Андрей Кончаловский: Многие режиссеры хотели работать с Айтматовым. ЭКСКЛЮЗИВ

В эти дни весь мир вспоминает творчество кыргызского и советского писателя Чингиза Айтматова. 12 декабря ему исполнилось бы 90 лет. Имя известного прозаика увековечено не только на страницах литературы, но и в кинематографе. Например, первая полнометражная киноработа режиссера Андрея Кончаловского «Первый учитель» была снята по повести Айтматова. Почему режиссер выбрал именно это произведение для своего дебюта? Что поменял в сценарии и как к этому отнесся сам автор? Как выдающийся кыргызский писатель помог ленте пробиться на большие экраны? Об этом и многом другом Кончаловский рассказал в интервью для программы «Евразия. Дословно» на телеканале «МИР 24».

Для первой полнометражной картины вы выбрали повесть Чингиза Айтматова «Первый учитель». Почему?

Кончаловский: Я вообще не собирался снимать Айтматова. У меня был сценарий, который мы написали с советским сценаристом Геной Шпаликовым, долго над ним работали, мне казалось это очень интересным. Но так случилось, что мне позвонил сценарист и документальный режиссер Борис Добродеев, который написал сценарий по рассказу Айтматова, и спросил, не хотел бы я посмотреть. Мне показалось, что это достаточно интересно, я посмотрел повесть. И прочитав ее, я стал думать, возможно ли из нее сделать сценарий, который был бы для меня более интересным с точки зрения драматургии. И мне захотелось искать уже в какую-то сторону более жесткую, с идеей революции в раскаленной и распаленной тональности. Вообще, об Айтматове мы слышали очень много от нашего учителя во ВГИКе Михаила Ильича Рома, который очень любил его. Он говорил – вот новый лауреат Ленинской премии, молодой писатель из Кыргызстана. Он очень высоко его ценил, поэтому я о нем достаточно слышал еще до того, как мне предложили сценарий.

Что в сценарии вы переделали, что своего внесли?

Кончаловский: Вы знаете, вот эта непримиримость исторического нетерпения, что свойственно молодым революционерам, непримиримость и жестокость – этого в повести было очень мало. Герой сажал тополя, и сама повесть начинается с того, что после долгих лет девушка приезжает в село, а там аллеи из тополей, которые посадил учитель. А мы пришли к выводу, что там один тополь всего и учитель в конце картины его срубит. Концепция резко повернулась в сторону революционной безжалостности, неких жертв. И в этом смысле герой был достаточно фанатичен. Он мне казался интересным. Поэтому, когда сценарий был закончен, я с большим опасением дал его автору, а он прочитал и сказал – хороший сценарий. Это было для меня колоссальное открытие величины измерений этого писателя. Он был большой философ, крупный человек, мудрый, терпеливый. И он не приложил начинающего режиссера, не сказал – зачем вы переделали мою повесть, она совсем о другом. Нет, он принял это. И это стало для меня большим сюрпризом и очередным открытием его величины. И он потом очень поддержал картину. Если бы не он, то картину запретили бы окончательно, потому что, когда я снял картину, ЦК отнесся к ней как к антисоветской. Ее положили на полку, а Чингиз пошел в ЦК в Москве, к секретарю Суслову и пробил путь фильму. 

Какое у вас было первое впечатление, когда вы увидели Айтматова?

Кончаловский: Застенчивый. Он такой интроверт, который смущался, в нем была такая сдержанная чистота. Он с большим достоинством нес все регалии, которые он получал, в нем не было никакого самолюбования или нарциссизма. Чингиз был не только интеллигент, он был настоящий аристократ. Аристократ духа. Очень интересный характер. Отличный русский язык. 

Режиссеры, которые с ним работали, говорили, что он идеальный автор для режиссера. Вы тоже так считаете?

Кончаловский: Дело не в этом. Он же не автор для кино. Он настоящий прозаик, он не сценарист. Его проза, его образы – это достижение литературы. Другое дело, что такие вещи, которые он писал, они всегда возбуждали воображение кинорежиссеров. Но чем дальше он двигался в своем литературном пути, тем сложнее были его вещи и переставали быть кинематографическими.

Как вам удалось найти такое красивое место, где снимался аул?

Кончаловский: Любое место можно снять красиво, а можно снять некрасиво. Это ведь, как посмотреть. Художник – это не тот, кто ищет красивое место, а тот, кто ищет определенный угол зрения на то, что он видит. Красота – это вещь относительная. Снимать в Кыргызстане для меня было, как за границу уехать. Когда я летел туда, самолет был полон иностранцев – все говорили на кыргызском. Но я летел в великолепную и интересную страну, где нация очень высокого класса, в страну с тонкой культурой. 

В первой сцене учителя окружают местные жители. Как вам удалось договориться, чтобы они участвовали в картине?

Кончаловский: Я вообще умею договариваться. Собрать людей не очень сложно, а вот сделать их способными реагировать, а не стоять истуканами – это сложнее уже. Это работа тонкая и психологическая. Я тогда был под влиянием японского режиссеры Акиры Курасавы, я очень много у него заимствовал. Нельзя украсть суть, можно украсть форму, можно подделаться под кого-то, но суть украсть нельзя. Суть – это глубокая правда человеческих отношений. Что волнует в любой истории? Не история. Волнуют отношения человеческие, глубина, интенсивность чувства, которое испытывает зритель. Если зритель перестает жевать попкорн, значит, он приобщается к киноискусству. Это самое главное. Поэтому я желаю всем своим зрителям ходить на картины, где нельзя жевать попкорн.