Эксперт подсчитал убытки от аварий на «Северных потоках»

Давление в «Северном потоке 2» стабилизировалось. А это значит, что газа там больше нет. А было его, не много не мало, на 2 млрд евро. Кому больше всех выгодна диверсия на международном газопроводе? Об этом телеканал «МИР 24» спросил заместителя генерального директора Института национальной энергетики Александра Фролова.

– Давайте начнем с ущерба, который сейчас получила Россия. В какую сумму его можно оценить? Помимо тех 2 млрд евро, или, получается, 105 млрд рублей в пересчете на наши деньги, которые уже вылетели в трубу в самом буквальном смысле слова.

Александр Фролов: 2 млрд – это один из вариантов подсчетов. Там в четырех трубах, которые были повреждены, находилось 800 млн кубических метров газа. И 2 млрд получается, если мы их умножим на текущие спотовые котировки. Но тот газ не продавался по текущим спотовым котировкам. Поэтому было бы несправедливо его так считать. Его было бы справедливей посчитать по тем ценам, по которым он продавался в третьем квартале текущего года. Это около тысячи долларов за тысячу кубических метров. И, соответственно, тысяча долларов за тысячу кубических метров, или доллар за кубометр. Тогда 800 млн кубических метров – это? Я думаю, все справятся с необходимыми подсчетами.

«ЕС решил, что он – рынок покупателя, но глубоко ошибся»

Эксперт объяснил причины роста цен на газ в Европе

То есть, подчеркну еще раз. Все эти подсчеты носят умозрительный характер. Мы пока не определились, не было консенсуса о том, как именно считать ущерб. Да, улетучился газ в пределах где-то $800 млн, да, они уже в атмосфере. Метан легче воздуха, то есть он поднимается до поверхности воды, поднимается дальше. Дальше на высоте несколько десятков метров дует ветер, он начинает естественным образом снижать концентрацию метана. И в итоге какого-то значимого воздействия на окружающую среду он не будет наносить. Хотя этот фактор тоже можно было бы посчитать, какой экологический ущерб нанесен. Но пока что таких подсчетов финансовых нет.

Далее, мы должны вспомнить о том, что сами трубы чего-то стоят. И строительство двух газопроводов – «Северного потока» и «Северного потока-2», обошлось примерно в 10 млрд евро каждый. Но не 100% этих средств, то есть не 2 млрд заплатила Российская Федерация. Заплатил, точнее говоря, «Газпром». Он заплатил лишь половину от этой суммы, потому что вторая половина – это деньги партнеров. Европейских компаний, которые принимали участие в строительстве и дальше в эксплуатации газопровода «Северный поток». Или же обеспечивали инвестиции в строительство «Северного потока-2». При том «Северный поток» уже к настоящему моменту полностью окупил себя, уже несколько лет как. Поэтому напрямую говорить о том, что столько денег было вложено, и они теперь все потеряны, не приходится, потому что все эти деньги были отбиты.

А про «Северный поток 2» подобное сказать невозможно. Потому что в прошлом году газопровод был достроен, но эксплуатироваться он не эксплуатировался. Потому как наши европейские партнеры решили, что: «Ой, а зачем?» К настоящему моменту газопровод, в принципе, вряд ли был бы запущен. Хотя он оставался такой палочкой-выручалочкой для Европейского союза, которую можно было бы задействовать, если бы у Европейского союза появились совсем уж жесткие входящие обстоятельства на газовых фронтах.

Ну вот, подытоживая эту мысль, я замечу следующее. Что потери, безусловно, значительные, потери колоссальные. Сюда мы еще даже не привлекли такой показатель, как затраты на ремонт. Потому что, по моему убеждению, ремонта не будет.

– Но тогда логичное продолжение этой темы, потому что уже прозвучало, что деньги вкладывала не только Россия, не только «Газпром», но были инвесторы и с той стороны. И логичной была и тема, а кто с той стороны больше всего пострадал? Какие экономические потери от этих повреждений?

Александр Фролов: Пострадали все участники. То есть, если мы берем какие-нибудь крупные компании вроде Uniper, любую компанию – участника этих проектов можно взять, и их потери будут примерно равны. То есть их доли равны, и их потери, соответственно, равны. Потери превышают миллиард евро на каждом из проектов.

Меня, знаете, очень позабавило, что ряд политиков, а также ряд экспертов, в том числе некоторые энергетические эмигранты российские, которые теперь там и делятся своим опытом и невероятными знаниями с окружающими. Так вот, они все заговорили о том, что, возможно, это сделала Россия. Пока все в Европе скоромно замечают, что, возможно, это сделала Россия. А в США никто скромно так себя не ведет. Там уже говорят о том, что это сделала Россия.

Но самое главное объяснить, а почему это сделала Россия? Здесь мы упираемся в простой вопрос, ряд простых объяснений, которые приводятся. И одно из объяснений, тоже, мне кажется, стоит упомянуть в этой части. Россия не поставляла газ по этим газопроводам, а она обязана была газ поставлять, у нее были контрактные обязательства. И значит, если бы не произошли вот эти события с «Северным потоком 2» и «Серверным потоком 1», то России бы пришлось выплачивать колоссальные штрафы своим европейским покупателям, от $10 млрд до $30 млрд пришлось бы заплатить. А теперь Россия может объявить форс-мажор, и теперь ей не нужен будет отвечать по этим контрактным обязательствам.

Почему я упоминаю это? Я хочу и нашим зрителям, и, может, кто-то из многомудрых экспертов посмотрит нашу беседу и вспомнит простую вещь. Что «Газпром» объявил о форс-мажоре в середине июня, когда он не смог прокачивать газ из-за проблем с газоперекачивающими агрегатами, которые должна обслуживать компания Siemens. Компания Siemens свои контрактные обязательства не исполнила, из-за этого «Газпром» не смог исполнить свои контрактные обязательства. Ну а по ряду направлений возникли проблемы, связанные с санкционным противостоянием. Ну, например, возникли проблемы с украинским направлением, связанным с противодействием Киева по прокачке нашего газа через территорию Украины. Я понимаю, как это звучит в текущих условиях, чтобы качать газ через территорию Украины. Но это происходит. И санкционное противостояние помешало прокачивать газ через территорию Польши. Форс-мажор был объявлен тогда. И придумывать что-то еще, тем более взрывать имущество на 20 млрд евро или долларов. Сейчас это примерно одно и то же, поэтому буду называть то одну, то другую валюту.

– Но тут, как в таких случаях говорят, если называть это диверсией, как вы говорите, то тут ищи, кому выгодно, как всегда это говорят. У Соединенных Штатов экономическая выгода в данной ситуации в чем?

Александр Фролов: Собственно говоря, это единственная страна, у которой есть прямая экономическая выгода от произошедшего. Но когда произносится такая фраза, многие начинают говорить: «Все, сейчас они как свой сжиженный природный газ начнут продавать в Европу». Сразу оговорюсь, у Соединенных Штатов как у государства нет никаких инструментов, которые бы влияли на направление поставок газа. Газ продается не государству. Нет ни одной государственной компании, которая бы этим занималась. Более того, реализацией американского газа занимаются, как правило, вообще не американские компании. А сам газ идет туда, где за него больше платят. То есть если больше платят в Европе, а сейчас больше всех на свете платят в Европе, то газ идет туда. Не надо кому-то приказывать, что идите туда, продавай туда.

Поэтому что в Европе сложились обстоятельства, что именно с января цены на газ на биржах оказались выше, чем в Азии. Поэтому часть газа, которую можно бы было перебрасывать между рынками, ориентируясь только на цену, а не весь газ можно перебрасывать. Так вот, та часть газа, которую можно было перебрасывать, ее и перебросили. Прямой экономический интерес заключается в ином. Прежде, чем перейти к экономике, заметим, что есть такая штука, как политика. Политика, как говорил классик, – это концентрированная экономика. А если политические обстоятельства, которые приносят некую выгоду, а именно, Евросоюз только вот 26-27 сентября, обрубили путь к отступлению. Теперь, даже если они очень захотят, невозможно пойти на поклон к Российской Федерации и просить: «Давайте включим «Северный поток 2». Я в принципе сомневался, что кто-то этим займется из нынешних европейских лидеров. Даже теоретически возможность теперь все, отсечена, ее нет.

А в чем же экономическая выгода там же Штатам от текущих обстоятельств? Выгода очень простая: как на протяжении последнего года, когда в Европе закрываются предприятия, а часть предприятий, которые не закрываются, Европу покидают. То есть понятно, мы не говорим про всю совокупность промышленных предприятий Европы. Но происходит сокращение промышленного сектора либо за счет прямого закрытия или приостановки работ, либо за счет того, что предприятия уходят из Европы и переориентируют свои мощности с точки зрения локализации либо в Соединенных Штатах, либо в Китае.

Соединенные Штаты получают то, что они хотели на протяжении последних лет четырнадцати. А именно провести реиндустриализацию. Пусть это не будет масштабная реиндустриализация. Но, с одной стороны, к вам бегут специалисты, предприятия. А проблема Соединенных Штатов во многом была именно со специалистами, с инженерами, если на то пошло. Вот такой экономический интерес есть у наших американских партнеров. То есть вы, нанося удар по энергетике, по связям Европы с Российской Федерацией, наносите удар по европейской экономике. При том наносите этот удар в ходе крупного энергетического кризиса, который длится уже больше года. Этот крупный энергетический кризис бьет по вашей экономике, которая до сих пор окончательно не оправилась после кризиса пятнадцатилетней давности, то есть после кризиса 2007 года. Он тлел все это время. И вот те невылеченные последствия кризиса начинают давать о себе знать. Ваша экономика тоже начинает страдать. И тут рядом находится ваш дорогой, замечательный торговый партнер. За счет которого мы можете немного поправить свое состояние. Навредив крупным двум противникам, которых вы сами определяете как противников: Китаю и Российской Федерации. Здорово? Прекрасно, чтобы такое не сделать. То есть, с точки зрения Соединенных Штатов, происходящее – это просто замечательно, и пусть так и будет дальше. Получится ли все у них? Это уже вопрос.