В российских вузах – пора вступительных экзаменов. Как проходит приемная кампания в Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова? Какие направления пользуются особенной популярностью среди абитуриентов? Какое будущее ждет традиционную реалистическую живопись? На эти и другие вопросы в эксклюзивном интервью программе «Культ личности» ответил ректор Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова народный художник России Иван Глазунов.
- Мы беседуем в библиотеке Академии в один из самых напряженных периодов в жизни каждого учебного заведения, а уж творческого, наверное, особенно. Это приемная кампания. Как она проходит, насколько вы все чувствуете, или вы как-то чуть-чуть дистанцируютесь от этих процессов?
Иван Глазунов: Я не могу, если даже захочу, дистанцироваться, потому что надо активно участвовать. Это жизненно важный процесс – кто приходит, кто каждый год наполняет новыми студенческими радостями наш вуз и кто хочет учиться. Конкурс растет, и я очень рад, что более-менее с профессиональным навыком, полученным в училищах, абитуриенты к нам приехали, прошли собеседования, просмотры. Можно сказать, что уже все зачислены.
- В свое время Слуцкий написал: «Что-то физики в почете. Что-то лирики в загоне». Можно ли сказать, что год от года меняется что-то, что можно назвать и конъюнктурой тоже? Скульпторы, например, идут, а живописцев меньше, или наоборот, живописцы пошли, а скульпторы чуть-чуть уступают. Кого больше в этом году?
Иван Глазунов: Нет, сейчас на скульптуре тоже конкурс приличный. Он тоже год от года варьируется, но сейчас проблема во всех художественных вузах, что очень много девочек и мало мальчиков.
- У нас на режиссеров в ГИТИСе в последние годы приходят одни девочки.
Иван Глазунов: Да. Как говорят, женщины-дирижеры, женщины-скульпторы – это в наше время стало реальностью. Хотя когда-то в этих стенах дочка Льва Николаевича Толстого училась вольнослушательницей в училище ваяния и зодчества. И Лев Николаевич приезжал сюда проверять успехи дочери и встречаться со студентами. Когда-то она была единственным украшением курса из прекрасного пола. Очень редко учились, студенток вообще не было в старой академии. Сейчас все меняется, но я считаю, что это такое время, но совсем превращаться в женский вуз тоже невозможно. Потому что какой-то баланс должен быть.
- Вы стали руководителем здесь после своего отца, который, собственно, и возродил академию, Илья Сергеевич Глазунов. Есть ли какие-то традиции, которые были заложены им, и которым вы следуете неукоснительно. Что здесь осталось неизменным, и та традиция, которая здесь появилась при вашем отце?
Иван Глазунов: Он за день перед смертью мне сказал, лежа уже практически, осталось мало часов ему быть здесь, он мне сказал: «Борись за академию». Это было общее напутствие. Мы раньше с ним говорили об этом. Я не собирался с академией не работать, я здесь тоже уже 30 почти. Сохранить все, что было при нем, а при нем была эта библиотека, традиции основных позиций русской школы, ее сохранение, бережное отношение к традициям Императорской академии и работа со студентами в этом ключе исключительно. Это наше главное направление, которое он дал. Но, конечно, надо уметь и что-то развивать. Время меняется, меняется ситуация в мире, в стране, меняются люди, чиновники, абитуриенты, и надо не плыть по житейским волнам, а стоять твердо, развиваться. Сейчас время широкой выставочной деятельности в стране. У нас были выставки постоянно в Европе. Сейчас время выставляться в России. Недавно в Ростове Великом открылась выставка, у нас масса планов на конец лета и уже на осень. Эта деятельность при нем была не так широка в силу других причин. Жесткая академическая дисциплина, неуклонное следование традиции академии – это наша позиция. Думаю, что он с неба смотрит и радуется тому, что дело продолжается. Те, кто при нем работали, работают и несут этот крест дальше.
- Кстати, эти дискуссии не сегодня начались, и, наверное, они будут всегда – останется картина, не останется картина. Когда вы учите каким-то академическим основам, насколько студенты это воспринимают как нечто естественное? Каким видится вам будущее традиционной реалистической живописи?
Иван Глазунов: Я искусство никогда не делил на современное, реалистическое, нералистическое. Есть вещи в искусстве. Есть вещи которые живут внутри этого прекрасного, богом данного мира. Что касается реализма, его всегда пытаются к чему-то пристегнуть. То к соцреализму, то к какому-то там еще гипер. Мы этим не занимаемся. Мы даем человеку школу. Школа – это крылья, и к нам идут люди, которые хотят ее получить, они понимают, в какой вуз они идут. Мы должны, как раньше, при академике Чистякове, говорили, поставить руку, поставить глаз, научить компоновать, каким-то формальным вещам. И талантливый человек, получив это все, самореализуется в высокой форме искусства. Поэтому мы принимаем студента как в семью. Пытаемся вытащить из него то, к чему у него есть склонность. Естественно, все придуманные направления ХХ века, тиражируемые и повторяющиеся снова и снова, они за этими стенами. Мы хотим, чтобы человек был всесторонне развит, образован, чтоб он познал заветы русской школы, европейской школы. И с этим дальше нес бы в жизнь, нам, зрителям картины, портреты, пейзажи. А может быть, будет еще какой-то жанр – получив такое образование, можно многое.
- Известно, что раньше за съемки в фильмах студентов могли даже отчислить из ВГИКа, например, или из ГИТИСа. Насколько вы спокойно смотрите на то, что кто-то из студентов вдруг захочет сделать свою выставку, а не только участвовать в групповом выставочном выступлении?
Иван Глазунов: Нет, они выставляются, конечно. Они занимаются собой, им никто не воспрещает. Но, естественно, когда человек учится, у нас курс шесть лет, то, я думаю, что и времени особого нет заниматься выставочной деятельностью. И нет еще того количества выставочных работ. Есть работы учебные, которые кто-то выставляет, кто-то – нет. Обычно такой шаг в творчество все-таки после диплома уже. Если человек носится по художественным салонам – естественно, всем надо на что-то жить, Москва полна искушений, и хочется зарабатывать, – когда человек перегибает с этим заработком, это сразу видно, начинаются прогулы, плохие постановки, и добром это никогда не кончается.
- Совсем скоро на том доме, где жил Илья Сергеевич Глазунов, это угол Кисловских и Калашного переулков, будет установлена мемориальная доска. Удивительно, что до сих пор этого не произошло. Почему так долго тянулась эта история и рады ли вы этому событию?
Иван Глазунов: Я должен учитывать, что в Москве есть процедура определенная – на следующий день никто не ставит ни досок, ни памятников. Я рассматриваю эту ситуацию комплексно. Доска, конечно, нужна на доме, и она мимо меня никак не может пройти. Но в этом районе нужен еще памятник, над эскизом которого я работаю. Естественно, скульптор будет его делать или даже не один. Увековечение должно быть и на доме, и в этом месте, где он тысячи раз проходил. С домом Моссельпрома связывали знаменитую мастерскую. Известные работы, посвященные Достоевскому, весь этот цикл, «Иван Грозный», «Русская красавица», «Царевич Дмитрий», «Мистерия ХХ века» – все было создано там. Поэтому в близости к этому дому надо, естественно, водружать еще и памятник. Кстати, занимаемся сейчас еще установкой мемориальной доски на блокадном доме в Петербурге. Что тоже очень важно, потому что дом остался. Квартиры блокадной уже, к сожалению, нет, она перепланирована, но стена осталась. В Петербурге тоже довольно сложная процедура установки мемориальных досок. Там иногда называют такие цифры, что я боюсь, что не увижу уже установки. Но всегда можно сделать исключение, я думаю. Тем более, папа всегда относился к Петербургу как к своей истинной родине. И там надо тоже, чтобы сейчас, скоро это произошло.
Подробнее в сюжете: Культура и искусство
