«Любовь к пушистости»: почему мы носим мех и чем искусственный опаснее натурального?

На днях весь мир потрясла новость из Дании: там в короткий срок истребили 2,4 миллиона норок. Это произошло после того, как выяснилось, что на многих зверофермах норки заразились коронавирусом – оказалось, что животные могут передавать инфекцию не только друг другу, но и человеку. Однако вскоре власти страны назвали истребление норок ошибкой. Правительство Дании признало, что не имело законодательных прав требовать убивать норок за пределами ферм, на которых были выявлены зараженные COVID-19 особи. После разразившегося скандала министр сельского хозяйства страны подал в отставку.

Массовое истребление норок сильно ударило по заводчикам, ведь разведение норок с целью изготовления меховых изделий – весьма развитая и значимая отрасль в Дании. Хотя гуманно ли говорить об этом, когда речь идет о жизнях ни в чем неповинных существ? Кто-то, впрочем, может сказать, что убитые норки еще легко отделались: хозяева некоторых звероферм не отличаются особой тактичностью в обращении с животными.

Как бы то ни было, спрос на мех продолжает оставаться высоким, невзирая на усилившиеся в последние годы экотренды, популяризацию искусственного меха и кожи и т.д. Почему же людей так привлекает одежда, сделанная из натурального меха: что это – признак статусности или осевший в нашем сознании еще с первобытных времен инстинкт завернуться в шкуру убитого зверя, чтобы согреться? «МИР 24» решил разобраться в этом вопросе.

Тех, кто любит носить мех, стоит разделить на две категории, считает эколог, генеральный директор Центра системных исследований, член общественного совета Минприроды Елена Есина.

«Первые – это золотая молодежь, которая даже летом надевает шубы из натурального меха. Это как раз относится к категории снобизма, статусности, стремления показать свое богатство. А у второй части населения это [стремление носить мех] уходит корнями в глубокое историческое прошлое, потому что основной одеждой и на Руси, и в Российской империи практически для всех слоев населения был натуральный мех. Это было связано с климатическими особенностями и уже на генетическом уровнем передается из поколения в поколение», – говорит она.

Многие могут задуматься: почему в той же Европе все больше людей отказывается от натурального меха в пользу искусственных материалов, а русские женщины (и не только) до сих пор отчаянно мечтают о шикарной шубе? Есина объясняет это не только климатическими причинами и укоренившимся культурным укладом, но и экономическими причинами.

«Что касается Европы, то климатические зоны у нас все-таки разные: в основном, Центральная Европа – это более мягкий, более теплый климат, и такой необходимости носить одежду из меха у них просто нет», – говорит Елена. По ее словам, так называемая «экологичность», ставшая трендом последних лет, не столько направлена на сохранение биоразнообразия и окружающей среды, сколько служит интересам крупных транснациональных корпораций.

«То есть это переходит в плоскость экономики, – объясняет эколог. – Допустим, для России мех всегда был одной из основных статей экспорта. И сейчас мы видим инцидент, произошедший с датскими норками, которых сначала обвинили в том, что они носители COVID-19, а потом признали, что это ошибка. Тем не менее отборные виды норок были уничтожены. С экономической точки зрения, выиграл тот, кто этот фейк запустил, здесь не стоял вопрос об экологичности».

К сожалению, многие недобросовестные частные фермеры, которые занимаются разведением животных, чей мех используют для пошива шуб и других элементов одежды, применяют достаточно жестокие методы, признает эколог. Однако это вовсе не значит, что отрасль нужно полностью ликвидировать – просто в ней «нужно наводить порядок», считает Есина.

А что же искусственный мех? Как оказалось, он не является такой уж хорошей альтернативой натуральному, хотя его популярность на рынке в последнее время неуклонно растет.

«Приставку «эко-» у нас любят ко всему пришивать. Но создание так называемого экомеха – это абсолютно вредное для окружающей среды производство, там действительно используются более жесткие химикаты. То есть при производстве этого меха мы привносим [в окружающую среду] гораздо большее количество различных химических соединений, выбросов, сточных вод, нежели при разведении пушных животных на фермах. Понимаете, вот есть конфетка, и все зависит от того, в какой фантик ее завернуть. Завернули ее в фантик «эко», и теперь транснациональные корпорации, которые развивают свои направления бизнеса именно за счет приставки «эко», буду гробить окружающую среду, но при этом говорить, что нельзя носить натуральный мех, нельзя использовать углеводородное топливо – только потому, что у них этого нет, а, допустим, у России есть. То есть это попытка передела рынка», – говорит Елена.

Разобравшись с культурными и экономическими аспектами темы, мы решили обратиться к антропологам: может быть, желание носить мех – все-таки у нас в крови? Этот вопрос мы задали научному редактору портала Антропогенез.ру, доценту кафедры антропологии биологического факультета МГУ Станиславу Дробышевскому.

«Я слабо представляю, как бы это могло быть прописано в геноме, – говорит антрополог. – Геном – это последовательность молекул, как в молекулы вы запишете любовь к меху? Однако у нас есть тактильные ощущения, и маленький ребенок, по задумке [эволюции], цепляется за шерсть матери. И вот эти рефлексы хватания за шерсть у нас точно есть. У любого маленького ребенка хватательный рефлекс срабатывает на ура – все родители ходят с выдранными волосами и бородами. И вот это стремление пощупать что-нибудь пушистое, любовь к пушистости в нас есть. Это единственное, куда, наверное, при желании можно подтянуть любовь к меху. Хотя объяснение получается полуфрейдистское».

Дробышевский согласился, что любовь к меху сродни любви к дорогим украшениям: это, скорее, культурное явление, природа которого кроется в нашем желании покрасоваться перед другими, повысить свой престиж. И судить мы здесь никого не в праве, разве что можем дать совет – самоутверждаться можно не только за счет внешнего лоска.