Закрытый полигон «Кучино» продолжает отравлять воздух в подмосковной Балашихе. Свалка «прославилась» летом во время «прямой линии» с президентом России Владимиром Путиным. После этого ее закрыли, а на самом полигоне начались работы по рекультивации.
Удастся ли в ближайшие годы решить проблему с мусором? «МИР 24» обсудил это с руководителем общественного движения «Мусора больше нет», куратором проектов «Раздельный сбор» и «Городское компостирование» Анной Подолиной.
– Анна, здравствуйте. Я знаю, вы живете по соседству с закрытым кучинским полигоном. Действительно, пахнет сильно?
А.П.: Очень сильно. Причем это не просто запах мусорки или что мусор жгут, это именно химическая атака. Сероводород – это самое легкое, что мы ощущаем. Это какая-то дикая химия, дышать невозможно. Людям плохо становится, птицы вымерли массово. И это повторяется уже целый год.
– А это как-то связано с рекультивацией?
А.П.: Вы знаете, на самом деле никто не знает. Все больше общественность склоняется к тому, что это какая-то провокация. Потому что рекультивация – это когда полигон должны изолировать, то есть его сейчас засыпают. А у нас запах стал еще сильнее. И получается, что это не особо связано с полигоном. Это что-то рядом, всегда вечером или ночью, когда никто не может выехать на замеры. Я пытаюсь сказать о том, что это началось год назад. До этого мы жили 15 лет и не знали...
– Пока работал полигон?
А.П.: Он работал, работал и мусоросжигательный завод рядом. Работал асфальтный завод, рядом несколько промзон. И мы как-то дышали, все было нормально. Но именно этот год...
– Парадокс...
А.П.: Да. Но нужно тогда понять, зачем это делается. В этом году идет очень сильное лоббирование мусоросжигания. И говорится, что проблему полигонов можно решить только через мусоросжигание. Почему-то акцент делается не на переработке мусора, а на его сжигании. И среди общественности уже есть мнение, что это реально провокация, чтобы довести людей и они уже согласились на мусоросжигательные заводы. Потому что люди против, они выходят даже живой стеной у нас в Подмосковье, когда видят технику, которая хочет начать строительство этих заводов. Все понимают, что никакой завод не будет безопасным. В Европе делали замеры – и даже если супертехнологии, все равно...
– А какие замеры?
А.П.: На диоксины...
– А на каких заводах – на сжигательных или перерабатывающих?
А.П.: На сжигательных. Даже если это суперплазма, которую нам пропагандируют, что там все стерильно, в центре города стоит. Да, в центре города стоит, но они влияют. И уже в этом убедились и признали, что их нельзя сделать безопасными. А у нас в России еще фильтры часто забывают поменять. Или хотят сэкономить. То у нас реку Чернавку отравят, то мусоросжигательный завод... Кстати, рядом с этим полигоном был недавно сильнейший выброс. Сломались фильтры. А он настолько дешево построен, что фильтры починить практически невозможно. А там в режиме нон-стоп: мусор-то надо сжигать. И была очень большая работа, чтобы это как-то остановить.
– По данным Счетной палаты, полигоны твердых бытовых отходов и свалки – как санкционированные, так и стихийные – занимают в России четыре миллиона гектаров и ежегодно прирастают землями, сопоставимыми по размеру с Москвой и Санкт-Петербургом.
А.П.: Или вместе взятыми. Еще надо понимать, что это не только площадь, но есть еще и высота. И это еще не все подсчитано. Я была на одной из встреч с общественниками в министерстве экологии Подмосковья, где говорили, что нашли какую-то несанкционированную свалку, присыпанную землей: у нас там суперстройка, чуть ли не аэропорт, а мы сверлить не можем, все взрывается, не знаем, что делать.
– Из того мусора, который вывозится из городов и других населенных пунктов, получается, что около 4% поступает на переработку, 2% сжигается, а 94% гниет как раз на этих свалках. Когда я был школьником и носил пионерский галстук, у нас проводились сборы макулатуры, металлолома, были соревнования. По официальным данным, во времена СССР перерабатывалось до 50% бумажных и картонных отходова, а сейчас – только 7%. Как думаете, может стоит вернуть советскую систему?
А.П.: Да. Я могу сказать, что очень правильно делали не только по стеклу, металлу и бумаге, но и делали компостирование, то есть занимались органикой. Это у нас сейчас вообще не делается. А надо помнить, что органика – это от 47% до 70% объема ТБО (твердые бытовые отходы). То есть половина свалки минимум – это органика. Именно она пахнет (органика – это пищевые и растительные отходы). Именно она дает этот газ, взрывы. И при этом она загрязняет вторичное сырье. То есть бумага, пропитанная органикой, не подлежит переработке, пластик тоже.
– И тут мы выходим на опыт Германии, где большинство хозяек дома держат по пять контейнеров для мусора и сортируют его.
А.П.: Вы знаете, в некоторых районах Германии по 19 контейнеров. Но сейчас они ушли от этого. Почему? Все устали. Сейчас современные технологии – это такие сканеры, которые сами сортируют. Но нужно отдельно положить опасные отходы, то есть градусники, батарейки, потом нужно выделить органику, которая все пачкает, и отдельно собрать все сухое вторсырье. А этот промышленный сканер не только металл и стекло, а он все по цвету, составу сам рассортирует. Сейчас переходят к сортировочным линиям полностью автоматизированным. Но нам нужно выстроить вот эту линейку.
– А у нас в России когда-нибудь такое будет?
А.П.: Вы знаете, если мы будем очень сильно просить, то, конечно, будет. Сейчас министерство экологии Подмосковья с учетом немецкого опыта вводит один бак под сухое вторсырье, второй – для всего остального. Но нам нужна еще и органика.
– Все упирается в то, что нужно за это бороться.
Подписывайтесь и читайте нас в Telegram.
Подробнее в сюжете: Гости эфира
