Евгений Гришковец: Присутствие отрицательного героя все упрощает. ЭКСКЛЮЗИВ

Писатель и драматург Евгений Гришковец готовится представить новый спектакль «Между делом» в Драматическом театре им. Пушкина, передает телеканал «МИР 24». Как автор стал главным героем собственного произведения? И почему в постановке нет отрицательных персонажей? На эти и другие вопросы Гришковец ответил в программе «Культ личности».

- Известно, что это документальная история, и у всех героев есть реальные прототипы. По сюжету известный писатель помогает молодой художнице. Напрашиветяс вопрос: известный писатель в этой пьесе – это вы?

Евгений Гришковец: Да, именно так. Этот герой так же чувствителен, как я, но гораздо более несдержан в своих поступках, решениях, высказываниях. И это создает то напряжение, которое необходимо двухчасовому спектаклю. Я хотел бы уточнить, что он не помогает юной художнице, он пытается помочь, это разные вещи. То есть попытки не удались. На сегодняшний день я продолжаю заниматься судьбой этой юной поэтессы и, сожалению, не могу назвать ее имени, где она находится, в какой колонии. Она осуждена и находится в колонии уже полтора года. Я продолжаю держать с ней связь, всячески поддерживать и помогать, создавать какие-то условия для того, чтобы она там могла работать, читать что-то. Играть иногда на инструменте ей позволяют – два раза в неделю по три часа играть на музыкальном инструменте и петь. Вот это максимум, что мне удается сделать. Во всяком случае, я точно поддерживаю этого человека. И подключил к этому какое-то количество людей, довольно большое.

- Вы думаете, спектакль может ей помочь в ее нынешней судьбе?

Евгений Гришковец: Наверное, только морально. Она знает, что этот спектакль готовится. Я пересылал ей пьесу, она читала, и была, как юный человек, весьма сильно возмущена. Она не так себя видит, разумеется. В жизни она поэтесса и певица, но это никаким образом не возможно было художественно решить сценическим образом. Поэтому я придумал, что она художница. Именно по той причине, что если бы она была в спектакле поэтессой, тогда нужно было бы читать эти стихи. Многие люди нечувствительны к стихам совершенно, и даже если бы это были стихи Бродского, и мы бы стали их читать, кому-то они не понравились бы, и их бы не услышали. А она у меня художница, которая рисует граффити, и у моего героя, писателя есть только снимки, сделанные на телефон где-то далеко в Сибири. И только это он может показать тем, с кем пытается говорить о ее судьбе. А значит, зрители не увидят этих картин, у них останется только возможность их представить.

- Если это документальная история, насколько откровенно вы делитесь всеми подробностями в этой пьесе?

Евгений Гришковец: Целиком и полностью. Все то унижение и непонимание, подозрение, неверие, которое получил я, будет полностью воспроизведено на сцене. Здесь же есть еще персонажи – генерал МВД, прокуратура. Я с гораздо большим количеством людей разговаривал из этих сфер. У меня здесь только два генерала, это собирательные образы. Да, и в пьесе нет ни одного плохого человека. У меня все генералы со своей правдой. Это люди, которые говорят о своей правде. У всех есть правда, например, своя правда есть у жены писателя, который занимается судьбой юной художницы, куда-то ездит, не живет жизнью семьи и так далее. И, разумеется, в этом звучит моя жена, и во многом я привожу ее слова, ее отношение к происходящему.

- А почему у вас вообще нет отрицательных персонажей?

Евгений Гришковец: Во-первых, потому, что если вводить отрицательного героя, то все упрощается сразу. Во-вторых, я всегда пишу одну большую пьесу про хороших людей, которые друг с другом плохо живут. Которые друг друга не слышат.

- Ваши спектакли идут во многих театрах. И в МХТ имени Чехова, и в Школе современной пьесы, и в Театральном центре на Страстном. Почему эту конкретную историю вы решили воплотить именно в Театре имени Пушкина?

Евгений Гришковец: Я очень хотел это делать в МХТ имени Чехова, потому что с ним меня связывает очень давняя дружба и любовь. И я хотел, чтобы в этом спектакле играл мой вечный актер Игорь Яковлевич Золотовицкий. Но, почитав пьесу, он понял, что не может этого сыграть. Он мучительно приходил к этому решению, и сказал, что не может этого сделать. И это он сказал, что, наверное, лучшей труппой для этого спектакля был бы Театр Пушкина. Я пришел к Евгению Писареву очень заранее и предложил ему синопсис этой пьесы. И он сразу ей заинтересовался. Я написал ее стремительно, за девять дней, и прислал ему первому. Он сразу же живейшим образом отреагировал и сказал, что он хочет, чтобы эта пьеса была на сцене. Моим предложением, почти условием было, чтобы главную роль в одном из составов играл Алексей Агранович. Это не самый театральный человек, скорее, это человек кино и режиссер церемоний и фестивалей. И мой давний друг. Он согласился, ему было это интересно. Я писал эту пьесу, стараясь писать его роль не свойственным мне синтаксисом, а свойственными ему высказываниями, синтаксисом, построением фраз. Я ориентировался на него. Спектакль мы репетируем в двух составах. Я всегда это делал. Считаю, что это очень полезно. И для театра это полезно – спектакль защищен. И в репетиционном процессе это очень важно.

- Известно, что эта пьеса, по которой почти поставлен спектакль, написана вами до пандемии. Насколько творчески богато и насколько полезно для вас прошло это время пандемии и самоизоляции?

Евгений Гришковец: Нет, ничего хорошего творческого в пандемии не было. Я написал пьесу, которая поставлена в «Современнике», «Собрание сочинений», в январе, а эту написал ровно год назад, в феврале. Потому что я думал, что буду ставить спектакль в «Современнике», но Рыжаков, почитав мою пьесу, решил ее ставить сам. Оказалось, что я остался без дел, и быстренько написал эту пьесу. И после этого, когда наступила пандемия – а написать за год больше чем две пьесы, это больше, чем моя норма, – мне нечего было писать, у меня не было замысла. Замысел высосать из пальца я не умею, писать что-то необязательное не могу. Я написал совсем небольшую книжку «Узелки» в июне, и дальше совсем уже изнемог от отчаянья. Я могу сказать, что более страшного времени, чем июль и август 2020 года, я не переживал в своей жизни никогда. Это было время, когда я сам себе объяснял, что это неправильно, несправедливо так думать, но я ощущал страшное обесценивание того, чем я занимаюсь, свой профессии, своего образа жизни, в конце концов. Я был убежден, что я не могу жить без этой профессии совершенно, но она так же жизненно необходима какому-то количеству людей. Вот я живу уже полгода, и я не умер, и никто от этого не сдох. Я понимал, что это, конечно, усталость от безделья, от бездействия, скорее. Но мне было очень тяжело. Я испытывал практически страх за семью, понимая, а как мне ее прокормить, и так далее. И я точно знаю, что из пандемии я не вышел прежним. Все об этом говорят, это расхожая фраза. Но я точно знаю, что я никогда больше уже не смогу так гордо, даже несколько высокомерно относиться к представителям других профессий. Я настолько был убежден в святости того, чем занимался, свято был уверен, что это было необходимо, – а убедился в другом. И сейчас, когда я выходил к зрителям в конце года, когда были редкие спектакли в тех городах, где можно было играть, я говорил, что я убедился в том, что вы мне нужнее, чем я вам. Это было искреннее признание.

- Спасибо вам большое.