно повлияли на его взгляды. Так, известно, что Савва Морозов давал немалые деньги на побеги из ссылок и укрывал у себя известных революционеров.
По свидетельству Максима Горького, он не избегал «личного риска».
Б. Кустодиев. 27 февраля 1917 года. Холст, масло.
Когда полиция занималась усиленными поисками революционера Николая Баумана, вторые сутки слонявшегося без денег и тепла по городу, его приютил в своем доме Савва Морозов. Более того, Савва решил устроить показательную прогулку с поданным в розыск Бауманом по Тверской улице. Савва спрятал его в мешковатую шубу, провез версту в санях и угостил обедом в дорогом ресторане купца Тестова.
Правда, после смерти Морозова Бауман потерял защиту – на демонстрации за свержения самодержавия Баумана ударил по голове железной трубой пьяный сотрудник фабрики. Бауман скончался тут же, на Немецкой улице, которая сейчас называется улицей Баумана.
ДЕНЬГИ ЗА СМЕРТЬ
Морозов не жалел денег на революционные издания. И поставками одного из них в город Баку – газеты «Искра» – занимался революционер Леонид Красин, с именем которого некоторые связывают гибель мецената.
Весной 1905 года Морозов с женой выехал для лечения в Берлин, а потом на юго-восточное побережье Франции. Примечательно, что незадолго до этого Морозов имел роман с женой писателя Горького. Перед отъездом заграницу Савва оформил страховой полис на 100 000 рублей. Видимо, как предполагает внучатая племянница Морозова, чтобы не компрометировать даму, полис был оформлен на самого Алексея Максимовича.
По Москве ходили преувеличенные слухи, что Морозов тратит на революционную деятельность миллионы, однако, по свидетельству Максима Горького, доход предпринимателя составлял всего около 100 000 рублей в год, что равнялось сумме туристической страховки.
13 мая 1905 года Морозов был найдем мертвым в своем номере гостиницы в Каннах. У него была прострелена грудь, а в руке лежала записка: «В смерти моей прошу никого не винить». Записка была банальна и наводила на подозрения.
Внучатая племянница Саввы Морозова вспоминала, что примерно в это же время в Канны выехал и Красин. По ее версии, Красин инсценировал самоубийство мецената, потому что Савва стал интересоваться будущим революционного движения, которое все чаще и чаще использовало насилие как способ борьбы с режимом, доходя до прямого терроризма. Выплаты революционерам от мецената-старообрядца уменьшились.
В качестве доводов в пользу убийства внучатый племянник говорил: «Да нет, его убили совсем не дома. Его просто положили и все. Была полная инсценировка проведена». Сохранились также свидетельства, что вызванная на место смерти мецената полиция извлекла из тела Саввы пулю, которая не соответствовала калибру револьвера, находящегося в руке у мертвого. Кроме того, Савва лежал с простреленной грудью на кровати, а в таких комфортных условиях, говорила уголовная практика, самоубийцы редко сводят счеты с жизнью.
Так или иначе, Максим Горький через некоторое время после смерти Саввы пришел обналичивать страховку, записанную на его имя. И получил причитающиеся 100 000 рублей. Через три года после этого случая революционер Плеханов писал на страницах журнала «Былое»:
«Пора спросить Алексея Пешкова, куда он дел 100.000, цену жизни Саввы Морозова».
Сам Максим Горький винил в смерти Саввы Морозова черносотенцев, которым не нравилось, что меценат поддерживает революционеров, среди которых, по мнению «черной сотни», было немало выходцев из-за «черты оседлости».
Горький вспоминал, что «после смерти Саввы <…> среди рабочих его фабрики возникла легенда: Савва не помер, вместо него похоронили другого, а он отказался от богатства и тайно ходит по фабрикам, поучая рабочих уму-разуму».
Похожая легенда приписывалась и императору Александру I, тоже любимцу народа, про которого говорили, что он не умер, а ушел обычным монахом в монастырь.
Алексей Синяков
Читайте также:
Подробнее в сюжете: Театр
