Юрий Молодковец: Фотографам повезло, они могут прикасаться к музейным экспонатам

18:10 14/11/2023

Как судьба привела молодого художника в Эрмитаж? В чем особенности фотографирования картин? Как проходили съемки в музее при лунном свете и чем живет искусство без человека? Легко ли фотографировать эрмитажных котов и как долго их нужно гладить? Важна ли современная аппаратура для настоящего фотографа? Какие шедевры есть в личной коллекции художника и для чего он ходит на блошиный рынок? О себе и о тонкостях своей работы главный художник-фотограф Государственного Эрмитажа Юрий Молодковец рассказал в программе «Культ личности» на телеканале «МИР 24».

В этом году у вас круглая дата – 30 лет в Эрмитаже. Как вы попали сюда на работу?

- Совершенно случайно. У меня никогда не было мечты работать в музее. Был 1993-й год, бурное время, страна менялась. Я работал в Проектном институте на Васильевском острове, у меня была огромная фотолаборатория, и она потихоньку превратилась в редакцию «Митьки-Газеты». Я подружился с группой художников Митьки, мы стали издавать газету, потом книги.

На почве полиграфических процессов я пришел за консультацией в Эрмитаж. Они увидели такого веселого, остроумного, молодого, работоспособного человека и пригласили меня. У меня есть такое свойство – низкая культура отказа. Когда мне что-нибудь предлагают, я обычно соглашаюсь, и я взял и согласился.

Как проходит фотосессия шедевров?

- Каждый раз по-разному. Например, можно любую картину принести в фотостудию, поставить и сфотографировать. Если картина большого размера, то в понедельник, когда музей закрыт для посетителей, ты приходишь и фотографируешь ее на месте. Съемка картины – это гораздо более трудоемкий и опасный момент: лишний раз картину тревожить не надо, поэтому она снимается на месте. Если нас устраивает, что она остается в раме, то фотографируется в раме. Если нужно снять полностью, потому что рама скрадывает по два сантиметра с каждой стороны, то картину вынимают из рамы, но ставят там же на месте. Затем начинается трудоемкая работа по выставлению света.

Сигнализацию на это время отключают?

- Конечно. Вообще об этом нельзя говорить, служба безопасности уже показывает, что это конфиденциальная информация, мы ее не можем выносить за стены.

Служба безопасности всегда с вами?

- Конечно.

Получается, вы человек, которому можно трогать экспонаты руками?

- Можно трогать вещи из любых хранений. Поэтому, конечно, фотографы – люди, которым очень сильно в жизни повезло, они тактильно могут потрогать такие вещи.

У меня был такой эпизод. В одном из наших хранений находятся вещи нескольких тысячелетий, и это органика. Среди этих прекрасных экспонатов есть мумия вождя, которого внутри музея зовут Андрюша. Он лежал в стеклянном гробу, то есть в стеклянной витрине. Мы пришли его фотографировать, и вдруг выяснилось, что стекло бликует, и нам надо его достать. Я понял, что достать и положить на фон Андрюшу могу только я. Вот я взял Андрюшу, поднял, положил, а после съемки обратно.

Не вредит ли раритету фотосессия?

- Конечно, если на картину пыхать вспышкой каждый день по сто миллионов раз, то это ей будет точно вредно. Если фотосессия картины проходит профессионально один или три раза в жизни, это никак не повлияет на нее.

Вы снимали знаменитых эрмитажных котов?

- Было дело.

Животные не самые податливые модели, как вы их уговаривали?

- Это было непросто. Марья Борисовна Халтунен, куратор всей эрмитажной кошачьей темы, как-то подошла ко мне и сказала: «Юра, давай их снимем в парадных залах!» Я говорю: «Маша, гениально! Давай!» Я пошел в подвал, где они живут, и говорю сотруднице, которая ухаживает за котиками, что в дирекции созрело решение сфотографировать наших котов в парадных залах. Она смотрит на меня и говорит: «Да они вас порвут!» Я говорю: «Погодите, давайте не будем сразу ужасы наводить, давайте выберем добропорядочного, интеллигентного котика, и с него начнем».

Мы снимали по понедельникам, нам привезли в котовозке кошечку, служба безопасности с благодарностью встала по периметру, открыли котовозку – и кошечка убежала. Первая съемка длилась четыре часа, я почувствовал себя мучителем животных.

Паранормальные способности и просто любовь

Она убегала все время?

- Конечно. В следующий понедельник мы снимали другого котика, и я поменял сценарий. Я доставал его из котовозки, сажал на колени, 40 минут гладил его и говорил: «Ты гений, ты справишься, все будет хорошо!» Через 40 минут я его ставил в кадр, говорил: «Смотри сюда». Когда съемка заканчивалась, мы меняли ракурс, нам приносили следующего котика, и так мы сняли эту серию.

Вы единственный фотограф в мире, который снял Эрмитаж ночью.

- Может быть, я не единственный, но предполагаю, что я первый, кто это сделал. Выяснять, кто был первым, не моя задача, пусть этим занимаются искусствоведы. Я думаю, что я снял первым, потому что спустя несколько лет в Петербурге была выставка французского фотографа, который снял Лувр ночью.

Но там был свет?

- Да, когда я пришел на эту выставку, то понял, что съемка происходила ночью, но во всех залах был включен свет. Он снял пространство без людей. Конечно, это большая разница с моей работой. Я снимал при лунном свете, который входит в старые, иногда многовековые окна.

Вы вообще не использовали искусственное освещение?

- Никакого искусственного света там нет, только то, что идет извне. Это было для меня принципиально важно, потому что это такое постчеловеческое состояние, когда нет ничего: только шедевры и лунный свет. Но мы же знаем, что лунный свет – это тот же солнечный свет, только отраженный от Луны. Это было принципиально, мне хотелось сделать интимный проект: как искусство живет без нас, чем оно занимается, отдыхают ли объекты искусства или беседуют друг с другом, возникает ли диалог или споры? Для меня было важно, что здесь нет человека вообще, есть только искусство.

И служба безопасности!

- Да.

Важно ли оборудование для современного фотографа? Вы ведь иногда и смартфоном пользуетесь?

- У меня уже было несколько выставок, снятых только мобильным телефоном. Сейчас это все важно и неважно. Если у тебя замечательное оборудование и ты умеешь им пользоваться, это хорошо. Если у тебя очень дорогое, прекрасное оборудование, но ты им не умеешь пользоваться, у тебя получаются кривые, скучные и неинтересные фотографии, то тут техника не спасает. Сейчас конкуренция находится в области головы и сердца, твоего видения, твоей визуальной культуры и твоего мастерства, чтобы это все скомпоновать. Потому что фотография – это некое ограничение всего мира.

Я знаю, что вы увлекаетесь коллекционированием картин.

- У меня действительно большое собрание искусства Ленинграда и Петербурга второй половины ХХ века. Оно случилось совершенно случайно. Я люблю искусство, и это главная причина того, почему у меня его много.

Какая была первая картина в вашей коллекции?

- Это картина-манифест Васи Голубева, которая называется «Как стать счастливым». Получилось очень просто: я дружил с Васей, у меня появился гонорар, что называется, легко заработанный. Я посчитал, что раз он так легко ко мне пришел, то его можно потратить не на бытовые цели и задачи, потому что их было выше крыши, а на то, что я люблю. А я люблю искусство. Я пришел к Васе в гости и сказал: «Вася, у меня есть 20 тысяч рублей, что я могу купить у тебя на эти деньги?» Вася внимательно посмотрел на меня, просканировал. Художники видят все насквозь, поэтому они востребованы в этом мире, они все чувствуют и знают наперед, на уровне ощущений все знают про этот мир. Вася меня просканировал, увидел, что у меня есть действительно только 20 тысяч рублей, и сказал, что на эти деньги я могу купить только две картины, и я купил их. Одна из них «Как стать счастливым», вторая называется «Ночной чайник» и висит дома у моего старшего сына.

Вас нередко можно встретить на знаменитом блошином рынке Петербурга. Что вы там ищете?

- Я хожу туда как фотограф. Я уже снял там несколько проектов и сейчас снимаю бесконечный проект. Меня волнует мир вещей, когда они выложены в одной плоскости. Люди выложили их для продажи, а я нахожу в сочетании этих натюрмортов смыслы, послания. Когда я вижу искусство, я его везде снимаю. В том числе рынок на Удельной – это территория искусства. Я вожу туда экскурсии, учу людей находить шедевры. Третье – я покупаю некие предметы, которые потом превращаются в шедевры.

Нас воспитывают со всех сторон, главное – не уклоняться. Потому что всем, кто живет в Петербурге, несказанно повезло. Здесь везде культура и искусство, красота и гармония, которые тебя с утра до вечера готовы воспитывать, главное – не сачковать, не пропускать уроки.