В рамках программы «Евразия.Дословно» корреспондент «МИР 24» Марина Ермаченкова побеседовала с писателем Юрием Поляковым.
Готовясь к интервью, я тщательно изучила официальные источники. Там ваш день рождения везде значится 12 ноября. Но я читала ваше интервью, и вы в нем говорите, что на самом деле вы родились 13 ноября. Это вообще как?
Поляков: Я родился ранним утром 13 ноября 1954 года. Но моя мама, молодой коммунист, была очень суеверной. Она дала три рубля и попросила, чтобы меня записали поздним вечером 12-го. Поэтому по всем документам – 12-го, а на самом деле 13-го.
А когда вы отмечаете – 12-го или 13-го?
Поляков: Отмечаю я два раза – и 12-го, и 13-го. В этом году будем делать так же.
А как вы отмечаете свой день рождения? В кругу близких людей, или это широкий общественный праздник для всех?
Поляков: По-разному. 60-летие мы, конечно, отмечали грандиозно, в «Атриуме», в Музее Пушкина. Иногда в узком семейном кругу. Если есть какие-то привязки к моей работе, то отмечаем, например, на фестивале «Смотрины».
Какой подарок на день рождения вам запомнился больше всего?
Поляков: Было очень много подарков, и, честно говоря, мне трудно что-то выделить, но я помню, что был очень приятный подарок, когда приехал мой китайский переводчик и вручил мне на дне рождения мою первую книгу на китайском языке. Это был роман «Замыслил я побег». И потом мне позвонил через несколько лет переводчик и говорит: у меня сегодня очень важный день. Я спрашиваю: что такое? Он говорит, что принято решение Центрального комитета КПК напечатать специальный тираж этого романа, для того чтобы распространить среди китайских чиновников, которые работают с Россией. Я говорю: зачем. Оказывается, они пришли к выводу, что информации о России, о русских людях, об их менталитете, об их истории новейшей в романе настолько много, что он может быть использован как учебник по страноведению.
Вы видите какой-то свой нравственный долг в этом, какую-то миссию в своей работе?
Поляков: Конечно, писательство – это миссия, писатель должен отвечать за свои слова. Я вот не понимаю некоторых своих собратьев, которые говорят: а, подумаешь, ну написал я и все. Нет-нет, это очень ответственно, потому что у нас часто любили повторять в советское время, что хорошая книга делает человека лучше. А ведь плохая книга делает человека хуже. И это всегда надо помнить, и я это помню.
Тот же самый Эрнест Хэмингуэй, когда писал, делал это стоя – так ему было удобно, так приходило вдохновение. Вы как пишете? Садитесь за стол, что-то изобретаете, куда-то едете?
Поляков: Я пишу, сидя за столом. Иногда, если не слишком хорошо себя чувствую или какие-то проблемы со спиной, лежа с компьютером. Но обязательно под классическую музыку.
Что это?
Поляков: Знаете, очень хорошо писать под Шопена, под барочную музыку, под Чайковского. Под Малера с Бетховеном писать нельзя. Передайте всем, кто нас смотрит, что под Малера писать нельзя.
Какая ваша любимая собственная книга?
Поляков: Я думаю, что все-таки на сегодняшний день это «Козленок в молоке», который выдержал более 30 переизданий, экранизирован, по нему идут спектакли. Кстати, интересная деталь: когда я оформлял пропуск к вам на студию, девушка, которая выписывает пропуска, сказала, что была на «Колесе фортуны» – это название инсценировки «Козленка в молоке», и ей очень понравилось.
Когда вы доверяете экранизировать, поставить свои произведения, насколько к этому трепетно относитесь? Известно, что многие писатели, когда смотрят фильмы по своим произведениям, говорят потом, что смысл искажен. Вы как к этому подходите? Контролируете?
Поляков: У меня экранизировано, по-моему, 13 произведений. Причем одна моя повесть «Небо падших» дважды экранизирована – вообще случай редкий для здравствующего писателя. Поначалу я как-то пытался в это дело вмешиваться, тоже у меня была мысль запретить показ «Сто дней до приказа» – была такая лента, снятая еще в 1989 году. Потому что это была отсебятина, я к ней никакого отношения не имел. Но потом я подумал: ну а что теперь ее изменит? Я понял, что эти вмешательства бесполезны. Потому что в кино главное – режиссер.
А что с театральными постановками? Здесь насколько вы доверяете?
Поляков: Дело в том, что как в кино главный режиссер, так и театральный режиссер главный в театре. И если театр берет мою пьесу, ее ставит, то я, как правило, доверяю этим людям. Как правило, это хорошие, добротные постановки. Но у них есть своя особенность, которая отличает их, кстати, от новой драмы: они попадают в репертуар театра и держатся там годами. Вот, скажем, «Хомо эректус» в Театре сатиры играют уже 15 лет. Будет 383-е представление. Я думаю, мало кто из современных авторов может похвастаться тем, что так долго держится в афише.
А чем вы объясняете такую популярность?
Поляков: Во-первых, это комедия, сюжетная комедия, комедия с характерами, и она о том, что нас всех волнует, – о любви, о верности, о предательстве, о том, что нельзя думать одно, а делать совсем другое – это к тебе вернется, и будет очень неприятно. Поэтому я же ничего не придумал. Я учился у таких драматургов, как Гоголь, Островский, Чехов, Булгаков, Розов. А такие писатели плохому не научат.
Вы, когда пишете, пишете о себе? Или это истории, которые случаются с другими людьми? Или, может быть, это выдуманные истории?
Поляков: Понимаете, есть писатели, которые, как правило, описывают то, что с ними случилось. Например, Владимир Солоухин – один из лучших русских писателей второй половины XX века. Или Довлатов. Это такие очерки из жизни. Со мной случилась эта история, я пришел домой и записал ее. Если взять Чехова, то его сюжеты всегда вымышлены, хотя, конечно, основаны на каких-то жизненных ситуациях. Но вот по методу, не по масштабу – я подчеркиваю, масштаб определяют потомки – я ближе к Чехову. Мои сюжеты – это придуманные истории, и я даже термин придумал, он называется «выдуманная правда». И, как ни странно, выдуманная правда на читателей, зрителей действует гораздо сильнее. Потому что в ней есть какой-то синтез, обобщение, какое-то сгущение жизненного материала. Я предлагаю читателю и зрителю выдуманную правду, и они от нее не отказываются.
Второй фестиваль «Смотрины» – там 12 ваших спектаклей. Чем на этот раз удивляли? Есть ли какая-то общая канва у этих постановок или они очень разнообразны?
Поляков: 13 спектаклей. Задача была пригласить театры из разных концов России и показать, какой высокий у нас уровень театрального мастерства именно не в столице. Спасибо, конечно, Министерству культуры, которое поддержало, выделило грант на это дело. Но, к сожалению, жизнь дорожает, все дорожает. И если на первом фестивале был Ереванский русский театр под руководством Александра Самсоновича Григоряна, к сожалению, покойного (он был подвижником русского театра, полвека руководил своим театром), был театр из Венгрии, то сейчас мы не смогли пригласить ни Бакинский русский театр имени Вургуна, «Халам-бунду» они поставили. В результате «Халам-бунду» привез иркутский театр имени Охлопкова, тоже блестящая постановка. Очень хотели пригласить из Белграда, из Сербии, театр «Мадлениум», они поставили «Чемоданчик» – это политическая сатира о России, но увиденная глазами сербов, очень интересный спектакль, пользуется большим успехом в Сербии. Но, к сожалению, это тоже оказалось для бюджета фестиваля невозможным. Просто дорого. Зато Самарский художественный театр под руководством Павла Карташева привез «Чемоданчик», причем полную версию. Из Пензы был театр, из Борисоглебска, из Рыбинска.
Давайте поговорим о новой книге. Наверное, даже сама тема вызывает определенный интерес ваших читателей. Как вы думаете, это может как-то повлиять на популярность?
Поляков: Название моего нового романа «Веселая жизнь, или Секс в СССР», конечно, немножко хулиганское. Потому что на самом деле в этом романе не о сексе речь, речь там совершенно о другом. Я попытался как бы восстановить, продолжить работу Марселя Пруста и восстановить утраченное время – позднюю советскую эпоху, осень 1984 года. Это был конец андроповского правления, о перестройке еще никто и подумать не мог. Этот роман во многом автобиографический, в основу его лег действительно реальный случай, когда пытались исключить из партии писателя Владимира Солоухина. На самом деле это книга о нашем поколении, о тогдашней творческой интеллигенции, о быте тогдашнем, о тогдашних семейных отношениях. Когда-то прозвучала знаменитая фраза о том, что в СССР нет секса, которая вызвала хохот на этом мосте российско-американском, это ведь было начало фразы. А конец фразы, которую сказала наша простая русская женщина – не знаю, ткачиха она была или повариха – был: у нас в СССР нет секса, у нас в СССР – любовь! Концовка потонула в хохоте, осталась только первая часть фразы. И как раз я своим вторым названием имел в виду вторую половину фразы. Только дочитав роман до конца, благодарный читатель скажет: да, действительно, это так. Для этого надо прочитать, он, кстати, уже полгода лидер продаж.
Кто ваш читатель? Те, кто жил в Советском Союзе, которые помнят, был ли там секс или нет, или это молодежь?
Поляков: Конечно, во многом это мое поколение. Оно как начало меня читать с «Парижской любви Кости Гуманкова», со «Ста дней до приказа», «Апофигей», так и читает. Бывает, что подписываешь в магазине книжки, и тебе приносят какой-нибудь замызганный «Апофигей» какого-нибудь 1989 года. Но надо сказать, что и молодежь тоже читает, и средний возраст. Потому что им интересно, что это была за эпоха. Советская эпоха оболгана во многом в 90-е годы. Приходит на встречу молодежь и говорит, что им это очень интересно. «Вы пишете правду, вы не придумываете небылицы про советское время», – говорят молодые люди. Одно время переиздали «ЧП районного масштаба» – это моя критическая повесть о Комсомоле, и сразу ее разобрали. И паренек подошел подписывать. Я у него спрашиваю: да вам, наверное, не интересно, это о Комсомоле, это ж когда было. А он говорит, что специально пришел за этой книгой, чтобы понять, что за Комсомол был, может, он и сейчас нужен. Я говорю: он необходим.
Советский Союз называли самой читающей страной. Россия это звание постепенно теряет. Есть ли у вас рецепт, как популяризировать чтение?
Поляков: У меня есть рецепт. Дайте мне телевизионный канал центральный на год, и через год я увеличу вам количество читающих в два раза. Надо возвращать моду на чтение. В советское время было модно читать – не читать было неприлично. Не знать новые романы Катаева, Трифонова, Распутина было неприлично. Когда окажется, что ты не читал Распутина, никакая девушка с тобой потом не пойдет после вечеринки.
А сейчас что вы читаете? Какая книга лежит на вашей тумбочке прикроватной?
Поляков: На тумбочке сейчас у меня лежит книга по истории русского раскола Пыжикова. Еще я перечитываю поэзию, решил перечитать такого замечательного поэта есенинского круга, как Николая Клюева. Читаю сейчас новый роман Владислава Артемова исторический. То есть я одновременно читаю пять-шесть-семь книг, нас так воспитали.
Вы к писательству относитесь как к работе, или это позыв души?
Поляков: Если я несколько дней по какой-либо причине, иногда уважительной, не пишу, то начинаю чувствовать недомогание, как будто я какой-то вирус поймал, мне плохо, меня ломает. То есть необходимость за 40 с лишним лет активного литературного труда уже стала необходимостью, своего рода зависимостью. Но это хорошая зависимость, дай бог всем такую зависимость от творческого труда.
Читайте также:
Подробнее в сюжете: Евразия. Дословно
