«Готовили в дорогу шашлыки, покупали вино». Воспоминания про Чернобыль, которые стоит прочесть

26 апреля 1986 года случилась крупнейшая в истории мирного атома авария, которая произошла на четвертом блоке Чернобыльской атомной станции. За прошедшие годы об этом было написано, сказано и снято очень многое, свое видение событий раскрыли ликвидаторы, журналисты, жители окрестностей АЭС и люди, оказавшиеся в итоге на скамье подсудимых. MIR24.TV рассказывает, что можно почитать о «Чернобыле», чтобы увидеть эту историю с разных сторон: от смерти до смеха, от героизма до банального наживания на железнодорожных билетах, от технических аспектов работы станции до атмосферы на рынке Припяти.

«Репортаж из Чернобыля», Андрей Иллеш и Андрей Пральников

Спецкоры «Известий» работали в гуще событий практически все время с момента прибытия к ЧАЭС и до постройки саркофага осенью 1986-го. Журналисты по минутам воссоздают события ночи 26 апреля и того, что происходило после в Припяти, Чернобыле, Киеве, стараясь воздерживаться от однозначных оценок.

Корреспонденты как бы оправдываются за то, что под давлением властей не могли информировать население о реальной обстановке, а неведение и слухи рождали фатальные ошибки. Любое умолчание в те дни оборачивалось своей изнанкой, отмечают они и приводят следующую историю:

«Особенно запомнилась мне старушка, сидевшая на лавочке под деревьями во дворе пятиэтажного дома. Подбородок ее был ярко-желтым – бабушка пила йод. «Что же вы делаете, мамаша?» – бросился я к ней. И она мне объяснила, что лечится, что йод очень полезный и совершенно безопасный, потому что запивает она его… кефиром. Бабуся протянула мне для убедительности полупустую бутылку из-под кефира. Растолковать ей что-либо я так и не смог.

В тот же день выяснилось – в киевских клиниках больше совсем не радиационных больных, в них много людей, пострадавших от самолечения, в том числе с обожженным пищеводом. Сколько же сил потребовалось потом и газетам, и местному телевидению для того, чтобы развеять хотя бы эту нелепость».

«Чернобыль», Юрий Щербак

Большую журналистскую работу проделал украинский писатель, доктор медицинских наук, эпидемиолог Юрий Щербак, записавший и проанализировавший множество воспоминаний участников трагических событий на АЭС. Об обстоятельствах аварии и эвакуации рассказывают персонал станции, жены погибших, пожарные, врачи скорой помощи, военные, жители эвакуированных зон и даже священник. В 1986 году православная церковь отмечала Пасху 4 мая, авария произошла в субботу за неделю до праздника, в дни Великого поста.

«Наше село близко было от АЭС, мы все видели, что делается на станции, – рассказывает отец Леонид, священник села Красно-Чернобыльского района. – Церковь стояла на возвышенности. На окраине жила одна наша прихожанка. Так из ее хаты было видно, как с вертолета мешки на станцию сбрасывают. В пятницу, второго мая, я служил в два часа дня. Мои прихожане говорят: приехали из Чернобыля, из райкома партии. Будут что-то сообщать. Собрали сход посреди села, и представитель райкома сказал, чтобы к шести часам вечера люди собрались – будет эвакуация. И мы дожидались вечера. Я был среди людей, ходил по больным, причащал тех, кого надо было причастить. Там были старики и старухи, больные, которые годами лежали… А представители райкома и местного совхоза говорили, что выезжаем на короткое время, чтобы брали с собой еду и белье на три дня…»

Быстрее всех населенных пунктов, уже 27 апреля, эвакуировали Припять. Большинство очевидцев вспоминали, что массовой паники не было. Людям говорили, что уезжают они на три дня, хотя многие догадывались – это лишь маневр, чтобы провести вывоз жителей максимально быстро и спокойно.

Одним из интересных аспектов постчернобыльской действительности стал черный юмор киевлян, примеры которого приводит Щербак: «Следует максимально сократить пребывание на воздухе домашних животных. По возвращении домой их следует тщательно вытряхнуть и прогладить утюгом через влажную тряпку, развернуть среди них широкую разъяснительную работу с целью предотвращения контактов с особами, не подвергшимися дозиметрическому контролю и не имеющими справку с печатью «проверено».

«Предлагали на вершине четвертого блока поставить памятник Пушкину и написать: «Отсель грозить мы будем шведу» или так: «Здесь будет город заражен». Тогда же родилась идея плаката: «Мирный атом – в каждый дом».

Или вот: «Из соображений благопристойности не буду затрагивать огромной массы анекдотов и пословиц, посвященных – как бы это поделикатнее сказать? – сексуальной теме и вопросам сохранения потенции. Весьма популярным стал лозунг: «Если хочешь быть отцом, оберни себя свинцом».

«Чернобыльская молитва. Хроника будущего», Светлана Алексиевич

В 2015 году Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию по литературе – это первая подобная награда в истории Беларуси. Писательница любит выбирать больные для постсоветского общества темы: Великая Отечественная война («У войны не женское лицо»), Афган («Цинковые мальчики»), авария на Чернобыльской АЭС («Чернобыльская молитва»).

«По радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три-пять дней, возьмите с собой теплые вещи и спортивные костюмы, будете жить в лесах. В палатках. Люди даже обрадовались: поедем на природу! Встретим там Первое мая. Необычно. Готовили в дорогу шашлыки, покупали вино. Брали с собой гитары, магнитофоны. Любимые майские праздники! Плакали только те, чьи мужья пострадали», – приводит Алексиевич рассказ жены погибшего пожарного Василия Игнатенко Людмилы.

Вскоре облученных пожарных отправили в Москву, в шестую больницу на Щукинской. Героиня Алексиевич вспоминает заведующую клиникой при Институте биофизики, доктора медицинских наук, врача-радиолога Ангелину Васильевну Гуськову, от которой 23-летняя женщина скрыла свою беременность, чтобы ухаживать за мужем. Позже ее тайна открылась, но было уже поздно: дочка родилась с циррозом печени и пороком сердца и умерла в тот же день.

«Он лежал уже не в палате, а в специальной барокамере, за прозрачной пленкой, куда заходить не разрешалось. Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под пленку, вводить уколы, ставить катетер... Но все на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться... Отсовывать... И пробираться к нему... Возле его кровати стоял маленький стульчик... Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти, ни на минуту. Звал меня постоянно: «Люся, где ты?
Люсенька!» Звал и звал...

Другие барокамеры, где лежали наши ребята, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказались, требовали защитной одежды. Солдаты выносили судно. Протирали полы, меняли постельное белье... Полностью обслуживали. Откуда там появились солдаты? Не спрашивала... Только он...».

«Живая сила. Дневник ликвидатора», Сергей Мирный

Довольно грубо написанная, но содержащая много фактических деталей (например, данные замеров) книга химика, служившего командиром взвода чернобыльской радиационной разведки. Автор не скрывает ничего, например, начинается повествование с описания расстройства желудка, вызванного радиацией, от которого мучился новоприбывший в зараженную зону. Есть моменты и смешные, и предельно серьезные. Мирный сравнивает 30-километровую зону отчуждения вокруг АЭС с Зоной из «Сталкера» Тарковского, а себя в шутку называет командиром взвода сталкеров.

«Мы скользили взглядом по настоящей зоне, каждый видел собеседника через колючую проволочную паутину на столбах… За спиной «науки» (ученого – Прим.ред.) – пустая, полуразграбленная Припять. «Мерзость запустения»… Грязно-зеленый угловатый броник у колючей проволоки, мертвый «парк культуры и отдыха», над лесом торчит ввысь огромный разноцветный круг – аттракцион «чертово колесо»… А перед внутренним взором бегут кадры фильма Тарковского, которые удержались в моей памяти и которые по-иному мне уже не увидеть больше никогда…».

«Ликвидатор», Сергей Беляков

Студент ДХТИ (Днепропетровского химико-технологического института) Сергей Беляков отправился на ЧАЭС добровольно, в порыве желания быть полезным, применить свои профессиональные навыки. В августе 1986 года он отработал на станции 15 дней подряд, совершив за это время 23 ходки. Книга подкупает хорошо переданным студенческим мироощущением – с соответствующим юмором, сленгом и любопытными подробностями ликвидаторского быта, которые делают рассказ живым, а воздух Зоны – почти осязаемым:

«В батальоне еще до меня был выработан своего рода «флотский шик» – пренебрежение к форме, своеобразный немой протест против закоснелости начальства, не желающего считаться со спецификой нашей жизни и работы и упрямо старающегося загнать нас в рамки рутинных войсковых сборов. Мой начальник Игорь, например, пользуясь тем, что он ежедневно вывозил команду на прачечную, по приезду со станции ходил по батальону в белом костюме, шапочке и бахилах оператора машзала. Разведка, та вообще старалась по возвращению с задания сразу же сбросить форму. Часто можно было видеть на офицерах странное сочетание армейских брюк и домашних тапочек без задников, или футболки «Сочи-85» с белыми штанами оператора. На то она и разведка, чтобы манкировать правилами...

Лафа закончилась после разрезания красной ленточки на новых гальюнах. Частые хождения посторонних начальников через наш батальон привели к неминуемому итогу. Какому-то чину из штаба, может быть, даже самому комбригу, не приглянулись тапочки на ногах торопливо козырнувшего ему разведчика. Разнос был спорым. На вечерней летучке комбат, с багровым от злости лицом, прогудел: «Шоб ни одного заср...ца без формы снаружи палаток я не видел! Не армия, а пансионат, туда вас растуда... Б...дей скоро водить станут!» Мы переглянулись. Кто-то тихо сказал: «Было бы клево...».

«Чернобыль. Как это было», Анатолий Дятлов

Апокалипсис в раю

Как США проводили ядерные испытания на острове Бикини