Светлана Крючкова: Мне хочется заразить зрителя любовью к поэту

Народная артистка России Светлана Крючкова в интервью Григорию Заславскому, ведущему программы «Культ личности» на телеканале «МИР 24» рассказала, как публика воспринимает поэтические вечера, какие роли актриса любит больше всего и как прошла недавняя театральная премьера в БДТ.

- Вы провели целый вечер, посвященный 85-летию со дня рождения Геннадия Шпаликова «Я жил как жил». Как эта программа складывалась? Как вы выбрали Шпаликова, как выбирали стихотворения для этой программы?

Светлана Крючкова: Я сейчас отвечала на вопросы журналистов, они мне задали такой вопрос: когда в первый раз вам в сердце запал Шпаликов?

- До «Я шагаю по Москве?»

Светлана Крючкова: До, наверное. Я не помню год выхода «Я шагаю по Москве». Но выход фильма «Коллеги», 1962 год, мне было 12 лет – как запели «На меня надвигается по реке битый лед, на реке навигация, на реке пароход». А главное – слова были для меня, 12-летней, почти возраста Джульетты: «Мы по палубе бегали, целовались с тобой». Я запомнила эту песню. Это стихи Шпаликова. Потом – «Я шагаю по Москве», конечно. Так ведь всю жизнь открывается что-то новое. Ракурс-то другой: ты становишься старше.

С 1976 года я очень люблю песню «Спой ты мне про войну» из кинофильма «Рабочий поселок». Уже мало кто помнит, что был такой замечательный режиссер Владимир Яковлевич Венгеров, он снимал «Балтийское небо», «Рабочий поселок». Там грандиозная работа Олега Борисова и Людмилы Гурченко. Там звучит песня на музыку Шварца и стихи Шпаликова «Спой ты мне про войну». Ее почти никто не поет. Мне Исаак Иосифович позвонил, когда мы ее записали с «Терем-квартетом», и сказал: «Светочка, я вам так благодарен, что вы не даете этой песне заснуть и пропасть». Я ее стараюсь в каждой программе петь.

- Шварц Венгерова очень высоко ценил. Шварц – мой двоюродный дядя – всегда говорил: Венгеров – это лучший режиссер.

Светлана Крючкова: Что вы! Это правда. Он замечательный. Недооцененный. В моей новой книге «Домашний альбом Светланы Крючковой» есть записанные в мой домашний альбом пожелания гостей нашего дома, в том числе Владимира Яковлевича Венгерова и Исаака Иосифовича Шварца. Исаак Иосифович мне пишет: «Приезжайте ко мне, я напишу для вас песню». А я постеснялась. Я подумала: ну кто я такая? Он гений, а я... Ну что я, поеду к нему? Постеснялась. И так жалею об этом. Потому что он ушел, и осталась эта надпись, моя память. Он действительно был гений музыкальный, он писал во всех жанрах, а уж какие песни у него! Бессмертные!

- Давайте про Геннадия Шпаликова. Когда вы готовите программу, вам кто-то что-то советует? Когда она готова, вы ее на ком-то проверяете или вам достаточно своего внутреннего ощущения?

Светлана Крючкова: Я вообще отчитываюсь только перед небесной канцелярией. Во-первых, мне никто не помогает по одной простой причине: я считаю, что в это никто не должен вмешиваться. Тогда это мой взгляд. Тогда это я рассказываю о человеке так, как я его вижу. Я работала долго, я два года делала эту программу. Я залезала в интернет, нашла книгу про Инну Гулая, какие-то куски взяла оттуда, какие-то куски – из воспоминаний его первой жены Наташи Рязанцевой и режиссера Юлия Файта.

Для меня было очень важно, как отреагируют друзья, которым он посвящал стихи или писал письма. Это меня волновало. Не столько зритель, сколько именно друзья Шпаликова. Из них остался только Павел Константинович Финн – замечательный сценарист. Кинорежиссер Юлий Файт был на моем вечере и сказал самую главную для меня фразу: «Света, такое впечатление, что ты была нашей подругой, что ты была с нами». Значит, я правильно почувствовала.

Вообще, у меня всегда была тяга к этому поколению, мое поколение меня как-то совсем не интересовало. Может быть, потому что Юра Векслер (кинооператор, муж Светланы Крючковой в 1975-1988 гг – Прим. ред.) был старше на 10 лет. Начиная с 1935 года рождения – меня прямо тянуло к этим людям. Все, что они делали, было по мне. Все, что им нравилось: их реакции, их юмор, их взаимоотношения.

- Мне недавно ректор ВГИКа показал вступительное сочинение Шпаликова. Это рассказ, который заканчивается самоубийством героя. Конечно, это производит страшное впечатление.

Светлана Крючкова: При том, что у него было такое светлое начало – и Суворовское училище, и папа военный, и он сам как военный начинал, и вроде бы он с такой жизнеутверждающей позицией, но все-таки какой-то пророческий дар и предчувствие какого-то трагического конца подсознательно в нем жило, мне кажется. «А это – выносят, выносят, – ребята выносят меня!» А ведь ему только 22 года. Откуда это все? Это какие-то озарения, но трагические, к сожалению.

- Считается, что он часто писал о тех, кто в XIX веке назывались «лишними людьми». Может быть, лишними с точки зрения советского времени. Как вам кажется, это верно или нет?

Светлана Крючкова: Да, это верно для любого времени. Потому что личность, которая отличается от толпы, это всегда лишний человек. Конечно, хотелось, может быть, большей свободы. Ведь он жил так. Для него не существовал быт, например. Можно у друга остаться ночевать, можно у другого друга, можно в Доме творчества. То есть такого понятия, как быт, дом, семья в общепринятых смыслах, у него не было. А в какой-то определенный момент в жизни каждого человека возникает необходимость в том, что мы называем тылом. Ты пришел любой – тебя любого приняли, обогрели, накормили, ты ванну принял и чувствуешь себя как в маминых руках. Это желание почувствовать себя ребенком в материнских руках живет и в вас, и во мне – в каждом человеке. А у него этого долго не было, а потом все привыкли его воспринимать таким, какой он есть – неприкаянным. Да еще и написал замечательный сценарий – а фильм не идет, не выпустили! Написал замечательный сценарий, а его не приняли! Начинаются правки – исправьте то и это 35 раз, подождите, сейчас не время и так далее. Это очень тяжело, и надо как бы пристраиваться к жизни, понимаете? А лишние люди так называемые – в хорошем смысле слова лишние! – не хотят подстраиваться под эту жизнь. Они хотят сказать о том, что для них является главным.

- Что для вас является ощущением успеха? Когда вечер идет, вы чувствуете реакцию зала?

Светлана Крючкова: Во-первых, я предполагаю, что на мои вечера идут люди, которым интересно то, что я делаю, которые знают, что я делаю. А я занимаюсь русской поэзией 52 года. У меня больше чтецких наград, нежели актерских. Я за время пандемии получила литературную премию имени Марины Цветаевой. Это для меня самая большая награда. Я получила в Петербурге издательскую премию «Книжный червь» с формулировкой «Воплощенная поэзия». Я получила Царскосельскую премию за программу Шпаликова, которую я сделала. Причем никто никуда ни на что не подавал. Мы приехали в город Пушкин – Царское Село – и просто зрителям показали программу. Вдруг после вечера неожиданно для нас приходят люди, которые учредили Царскосельскую премию, и говорят: «А мы сегодня были на вашем вечере и считаем, что эта программа достойна Царскосельской премии». Это же много значит. Я знаю, что посторонних людей там не будет. Им неинтересно то, что я делаю. Мой сын давно меня спросил: «Мама, а почему, когда ты читаешь стихи, не стоят около театра большие, роскошные, дорогие машины?» Я говорю: «Потому что я говорю по-китайски, а они этот язык не знают». Ко мне приходят люди совершенно другие, которые не имеют таких машин. И мне важно, понимают или нет. Я это слышу даже по легкому шороху в зале или по молчанию. Для меня очень важно молчание. Еще Товстоногов говорил, что самое главное – это не аплодисменты, а, конечно, молчание. И ощущение полного слияния. Это такие невидимые нити от сердца к сердцу.

- Табаков говорил: «Для меня самое ценное – когда я слышу, как кто-то роняет номерок».

Светлана Крючкова: Правда! Потому что, например, на детских спектаклях – когда начинается стук падающих номерков, это значит, что они увлечены тем, что происходит на сцене. В зале обязательно есть люди, которые могут не понять. Я знаю, что с каждого спектакля обязательно уйдут один-два таких человека. Это не значит, что происходящее на сцене – плохо. Это значит, что люди пришли не туда. Это не их. У каждого свое – как вид спорта, так и поэзия, так и искусство. Каждый выбирает, кто идет на оперу, кто идет в цирк, кто идет кабаре смотреть, а кто – трагедию. Поэтому я даже и не думаю об успехе. Мне главное, чтобы те, кто пришел, поняли о поэте больше, чем понимали до того, как пришли. Чтобы они вдруг услышали те строчки, мимо которых прошли, не обратили внимание, не сакцентировали. Мне всегда хочется, чтобы полюбили, мне хочется заразить, инфицировать их любовью к поэту.

- Вы однажды сказали, что, когда вам предлагают роли в сериалах и в кино, вам неинтересно играть «дежурных» бабушек. А как вы отличаете «дежурную» бабушку от «недежурной»?

Светлана Крючкова: Да просто примитивный характер. Зачем мне нужен примитивный характер? Мне интересна личность. Старую и страшную внешне личность я готова сыграть хоть сейчас, я этого не боюсь. А играть примитивного, неглубокого человека – для чего? Режиссер и сценарист Александр Аркадьевич Белинский говорил: ну, попудрилась и вышла. Я ничего не получаю от этой роли, и зритель ничего от этого не получает. А деньги – можно я заработаю вот здесь, поэзией, а не там, в сериалах? И зачем портить свою репутацию? Я уже есть в энциклопедии, уже есть определенные роли, и ниже я не хочу опускаться. Я готова работать, я счастлива выходить на публику, я буду зарабатывать вот так!

- Сколько раз в месяц вы выходите на сцену с такими программами?

Светлана Крючкова: По-разному. Но раз в месяц обязательно.

- А в БДТ?

Светлана Крючкова: В БДТ у меня премьера. Это «Привидения» Генрика Ибсена. Жанр пьесы и жанр спектакля определен – это трагедия. Это для людей, это про людей и между людьми. Я вышла на сцену и больше не ухожу. Количество действующих лиц очень маленькое – пять. Две небольшие роли. Самые главные – она, фру Алвинг, ее сын Освальд и пастор. Это как раз вызывало у меня очень серьезное волнение, когда был предпремьерный показ. Там же нет никаких фокусов, собственно говоря, там все идет просто – мы говорим, говорим. Но это все имеет определенный окрас и эмоциональный, и смысловой. И я думала: интересно, как зритель будет слушать? Не двигаются! Тишина! Люди соскучились по человеческой жизни.

Мне написала одна театралка – ей еще нет 90, она еще вполне роскошная женщина, она знает, что такое Товстоноговский театр: «Ваш спектакль заставил меня вернуться в старый добрый Товстоноговский театр». А один критик написал, что это настоящая русская психологическая школа. Это правда. Мы говорим «психологическая», если это настоящее. Я вспоминаю режиссера Анатолия Васильева, который приехал на разговор с нашими молодыми артистами в БДТ (его Андрей Могучий пригласил) и сказал: «Ничего интереснее живого человека и того, что происходит между людьми и с самим человеком, не может быть на сцене». Спектакль «Привидения» – как раз то, что невероятно интересно и невероятно редко сейчас в театре. 22 и 23 сентября мы играем уже полноценную премьеру. Уже билетов нет. У нас сложно с билетами, стулья приходится ставить в проходах, обходя пожарных!