Укол от рака: как в Петербурге создают вакцины от онкозаболеваний и спасают даже умирающих пациентов

Поселок Песочный. Курортный район Петербурга. Любой водитель знает – пробки в этом направлении бывают в любое время дня, недели и года. И дело не в чистом лесном воздухе и живописных видах побережья Финского залива. Здесь находится крупнейший федеральный онкологический центр на Северо-Западе России – НМИЦ онкологии имени Н. Н. Петрова. Это огромное количество корпусов, амбулаторий, клинических подразделений и лабораторий.

В одной из них уже четверть века трудятся над созданием и усовершенствованием противоопухолевых вакцин – «методом последней надежды» для больных, которым больше не помогает ни одна из других терапий.

Клеточный спецназ

Чтобы попасть в лабораторию научного отдела онкоиммунологии, одеваться приходится, как в операционную – двойные бахилы, маски, халаты, шапочки, перчатки. Точно в такой же амуниции здесь полный рабочий день трудятся ученые. Такие меры предосторожности – не для красивой картинки: врачи-онкологи работают с живыми клетками пациентов, которые берут из их крови. Но не все подряд. В ход идут лишь дендритные клетки. Это высокоспециализированные структурные единицы. Словно молекулярный спецназ, в отличие от обычных моноцитов – белых кровяных «мусорщиков», они служат более высокой цели.

«Дендритные клетки – высокоспециализированные. Их так называют, потому что они не отвлекаются ни на какой, скажем, клеточный мусор. Они только ищут чужеродное что-то. Для того, чтобы его захватить и отторгнуть. Опухолевые клетки очень сходны с клетками нормальными – опухолевых антигенов там может быть небольшое количество, так вот, дендритные клетки могут распознавать даже такие замаскированные раковые образования, если их в лабораторных условиях обучить это делать» – говорит доктор медицинских наук, заведующая научным отделом онкоиммунологии НМИЦ онкологии им. Н. Н. Петрова Ирина Балдуева.

Вырастить вакцину

Выращивание таких «противоопухолевых вундеркиндов» – вакцины – длится 10 дней беспрерывной лабораторной работы. Сначала простые кровяные клетки собирают, после чего лишние эритроциты отделяют от нужных нейтрофилов, которые обладают более сильной проникающей способностью в тканях организма. Это делают с помощью центрифуг. Затем их начинают выращивать в специальных инкубаторах. Практически каждый день к ним подсаживают питательные вещества – что-то вроде витаминов и БАДов – факторы созревания и роста. Для того, чтобы активность и количество клеток соответствовало норме. За этим следят под 400-кратным микроскопом.

«Чистота вакцины крайне важна, поэтому в лаборатории все бесконечно обрабатывается. Для того, чтобы в этом убедиться, мы отправляем нашу вакцину на бактериологический посев – в бактериологическую лабораторию. И там смотрят, чтобы не было никакого лишнего пророста бактерий. Но, в целом, мы даже на глаз всегда видим – прозрачная ли образовывается среда или мутная, то есть мы уже заранее видим, если есть пророст. У нас такого практически не бывает», – объясняет Ирина Балдуева.

Биобанк

Но дендритные клетки, которых в крови человека меньше 1%, недостаточно просто вырастить. Их нужно еще обучить – точнее натренировать на распознавание чужеродных генов. Самых разных и сложных опухолевых клеток. Для этого в МИЦ онкологии имени Н. Н. Петрова есть биобанк, где хранятся не только образцы всех опухолей человека. Там есть и раковые антигены, которых в нормальных тканях организма либо нет совсем, либо совсем минимальное количество. Все это своего рода библиотека, которую дендритные клетки должны выучить наизусть – знать своего врага в лицо – точнее в гены. Все образцы законсервированы в криохранилищах под температурой чуть меньше 200 градусов по Цельсию.

«Здесь хранятся образцы всех опухолей – как первичные, так и метастатические опухоли различных видов, например, саркома мягких тканей. Но есть здесь и просто жидкость, которая богата продуктами жизнедеятельности опухолевых клеток. Без всего этого невозможно изучать клеточные культуры и разрабатывать клеточные препараты», – рассказывает кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник научного отдела онкоиммунологии НМИЦ онкологии имени Н. Н. Петрова Татьяна Нехаева.

Скажи мне, кто тебя окружает

Разнообразный набор образцов позволяет изучить опухолевое микроокружение, которое состоит из различных клеток, например из клеток, которые формируют сосуды и питают опухоль. Их постоянное взаимодействие с клетками новообразования сопровождается появлением разнообразных молекул – в том числе тех, что блокируют работу иммунных клеток и способствуют дополнительному росту опухоли. Исследуя эти клетки, специалисты прогнозируют возможный ответ пациента на лечение, дальнейшее течение и исход болезни.

«У нас есть пациенты, у которых остановился рост серьезной опухоли. И ситуация сохраняется на протяжении уже нескольких лет. То есть опухоль существует, но опухолевое микроокружение не дает ей развиваться дальше. То есть идет контроль над заболеванием. Это как при диабете или сердечно-сосудистом заболевании – пациент получает лекарственное лечение и живет обычной жизнью. Наша вакцина становится одним из видов комплексного лечения рака», – говорит доктор медицинских наук, заведующая научным отделом онкоиммунологии НМИЦ онкологии им. Н. Н. Петрова Ирина Балдуева.

40 на 60

Онкоиммунологи надеются на то, что прививка от рака в скором будущем станет такой же доступной, как, к примеру, лекарственные препараты от какой-нибудь гипертонии. Тем более, индивидуально разрабатываемую вакцину от рака вводят внутрикожно, как детскую прививку. В межлопаточную область. Достаточно трех штук. Четвертый укол делают на раковый антиген. Это что-то вроде реакции Манту – для того, чтобы понять, развивается иммунный ответ на опухоль или нет. В среднем организм отзывается на вакцину в 40% случаев. Эта цифра могла бы быть куда больше, говорят врачи, но пока их метод имеет лишь статус экспериментального, а значит, лечить вакциной наряду с другой терапией они могут лишь пациентов на терминальных стадиях.

«Пациенты, согласно установленным правилам, сначала должны получить стандартное лечение – стандартные линии терапии. Например, гормоночувствительный рак молочной железы. Для того, чтобы пациент дошел до нас, сначала он должен получить 3 линии гормонотерапии. То есть он получает терапию – прогрессирование. Его переводят на другой вид терапии – прогрессирование. На третьем этапе или линии к ней добавляется еще химиотерапия. А мы бы очень хотели, чтобы вакцинотерапию можно было подключать в поддерживающем режиме до того, как будут перепробованы другие методы. Ведь все очень зависит от того, насколько человек ослаблен. Люди зачастую приходят к нам уже слишком истощенные химио- и лучевой терапией», – рассказывает Ирина Балдуева.

100 решающих миллионов

В НМИЦ онкологии им. Н. Н. Петрова над вакцинами одновременно работают четыре человека – в две смены. Иммунную терапию на том или ином этапе постоянно получают 60 человек. Одним ее вводят каждые две недели, вторым – раз в месяц, третьим – раз в три или шесть месяцев. С 1998 года вакцина помогла 900 человек. Многие из них по-прежнему живут со стойкой ремиссией. Но нельзя забывать о таком феномене, как развитие вторых первичных опухолей. Это возникновение рака в других органах у тех, кто уже переболел онкологическим заболеванием. Особенно в юном возрасте. Поддерживать иммунную систему таких пациентов чрезвычайно важно. Но клеточная вакцина на основе крови самого пациента остается платной. Чтобы сделать ее доступной, нужно включить этот метод в клинические рекомендации. А для этого – пройти три фазы исследований. Две из них уже позади. Осталась последняя. Она требует как минимум 100 миллионов рублей. Интерес Минздрава, как нам подтвердили онкоиммунологи, в финансировании решающей стадии есть.